Мурали на Кони-Айленде

Уже давно различные виды стрит-арта стали неотъемлемой частью многих городов мира. Сюда можно отнести граффити, мурали и художественные стикеры. Причем это относится не только к мегаполисам и столицам, но и к небольшим городкам.

Подтверждение этому можно найти, например, на Фейсбуке, где 11 апреля этого года известный московский архитектор и художник Андрей Мушта, с которым я заочно знаком уже много лет, опубликовал восемь замечательных граффити из старинного русского города Боровска, выполненных художником Владимиром Овчинниковым.

Я писал, и не раз, что мне нравятся профессионально сделанные произведения уличного искусства. По моему мнению, они украшают улицы, придают невзрачным строениям и голым стенам своеобразный шарм, индивидуальность и даже красоту. Однако хочу лишний раз подчеркнуть, что всё вышесказанное относится к произведениям людей, имеющих хоть какое-то художественное образование или по меньшей мере прирожденный талант.

Далеко не каждого можно назвать настоящим граффитистом. За примерами далеко ходить не надо. Шёл я на днях вдоль недавно появившегося забора, огораживающего новостройку на Emmons Avenue в бруклинском районе Шипсхэд Бей. Буквально через неделю он оказался изрисованным безобразными граффити. Создаётся впечатление, что некоторые люди постоянно носят с собой баллончик с краской и при первом удобном случае оставляют свои намаляканые как попало автографы где надо и не надо. Такие художества придают улице неряшливый вид.

Могу признаться, что мне очень давно хотелось увидеть настоящего художника муралиста или создателя привлекательных граффити за работой. В моем воображении это был молодой крепкий парень с рюкзаком, набитом акриловыми аэрозольными красками, и обязательно с кисточкой в руке для прорисовки мелких деталей. Однако такого случая мне так и не представилось.

Но вот в один из последних июньских дней нагулявшись по бородвоку, я, миновав Coney Island Aquarium, свернул на W12th Street, чтобы сесть в запаркованную поблизости машину и поехать домой. Но не пройдя и нескольких шагов, увидел довольно молодую, сидящую на раскладном стульчике, женщину, рядом с которой на маленькой круглой табуретке стояли две баночки с краской. Женщина кисточкой расписывала металлические жалюзи, полдюжины которых тянулись вдоль правой стороны улицы, если идти от бордвока в сторону Surf Avenue.

Увидеть женщину за таким занятием я как-то не был готов, потому что всё, что я читал о граффитистах, относилось к мужчинам.

Хотя мне запомнилась одна программа, показанная с марте этого года на Euronews. Сюжет был снят на Международном фестивале и форуме по правам человека, проходившем в Женеве. Его участники вели дебаты и выбирали лучшие фильмы в основном в форме онлайн, но в то же время кое-что там можно было видеть и в реальности. Так вот три женщины, в числе которых была одна известная художница из Сенегала с очень сложным именем, которое я запамятовал, создали гигантские граффити, посвящённые правам женщин. Упор был сделан на то, что хотя в этом виде уличного искусства доминируют мужчины, женщины тоже хотят принять в этом участие, доказывая своё присутствие в публичном пространстве.

И тут такой случай. Я не удержался и подошел к художнице с вопросом, не занимается ли она помимо расписывания стен рисованием граффити. Она отвлекалась от работы и сказала мне, что рисует только мурали.

Здесь стоит заметить, что мураль является произведением настенного изобразительного искусства, для создания которого требуется значительно большее мастерство, чем то, которым обладает обычный граффитист. Мураль часто называют фреской, хотя по сути это неверно. Фреска - это живопись по сырой штукатурке, а для мурали подходит любая гладкая поверхность, начиная от кирпичной стены или бетонного забора и кончая металлическими жалюзи.

Я назвал себя, сказал, что сотрудничаю с русскоязычной газетой, похвалил её картину и заметил, что видел на бордвоке много настенных росписей.

- Нет ли там и ваших работ? - продолжил я. Она охотно откликнулась, сказала, что её зовут Эрин Мэтьюсон и расписывать стены она начала только став участницей Coney Island History Project.
- Фактически это восстановление старого проекта после вынужденной 18-месячной остановки из-за ковида, - пояснила она. -Теперь посетители смогут вновь смотреть фильмы по истории Кони-Айленда и развлекаться на аттрационах, которые были закрыты.

