Мои открытия

В последние дни все средства массовой информации, в том числе и наши русскоязычные газеты, переполнены сведениями о военных событиях, разворачивающихся в Украине. Я сам долгими часами не могу отлипнуть от телевизора и компьютера, выискивая последние сообщения о продолжающейся там трагедии. И я знаю, что не один нахожусь в таком состоянии.

В конце концов я решил, что надо оторваться от чинимых российской армией в Украине мрачных и страшных преступлений, от картин разрушений, страданий и гибели людей, которые стали преследовать меня днём и ночью.

К счастью мне представилась возможность побродить по настоящему лесу, чем я без промедления воспользовался, чтобы хоть ненадолго забыть об ужасах, творящихся за тридевять земель от нас, но тем не менее неразрывно связанных с памятью о нашем прошлом и негативно влияющих на нашу сегодняшнюю жизнь.

Было начало марта. В лесу по краям тропинки во многих местах ещё лежал снег, иногда она почти целиком была им покрыта. Шёл я не спеша: часто останавливался, чтобы сделать фото.

Было тихо, лишь иногда длинными пулеметными очередями выстреливал в голубое небо дятел, разрывая тишину леса. Деревья вокруг были ещё погружены в зимний сон, и отсутствие листвы на них открывало то, что летом было трудно или почти невозможно заметить.

Например, я четко увидел насколько много деревьев в наших лесах опутаны лианами. Причём достаточно удивительным для меня оказался тот факт, что лианы опутывали не только деревья, около которых выросли, но и друг друга, образуя тугие канаты, похожие на те, которые используют при швартовке судов на причалах. И хотя скорее всего эти живые канаты были образованы братьями, они душили не только дерево, вокруг которого обвились, но и друг друга, лишь бы первому подняться поближе к солнцу.

И эти лианы опять вернули меня из леса в нашу суровую реальность, когда один народ жестоко истребляет своих близких родственников в войне на Украине.

Я зажмурился, тряхнул головой и приказал себе поискать вокруг что-нибудь более радостное и веселое.

Несмотря на прохладный день, на больших проталинах, хоть и слегка пришибленные, зеленели папоротники Christmas Fern (все названия растений я определял с помощью программы iNaturalist, встроенной в мой телефон), который получил свое название из-за того, что в восточных штатах Америки его вечнозеленые листья часто использовались для украшения в рождественские и новогодние праздники. Неподалёку от них распластались целые острова низенького полукустарника пахизандры с зубчатыми, глянцевитыми, темно-зелёными листьями.

Мне показалось, что и те, и другие только и ждут наступления ранних тёплых весенних дней, чтобы первыми начать захватывать жизненное пространство. Опять не могу избавиться от аналогий с войной.

А еще было много зеленых мхов, особенно часто попадался на глаза парчовый мох (Brocade Moss), нередко целиком окутывающий светло-зеленым с желтизной мягким, мохнатым покрывалом гниющие остатки лежащих на земле древесных стволов.

Могу признаться, что в конце-концов я все же отвлёкся от грустных мыслей и смог просто любоваться окружающими меня деревьями, кустами и выходами скальных пород, создающими чудесные пейзажи.
И здесь хочу заметить, что вовсе не обязательно забираться куда-то далеко от города, чтобы почувствовать себя наедине с природой. Это тем более верно, что выехать из нашего Бруклина бывает непросто из-за частых пробок на дорогах, приводящих к большим потерям времени. Можно просто отправиться в какой-нибудь городской парк.

Одним из моих любимых является самый большой по площади в Бруклине Marine Park, добраться до которого не составляет большого труда и не требует много времени.

Примерно через неделю после своей прогулки по лесу я поехал именно туда.

Вышел на Salt Marsh Trail и отправился по этой тропинке вдоль берега Shell Bank Creek. И вскоре наткнулся на целую полянку подснежников Элвиса (Greater Snowdrop), цветущих замечательными, смотрящими книзу, довольно крупными белыми цветочками. Это чудесное растение названо в честь английского ботаника и энтомолога Генри Элвиса (1846—1922), который открыл его в Турции в 1874 году. Так что этот первоцвет является пришельцем, можно сказать эмигрантом. Но он попал сюда по приглашению для разведения в садах.

