Каприс на тему капризов природы

В скучные дни коронавирусных ограничений и запретов меня особенно сильно огорчает то, что музеи в Нью-Йорке закрыты для посещений, и в том числе мой любимый Бруклинский музей искусств. Я бывал в нем множество раз и всегда находил там что-то новое и интересное для себя. А теперь такая долгая пауза…

Но вот в один из воскресных августовских дней я приехал в гости к сыну, который живет с семьей в маленьком коннектикутском городке Риджфилд.

К сожалению, день выдался пасмурный, периодически шёл дождь, ехать в какой-нибудь парк, которых внутри городка и вокруг него много, из-за такой погоды не хотелось. И тут я вспомнил про местный музей. Оказалось, что он открыт. Долго уговаривать внуков поехать туда со мной не пришлось. Они с радостью согласились, и мы втроём отправились в ”The Aldrich Contemporary Art Museum”, расположенный в центре Риджфилда.

Кстати, в нем мы уже бывали и раньше. Основанный в 1964 году успешным модельером, президентом Нью-йоркской группы высокой моды и коллекционером произведений искусства Ларри Олдричем, музей разместился в симпатичном двухэтажном здании с просторными залами.

У Олдрича в Риджфилде был летний дом. В начале 60-х годов прошлого века он прикупил стоявшие рядом старую церковь и бакалейный магазин, реконструировал их, соединив в одно целое, и основал в новом здании “Larry Aldrich Museum”.

Современное название музей получил через три года. Его особенностью является то, что он не имеет собственной постоянной экспозиции. Однако музей наладил связи со многими Нью-йоркскими художественными галереями, а также галереями Лос-Анжелеса, Филадельфии и некоторых других городов, откуда заимствует экспонаты для своих периодически обновляющихся выставок.

Не является исключением и нынешняя экспозиция, названная «Weather Report» и посвященная капризам и причудам погоды и связанными с ними событиями.

В обычное время за вход в музей со взрослых брали очень умеренную плату. Сейчас вход для всех свободный.

Посетителей встречает инсталляция “Облака, профильтрованные сквозь деревья” Колина МакМюллена - художника, работы которого посвящены проблемам окружающей среды и истории Новой Англии. На создание этого творения автора подвигли научные исследования, проводимые в Массачусетском технологическом институте по применению фильтров из заболони, то есть молодого слоя древесины, лежащего непосредственно под корой.

Созданная МакМюлленом инсталляция напоминает некий кулер для воды, откуда посетители музея могли бы утолять жажду. К установке приложен текст, объясняющий социальные и культурные аспекты циркуляции воды в условиях её нарастающего дефицита. По идее представленная конструкция показывает, как можно очищать дождевую воду, собранную с крыши музея, пропуская её сквозь фильтр, сделанный из заболони белой восточной сосны, широко распространенной в северо-восточных районах Северной Америки.

Суть в том, что клетки заболони располагаются параллельно друг другу, соприкасаясь концами. Сок, двигающийся по ним, перетекает из одной клетки в другую через клеточные мембраны, в которых имеются микроскопические поры (нанопоры), действующие как фильтры. Вот эту особенность заболони и предлагается использовать для очистки воды из различных источников, включая и собранную с крыш во время дождя.

Инсталляция, прямо скажем, выглядит не очень замысловато и больше похожа на странного вида водяные часы, чем на кулер. Самого фильтра я углядеть не смог, вероятно, он упрятан в черной пластмассовой пробке, прикрывающей нижний сосуд. Однако символическое значение этой конструкции вполне понятно.

Должен лишь заметить, что стоящее рядом ведро, на мой взгляд, резко выбивается из общего эстетического ряда и выглядит инородным телом на фоне прозрачных стеклянных деталей этой пространственной композиции.

В следующем зале наиболее привлекательной оказалось созданная из покрашенной нержавеющей стали шведскими художниками Бигертом и Бергстрёмом композиция под названием «Тевтобургский лес, 9 год нашей эры». Она была предоставлена музею одной из Стокгольмских художественных галерей.

Думаю, следует пояснить, что в Тевтобургском лесу, существующем и поныне в Нижней Саксонии, более двух тысяч лет назад произошла битва между римской армией и войском германцев. Последние в этой битве победили, причём в немалой степени им помогло то обстоятельство, что во время сражения разразился сильный ливень, лишивший маневренности тяжеловооружённых римлян. Победа в битве обеспечила независимость германских земель от Римской империи.

Вот шведы и вспомнили об этой победе, показав, что иногда погода может повлиять на ход человеческой истории.

Композиция состоит из двух частей. На одной условно показаны струи ливня с выделенными на них водяными каплями, а другая изображает грозовой фронт.

Однако самое интересное, по крайней мере для себя, я увидел в зале, где демонстрировались некие абстрактные рисунки. Их предоставила музею художница Пэт Пикетт, которая длительное время была вовлечена в экспериментальный проект по выявлению некоторых особенностей окружающей среды.

