Брошенные и забытые

В наше время на выставках современного искусства нередко можно увидеть произведения, созданные с использованием обычных вещей, которые чуть ли не вчера, да и сравнительно давно тоже, присутствовали практически в каждом доме.

Вид этих предметов, включенных в общую композицию коллажа, инсталляции или ассамбляжа способен вызвать у зрителя воспоминания детства, ощущение легкой ностальгии по навсегда исчезнувшему прошлому. А иногда и чувство некоторой жалости к неодушевленным вещам и предметам, которые когда-то были нужны, изготовлены и проданы, а теперь забыты и выброшены. Но потом какой-то художник их нашел и дал им новую жизнь, и они вдруг приобрели новый смысл, звучание и значение, побуждая человека задуматься, включить фантазию и домыслить увиденное.

Но не всем вещам так повезло, потому что есть выброшенные и никогда не найденные, и есть заброшенные и забытые.

Но при всём при том, я полагаю, что иногда сама жизнь, случай и время создают из таких предметов композиции, возникающие без всякого специального замысла и умысла.

Например, на углу Plumb 3rd Street и Shore Parkway доживает свой век жестяной краб-бокоход на деревянном телеграфном столбе. Видимо, когда-то он рекламировал находящийся поблизости в тупиковой части Emmons Avenue “Clemente’s Maryland Crab House”. Но о крабе забыли. А выше краба к тому же столбу прикреплены три указателя, направленные в три разные стороны.

Глядя на эту пространственную композицию, созданную неведомым творцом, я вспомнил картину Виктора Васнецова “Витязь на распутье”. Понурившись, сидит он в задумчивости на коне перед Вещим камнем. Куда ни поедешь - везде плохо. Вот и краб-тугодум, глядя на стрелки, так долго размышлял, где же тот самый Crab House, что кусок жести, из которой он был сделан, изрядно проржавел, из-за чего бедолага уже лишился одной ноги, да и краска с него во многих местах слезла.

Мораль проста: нельзя думать слишком медленно и долго - решайся! Иначе заржавеешь.

А буквально через несколько дней, надо же такому случиться, я увидел в другом месте нечто подобное, хотя и не совсем. Гуляя по Emmons Avenue вдоль канала, свернул я, ведомый каким-то шестым чувством, на третий пирс и там увидел прибитый к свае скелет крупного, с сохранёнными перепонками между ребрами и плавниками, морского окуня. Наверное, рыбак таким образом решил оповестить всех о своём отличном улове и последовавшем за этим пиршестве.

Этот ассамбляж из сваи с приколоченным к ней гвоздями рыбьим скелетом, напомнил мне натюрморт Оскара Рабина с рыбой и газетой “Правда”. И тут и там - напоминание о трапезе. Только у Рабина селедку еще только собираются съесть, предвкушая грядущее событие. Мне всегда представлялось, когда я смотрел на эту картину, что сейчас хозяин селёдки, который прихватив в Красном уголке своего завода газету “Правда”, используемую им исключительно в качестве скатёрки, расстелет её на скамеечке, достанет “чекушку” водки, вытащит из кармана заранее приготовленную головку лука и завернутую в обрывок той же газеты горбушку ржаного хлебца, выпьет и отлично закусит. Но скорее всего он пригласит к застолью двоих своих товарищей, те добавят водочки, и они втроём всесторонне и основательно обсудят ход перевыполнения текущей пятилетки.

А на нашинском причале, в отличие от картины Рабина, окуня уже съели. Это финиш трапезы. И сухой, но выразительный объедок - наглядное тому подтверждение. А также своеобразное выражение некоего эстетического чувства, возникшего на сытый желудок.

В другой раз шагая по дорожке вдоль Avenue U, я заснял там заброшенный информационный щит, а потом и скамейку под сакурой. На краю скамейки лежал маленький букетик и висел белый мешочек, из которого выглядывал край чёрной коробки.

Такие вещи вызывают во мне ностальгическое чувство. И щит зачем-то был установлен, и на скамейке кто-то сидел с букетиком и ждал кого-то с гостинцем в мешочке, но не дождался.

А потом я вспомнил о яхте, выброшенной в начале нынешнего года на Plumb Beach недалеко от нового Lew Fidler Park. Она так и стоит там до сих пор, хозяин ее не нашелся.

Понятно, что любые вещи со временем стареют, но здесь время явно полетело с невообразимой скоростью, опровергая теорию относительности Эйнштейна, а заодно и теорию Большого Взрыва. Этот факт должен заинтересовать физиков-теоретиков, но может быть в первую очередь, как где-то говорилось, культпросветработников.

Этот реди-мейд (вспомним “Фонтан” Марселя Дюшана) трудно притащить на какую-либо выставку из-за его размеров, но посмотреть на него может каждый, кто выйдет на берег в районе упомянутого мною парка.
Дело в том, что когда я впервые увидел эту яхту, она являла собой солидное судно с поднятым парусом, которое стояло на мели, сильно накренившись. Его днище ниже ватерлинии, киль и судовой руль густо обросли водорослями и ракушками. В тот день на берег порывами налетал ветер, белый парус то вздувался, то опадал и казалось, что яхта тяжело вздыхает, печалясь о своей участи.

Через неделю парус был спущен, а иллюминаторы разбиты. Потом яхту развернуло приливом и ветром на 180 градусов. Затем парус исчез и было выломано бортовое ограждение на носу. Пропуская дальнейшие стадии её разгрома, могу сказать, что к сегодняшнему дню яхта основательно раздолбана, она лишилась мачты, а весь ее корпус разрисован граффити. Теперь яхта выглядит ярко и празднично. Возрадуйтесь, люди!

Однако мне хочется завершить свой очерк на оптимистической ноте. Другим воспоминанием.

Однажды я забрел в укромный уголок Marine Park’а, где на краю небольшой спортивной площадки, стояла низенькая трибуна для зрителей. На верхней ее скамейке висели два зонтика - черный и красный. И никого вокруг. Глядя на этот ассамбляж, я легко представил себе, что недавно здесь сидели Он и Она. Она была стройная, тоненькая хохотушка-оптимистка в легком красном платьице, прихватившая на прогулку красный зонтик, чтобы спрятаться под ним от солнца. А Он мощный и коренастый, спортивного вида, но пессимист по натуре. Взял с собой черный, складной зонт от дождя, потому что синоптики предсказали пятидесятипроцентную вероятность грозы.

Меж тем по небу плыли редкие, белые отблака, светило солнце, они сидели по разным краям скамьи, но постепенно разговорились, и их неудержимо потянуло друг к другу. Ведь противоположности притягиваются, как плюс и минус или разные полюса магнита. И вот они уже сидят рядом, а потом, забыв обо всем на свете, ушли в будущее.

А зонтики остались, как память об их встрече.