В отличие от немалого числа нелегальных эмигрантов, проникших в Америку различными путями и терроризирующими ныне местную флору.

А ещё отыскал там целых пять видов травок, украшенных меленькими цветочками. Чтобы их обнаружить, надо было хорошенько смотреть под ноги и по сторонам. Это были сердечник, (Hairy Bittercress), пастушья сумка (Shepherd’s-purse) и звездчатка. Все они украшены белыми цветочками.

А вот Вероника (Ivy-leaved Speedwell) смотрит на солнце маленькими, но очень симпатичными синенькими цветочками, в отличие от яснотки пурпурной (Red Deadnettle), которую в России называют ещё красной крапивой, обладающей в соответствии со своим названием цветочками пурпурного цвета.

Написав всё это, я остановился и представил, что кто-то из моих читателей может подумать: “А чего это он прицепился к травкам и цветочкам, как будто больше ничего другого вокруг нет?”
Отвечаю: я пишу об этом, потому что мне нравится разглядывать разные растения, узнавать, как они называются и чем они интересны. С другой стороны охотно признаю, что далеко не всем это занятие кажется увлекательным.

Можно найти уйму занятий, чтобы отвлечься от тоскливых будней. Одно из них - краеведение. Неплохо знать не только природу тех мест, где мы живем, но и их историю. Мне, например, это тоже интересно. Так вот в тот же день я дошел до Gerritsen Avenue, которая ограничивает Marine Park с юго-западной стороны, и обнаружил там Larry Veling Field and Skate Park, который фактически является частью Marine Park.

Но кто такой этот Ларри Велинг, я не знал. Никаких сведений об этом человеке я там не нашёл. А уже дома, заглянув в Интернет узнал, что пожарный Лоуренс Велинг погиб 11 сентября 2001 года вместе с четырьмя своими товарищами при тушении пожара во втором здании Всемирного торгового центра после всем известной террористической атаки. У него остались жена и трое малолетних детей. Он жил в Gerritsen neighborhood. Вот в честь этого человека и был назван этот участок парка.

Я считаю, что сделал таким образом маленькое открытие для себя. По-моему, не интересно жить, если не делать каждый день каких-нибудь открытий. Хотя бы для себя.

Враги сожгли родную хату…

Там, где нет человека, будь человеком.
Хилель - еврейский мудрец и учитель времён Второго Храма

В эти дни, когда идёт война в Украине, я опять и опять возвращаюсь к воспоминаниям из своего детства. Я родился в Новосибирске за два с половиной года до начала Второй мировой войны, а моя сестра - за год. Моего отца призвали в армию на третий день после нападения фашистской Германии на СССР. К счастью, он вернулся с войны живым, хотя дважды попадал в госпиталь из-за ранений. К моменту его возвращения с фронта, а приехал он домой лишь в октябре 1945 года, я знал о нем только из рассказов матери и очень плохо представлял себе как он выглядит. В то же время очень многие мои ровесники не дождались своих отцов, и могли видеть их только на довоенных фотографиях в семейных альбомах, если таковые у них сохранились.

Теперь кто-то в Украине тоже будет отсчитывать свой день рождения от момента нападения России на Украину и пытаться вспомнить своего отца, погибшего в сражениях за свободу своей страны.
А война там идёт жестокая. Российская армия бомбит мирные города, стреляет по больницам и роддомам, убивая всех подряд. Уже больше двух миллионов украинцев покинули свою страну, а беженцев внутри страны наверняка не меньше.

Любая война когда-нибудь кончается. Когда она закончится в Украине, я не знаю, но легко могу представить себе пепелища, разорённые города, матерей-одиночек, безруких и безногих молодых мужчин, бедность и безотцовщину послевоенного времени.

Написав это, я вспомнил своего учителя истории Василия Петровича Красноухова, молодого высокого мужчину, у которого не было правой руки и правой ноги. Чуть не в первом бою он был почти убит, но выжил лишь потому, что обладал богатырским здоровьем, от которого после ранения ничего не осталось. Ходил он на протезе, опираясь левой рукой на палочку и сильно наклоняясь вбок.