- Вон те шесть муралей, - она кивнула в сторону Surf Avenue, - являются моими работами.

- Отлично! Я пойду их посмотреть!

И я отправился вдоль многоцветно и ярко разрисованных жалюзи, ставших похожими на страницы с картинками из какой-то детской книжки.

Сфотографировав их все, я вернулся к художнице, сказал ей, что её картины наверняка понравятся детям и попросил сказать пару слов о себе. В итоге мы разговорились, и я узнал, что Эрин окончила Pratt Institute в 2006 году, получив степень бакалавра изящных искусств (BFA). От себя хочу заметить, что институт Пратта, основанный в 1887 году является одним из самых известных частных художественных школ Америки, где обучают будущих архитекторов, художников, дизайнеров, актеров, музыкантов и арт-менеджеров.

После окончания института Эрин работает в качестве иллюстратора, дизайнера ювелирных изделий, создает линогравюры и, как ни странно, Russian Nesting Dolls, то бишь матрешек. Но это далеко не всё чем она занималась и занимается. Свои изделия она продаёт в онлайновом Etsy Shop, заглянуть в который Эрин меня пригласила.

На прощание я наговорил ей комплиментов по поводу её разносторонних талантов, и мы расстались довольные друг другом.

Как я заблудился в Marine Park

В первой половине одного из июньских дней, несмотря на начинающуюся жару, я решил поехать в Marine Park, чтобы там погулять. По дороге планы чуть изменил и запарковался на углу Veterans Memorial Way и Burnett Street, одна сторона которой застроена жилыми, в основном частными, домами, а другая является границей с этим парком. Эта сторона очень тениста, симпатична и отлично подходит для прогулок в жаркую погоду, потому что тротуар почти всё время прячется в тени деревьев. Там растет много тутовника, асфальт усыпан созревшими ягодами, а на ветках много еще красных, неспелых ягод, которые хорошо смотрятся на фоне зеленых листьев.

Вот так я дошел по Burnett Street до Avenue U и там обнаружил вход на Salt Marsh Nature Trail, о существовании которого раньше и не подозревал. Сделав такое открытие, я решил по этой дорожке пройтись, чтобы стереть неожиданно для себя обнаруженное белое пятно на территории парка, который, как мне казалось, я исходил вдоль и поперёк.

И хотя дорожка тянулась вдоль Gerritsen Creek по открытой местности под жарким уже солнцем, я отправился в путь.

Пройдя метров сто, я вдруг услышал за кустами мужской голос. Вскоре заросли поредели, и я увидел на берегу затоки спортивного вида черного парня, который перед установленной аппаратурой записывал урок гимнастических упражнений, вслух давая комментарии и пояснения. Я чуть постоял, посмотрел, как он работает с гантелями, и пошёл дальше, решив не мешать ему своим присутствием.

Тропинка, виляя вдоль влажного берега, начала тем временем местами походить на решето от многочисленных норок манящих крабов. При моем приближении они тут же прятались в своих убежищах, однако в то же время все крабики были очень нетерпеливыми. Стоило мне замереть на месте на несколько секунд, как они выбирались из норок и принимались усиленно размахивать правой, иногда достигающей размеров хозяина и многократно большей, чем левая, беловатой клешней, забавно поднимаясь при этом «на цыпочки».

Крабики эти в общем-то малышки. Их слегка овальное тельце смахивает на квотер, к которому приделаны четыре пары коротеньких ножек. Большая клешня служит самцам для привлечения самок, у которых клешни одинакового размера. Усердно размахивая своим «белым флагом», самец заманивает самку в свои апартаменты, заранее сдаваясь на милость победительницы. Там она отложит потом икру.
Так как манящие крабы выкапывают свои норки в приливно-отливной илистой зоне, они периодически затапливаются водой, и вылупившиеся личинки выплывают наружу, пополняя состав зоопланктона, где и живут, пока не достигнут зрелости. Если, конечно, не будут съедены.

Наглядевшись на призывные размахивания клешнями, похожие на дирижирование беззвучным оркестром, и сняв неистовых дирижеров на видео, я продолжил свой путь.

