Umpawaug Pond и соломенная шляпка

Дни сейчас короткие, уже в самом начале четвертого солнце опустилось низко и огненным глазом заглянуло в окно на втором этаже, где я сидел на диване. А диван находился в маленьком городке на юго-западе Коннектитута. Под влиянием солнечного взгляда я решил, пока светло, пройтись до красивейшего Umpawaug Pond, который находился в двадцати минутах ходьбы от меня.
Я много раз бывал на том его участке, где прямо вдоль берега проложена железная дорога и параллельно ей тянется Simpaug Turnpike.
Дорога туда довольно тяжелая, потому что падает с холма круто вниз, а обратно приходится взбираться на подъем.
Однако, как говорится, охота пуще неволи, я спустился, вышел на Simpaug Turnpike, и в это время мимо меня прогромыхал поезд, что случается довольно редко.
Теперь можно было спокойно пройтись по деревянным шпалам вдоль железной дороги, присыпанной по сторонам крупным гравием. Недавно её отремонтировали, заменили шпалы и прикрепили у ним рельсы вместо костылей толстымим болтами.

Шагая по железнодорожному полотну, вспоминал свое новосибирское детство. Дом в котором мы жили, стоял совсем недалеко от сортировочной горки, где толкаемые допотопным паровозом, прозванным кукушкой, с визгом и лязгом катились вниз грузовые вагоны, а усиленный динамиками женский голос отдавал команды. Я много раз с соседскими мальчишками бегал туда смотреть, как пыхтит паровоз и раскатываются вагоны. Это врезалось мне в память навсегда, и вид железнодорожного полотна никогда не оставляет меня равнодушным. Подобрал там в качестве сувениров железный костыль и толстый болт, которыми теперь прикрепляют рельсы к шпалам вместо костылей.
Потом. перейдя через железнодорожные пути, вышел к самой воде. В спокойную погоду в ней, как в большущем, площадью в 12 акров, зеркале, заключенном в шикарную раму из лиственного леса, отражаются богатые особняки, привольно располажившиея на противоположном берегу пруда.

Вдоволь налюбовавшись местными красотами, я задумался над тем, как же появилась здесь эта поистине великолепная достопримечательность, ведь коли это не озеро а пруд, то значит кто-то его создал.
Устроившись на своем любимом диване, погулял по интернету и узнал новое для себя имя одного из наиболее влиятельных мастеров фотографии XX века Эдварда Стайхена. Он был не только ярким представителем художественной фотографии, но является также одним из основателей жанра модной фотографии
В 1929 году Э.Стайхен купил в районе коннектикутского городка Реддинг участок земли площадью в 400 акров под названием Umpawaug Farm, а на следующий год перегородив плотиной протекающую там речушку, создал посреди замечательного девственного леса одноименный пруд. Сейчас к его берегам прижались дорогие и красивые усадьбы.
И еще несколько слов о Стайхене. Он родился в Люксембурге в 1879 году. Его родители из-за финансовых проблем в поисках лучшей жизни эмигрировали в США, когда ему еще не было и года. Так что фактически он всю свою жизнь провел в Америке и умер в Вест Реддинге в 1973-м году. А чтобы показать какой величиной Стайхен был в фотографии, упомяну о том, что в 2006 году фотография “Озеро в лунном свете”, сделанная им в 1904 году, была продана на аукционе “Сотбис” почти за три миллиона долларов, установив тогда абсолютный ценовой рекорд.
Однако, вернемся в наши времена. На следующий день после моего визита на берега Umpawaug Pond мы с женой решили осуществить давнюю мечту своих школьников - внука и внучки..
После недолгих утренних сборов поехали на машине, в относительно недалеко расположенную к северу-западу от нас в нью-йоркском Dutchess County, Lilymoore Alpaca Farm, чтобы пообщаться там с альпаками - симпатичными представителями семейства верблюдовых. Альпаки являются ближайшими родственниками лам, но ламы покрупнее.
Выезжали из осеннего городка, а попали в настоящую зиму. Вся обширная, лесистая территория фермы была покрыта толстым слоем снега, который выпал там вчера. Так что нам пришлось ходить по лесу, протаптывая тропинки в достаточно глубоком снегу.
Визиты туда расписаны по часам, и принимают желающих, в которых нет недостатка, лишь небольшими группами. Каждому из десяти посетителей было выдано по альпаке, которых поочереди, надевая на них уздечки, выводили из открытого загона, где их было голов пятнадцать. Причем это были только самки. Выпавший на них ночью снег растял, и их длинная шерсть, цвет которой у разных особей начинался с белого с желтизной и с переходами заканчивался темно-коричневым, была мокрой.
К ограде загона изнутри была приделана большая круглая кормушка, заполненная сеном. Альпаки засовывали туда голову, чтобы полакомиться, и некторые из них приобретали таким образом настояшие шляпки, из прилипшитх к их плоским, мокрым головам соломинок и сухих травинок. Одну такую, доставшуюся моей одиннадцатилетней внучке, я тут же назвал “Соломенная шляпка”, вспомнив замечательный одноименный комедийный фильм, снятый Эльдаром Рязановым по сюжету старинного французского водевиля.

Наша “Соломенная шляпка” была очень симпатичной и послушной, хотя, по-моему, шляпка была сильно надвинута ей на глаза.
В качестве гижов руппу сопровождали две женщины. Спросил у одной из них, есть ли на ферме самцы. Она ответила, что есть шесть самцов, но они довольно своенравны, упрямы и менее послушны, поэтому для прогулок с туристами их не используют.
Сам тур заключался в прогулке по территории фермы с остановками в красивых местах и кормежке альпак прессованными травяными палочками толщиной с пластиковую трубочку для коктейлей и длиной с фалангу пальца. У сопровождающих группу работниц фермы их был большой запас, а для альпак эти палочки, видимо, являются большим лакомством, потому что они поедали их наперегонки и с большой охотой.
К концу тура нас подвели к загону с самцами. Один из них, самый любопытный, а может голодный, был очень активен и все время улыбался, показывая крупные, кривые зубы. Хотя не исключено, что у него от рождения был неправильный прикус, но бедняге в детстве не устанавливали брекеты для его исправления.

В общем прогулка с альпаками нам очень понравилась. Надеюсь, что и мы им тоже понравились.