А вслед за этим вдруг совсем неожиданно для себя вспомнил о нашем соседе Ёське, который подвыпивши любил разгуливать по двору и петь песню «Враги сожгли родную хату».

Я прекрасно помню всех членов его большой семьи, но никогда о них не вспоминал. Однако события последних дней вдруг вернули меня в те послевоенные дни. Известно, что с годами легче вспомнить то, что было десятки лет назад, чем то, что случилось вчера.

У нашей соседки Али Фаддеевны было три сына - Исай, Иосиф и Самуил и две дочери Фрида и Сарра. Старший сын погиб на фронте, и Аля Фаддеевна, часто плакала, вспоминая своего Исаиньку, сидя на скамейке с соседками. Я его никогда не видел, а может и видел, но совершенно не помню. Зато остальных её детей помню прекрасно. Средний её сын, которого все во дворе звали Ёська, попал на фронт уже в конце войны, вернулся живым и работал шофером. Насколько я помню, хотя может это и не точно, он одно время был личным шофером первого секретаря Новосибирского обкома партии Кулагина, особняк которого, окружённый высоким деревянным забором, покрашенным в зелёный цвет, находился совсем недалеко от многоквартирного дома в котором мы жили. Я хорошо помню этот забор, потому что семь лет ходил мимо него в школу. Младший сын Али Фаддеевны Самонька окончил речной техникум и плавал на каком-то пароходе по Оби. А тетя Сарра была матерью наших подружек по двору Гальки и Эльки.

Прошу обратить внимание на то, что я употребляю несколько уничижительные имена своих героев. Но их именно так и звали в те времена. А в школе вообще никого не звали по именам. Были только клички, основой для которых служили фамилии. Меня, например, в классе все называли Руба, и это было не обидно, а вроде как нормально.

Это хорошо характеризует время моего детства: полстраны сидело в ГУЛАГе, а значительная часть другой - в тюрьме. Оттуда шла в народ тюремная культура. Учительница в школе никогда не называла нас по имени, только по фамилии, так что я помню фамилии практически всех своих одноклассников школы-семилетки, но не могу вспомнить имена большинства из них.
В стране, разоренной войной и управляемой бесчестным и лживым правительством, всё приходит в упадок, в том числе и культура общщения между людьми.

Возвращаюсь к Ёське. Голос у него был противный, но пел он свою любимую песню с чувством. Уже в первом куплете слышались грустные интонации:

Враги сожгли родную хату,
Сгубили всю его семью.
Куда ж теперь идти солдату,
Кому нести печаль свою?

Песня была длинная и когда он доходил до её последнего куплета:

Хмелел солдат, слеза катилась,
Слеза несбывшихся надежд,
И на груди его светилась
Медаль за город Будапешт,

он и сам начинал плакать.

И вот я подумал, какими же медалями будет награждать Путин своих террористов, захватчиков и убийц. Неужели медалью «За взятие Херсона»? И какой орден дадут ему самому его холуи?
Так что замечательную песню Матвея Блантера на стихи Михаила Исаковского в нынешней России запретят, как экстремистскую и русофобскую, чтоб не бередила души людей. Ведь такое с ней уже случалось в СССР. После первого исполнения по радио в 1946 году, её в эфир больше не выпускали. Правда, по другой причине, а именно потому, что она якобы «распространяет пессимистические настроения». Как будто война была сплошным праздником.

И только после её повторного исполнения в 1960 году Марком Бернесом она пережила второе рождение и получила всенародное признание и любовь.

В заключение хочу ещё раз вспомнить о своём учителе Василии Петровиче Красноухове.

Я хорошо помню, как он плакал, сидя за учительским столом у нас в классе. Он долго добивался квартиры, как инвалид и участник войны. Наконец ему ее дали. В новом доме на пятом этаже и, конечно же, без лифта. А он и по ровному месту ходил с трудом. Так проявились чуткость, внимание и забота об участниках войны «наших родных партии и правительства», как тогда писалось в газетах.

Судя по тому, как относятся в российской армии к своим погибшим солдатам в Украине, трудно представить, что к своим инвалидам, да и просто к участникам войны, там будут относиться лучше, чем в СССР, об исчезновении которого некоторые нынешние руководители России, да и не только они, вспоминают не иначе, как о геополитической катастрофе.