По краям солончаков тянулись заросли довольно высокой травы, которую здесь называют Marsh Elder. По-русски она зовётся бузина болотная, хотя к настоящей бузине не имеет никакого отношения. Трава эта неплохо переносит повышенную солёность почвы, но не любит наводнений, и поэтому обычно растёт узкими полосами по верхним границам болот.

Мarsh Elder принадлежит к семейству сложноцветных, то есть является родственницей, например, подсолнуха. Семена ее вполне съедобны. По этой причине американские индейцы ее даже выращивали в древние времена, но ещё до прибытия европейцев в Америку отказались от неё в пользу кукурузы.

Тропинка меж тем увлекала меня всё дальше и дальше, местами приходилось идти по толстой соломе из прошлогодних тростников, перешагивать через лужи и отбиваться от комаров. И ещё меня стало доставать разъярившееся солнце.

Я собрался было повернуть назад, но впереди показалась купа высоких деревьев, и я решил пройти туда, чтобы потом свернуть в сторону Burnett Street и выйти на неё, прячась в тени деревьев.
И правда, вскоре я оказался на тенистой тропинке, где было не так жарко. Я бодро пошел вперед, разглядывая цветущие травы и кусты. Сильно и приятно пахло цветущей жимолостью.

А тропинка все тянулась и тянулась, разветвляясь и убегая в разные стороны. Я полагал, что вот-вот выйду на улицу, но её все не было и не было. Наконец я понял, что заблудился самым настоящим образом, хотя вообще-то для меня такая ситуация не характерна.

И тут я увидел в кустах, чуть в стороне от дорожки, женщину и немного дальше от неё мужчину, которые явно там что-то собирали. Меня они не заметили, увлечённые своим делом. Я окликнул женщину. Она несколько испуганно обернулась, явно не ожидая здесь кого-либо увидеть. Это была немолодая китаянка. Я спросил у неё дорогу на Burnett Street. Вместо ответа она окликнула мужчину, который уставился на меня из-за кустов. Судя по возрасту, это был ее сын. Я повторил свой вопрос. Похоже, он меня не понял, но махнул рукой куда-то вбок и сообщил мне, что тут полно москитов. Это я уже давно и без него заметил, смахивая с голых ног, так как отправился в путь в шортах, назойливых кровопийц.

И в этот момент на тропинке показалась довольно молодая особа европейской внешности в блузке с открытыми руками. Я обратился к ней со своим вопросом, но она, услышав от китайца про москитов, стала с большим энтузиазмом демонстрировать мне свои пухлые плечи, на каждом из которых сидело штук по пять комаров. Я был поражен тем, что она даже не старалсь их прихлопнуть или хотя бы просто согнать. Она ими гордилась, заявив, что они её любят. Я был здорово ошарашен и предпочел с нею поскорее расстаться, так как, похоже, она настолько была увлечена влюблёнными в неё комарами, что пропустила мой вопрос мимо ушей.

Прошагав еще минут пятнадцать по жарище, я понял, что иду параллельно Gerritsen Creek и так могу дойти аж до берега Shell Bank Creek, до которого явно было ещё здорово далеко. Короче, было ясно, что надо сворачивать в сторону, но как выбрать нужную тропинку, чтобы она вывела меня к улице, а не заставила плутать в очередной чащобе. И тут я вспомнил про свой телефон, в котором был навигатор. Вот он-то и вывел меня из дебрей Марин парка на Gerritsen Avenue. Эту улицу я знал хорошо и сразу понял, что ушел далеко от своей машины. Но теперь я хотя бы точно знал, куда мне идти.

Получилось, что я действительно все время шел, виляя то влево, то вправо параллельно Gerritsen Creek, хотя думал, что отдаляюсь от него. Пройдя примерно милю назад по улицам, я уселся в свою машину, завел двигатель и немного остыв под кондиционером, прожаренный на солнце с подгорелым носом приехал домой. В качестве компенсации за красный нос я получил отличное представление о Salt Marsh Nature Trail, закрыв это белое пятно на моей личной карте Marine Park. Но на повторную прогулку по этому маршруту пока не собираюсь.