Для достижения своей цели Пэт Пикетт привлекла к художественному творчеству деревья. И они оказались неплохими художниками-абстракционистами. Методика была достаточно проста. Пэт привязывала к веточке дерева карандаш или ручку, заправленную чернилами так, чтобы пишущий инструмент касался бумажного листа, укреплённого тут же на треноге. Под действием ветра веточка раскачивалась и записывала траекторию своих движений. Вычерчивались линии в хаотических направлениях, с острыми углами или плавными закруглениями, разной толщины и с меняющимся ритмом движений. Картину дополняли в беспорядке рассыпанные точки и небольшие кляксы.

Процедура проделывалась с разными породами деревьев, растущих в разных местах с непохожими климатическими условиями и в разные времена года. Экспозиция длилась от получаса до часа.
Глядя на эти абстракции, я вспомнил про Броуновское движение, фиксирующее беспорядочную и непрерывную суетню микроскопических частичек твёрдого вещества, взвешенных в жидкости или газе под действием теплового движения молекул или атомов этих сред. Здесь же ветка дерева двигалась под порывами ветра.

Мне понравилась сама идея создания рисунков подобным образом. Ни о чем подобном я раньше не слышал, хотя видел рисунки, сделанные шимпанзе и слонами. У Пэт Пикетт картины «рисовали» самые разные деревья, начиная от американской сахарной сосны и кончая индийским баньяном.

В следующем зале мы задержались у стола, на котором стояла миниатюрная прямоугольная коробочка размером с обычную мыльницу. Коробочка называлась «Weather Box». Около неё лежали узкие бумажные ленточки с вроде как беспорядочно пробитыми в них отверстиями. Дежурившая здесь женщина объяснила, что перед нами стоит механическая шарманка, а на каждой из двенадцати ленточек записана мелодия, соответствующая одному из месяцев года. Музыку, навеянную погодой, сочинила художница и музыкант Сара Бушар, прогуливаясь в течение года по аллеям Центрального парка в Нью-Йорке. «Каприс на тему капризов погоды», - подумал я.

По просьбе моей внучки, которой в сентябре исполнится семь лет, была исполнена мелодия сентября.

В прорезь с левой стороны шарманки была вставлена нужная перфорированная ленточка длиной сантиметров в тридцать-тридцать пять, и сотрудница музея стала крутить маленькую ручку в передней стенке шарманки. Негромко зазвучала мелодия, а ленточка показалась с правой стороны. Когда она вышла наружу целиком, музыка, прослушанная с большим интересом и удовольствием, закончилась.

А я рассказал внукам, что идея написать отдельные мелодии для каждого месяца года очень хороша, но далеко не нова. Такие музыкальные календари природы существуют даже не в единственном числе.

Потом, уже дома, найдя в Интернете известный музыкальный цикл Чайковского “Времена года” в исполнении симфонического оркестра под управлением Е.Светланова, я сообщил им, что эта музыка была написана в далеком 1875 году, а затем рассказал о музыкальной пьесе ”Сентябрь”, которая имеет подзаголовок “Охота” и прочитал им четверостишие А.С.Пушкина, предваряющее музыку к этому месяцу года:

Пора, пора! рога трубят;
Псари в охотничьих уборах
Чем свет уж на конях сидят;
Борзые прыгают на сворах…

А потом объяснил, что они должны расслышать в этой пьесе, звуки охотничьих рожков и топот скачущих лошадей. Но сначала мне пришлось ответить на два вопроса: как топают лошади и зачем охотникам рожкИ.

Музыка была дослушана до конца, но должен признать, что простенькая мелодия местного композитора Сары Бушар, воспроизведенная с помощью перфоленты, протянутой вручную сквозь примитивную шарманку, произвела на моих внуков гораздо большее впечатление, чем исполнение знаменитым симфоническим оркестром пьесы П.И.Чайковского.

Что же касается нашего похода в музей, то он без сомнения удался. Выставка, огранизованная в провинциальном музее, нам понравилась и позволила узнать кое-что новое.

Отдельные моменты, выдернутые из прошлого

Фотография — жестокое искусство.
Оно выдёргивает из прошлого и тащит в будущее
отдельные моменты, моменты,
которые должны были уйти в никуда
вместе со своим временем, остаться в воспоминаниях,
просвечивать сквозь дымку новых событий.
Кейт Мортон - писательница.

Собираясь писать о старых фотографиях, я сначала хотел бы рассказать о том, как возникла сама идея этой статьи. Когда-то на одном из гараж-сейлов, когда я рылся в книгах, попался мне на глаза небольшой альбом в виде книжечки с золотым обрезом. Он явно принадлежал когда-то молодой девице, потому что туда от руки были вписаны различные короткие тексты и стишки. Однако имени владелицы не было нигде. Альбом я купил, хотя все записи в нем были сделаны латиницей. Я был без очков и не обратил внимания, на сами тексты.

Должен отметить, что в довольно большой куче книг на английском языке, было немало произведений румынских авторов, чему я тогда не придал никакого значения.

Дома выяснилось, что большинство записей были сделаны в 1941-43 годах, причем практически все, к моему большому огорчению, на румынском языке, только парочка была написана на немецком и столько же на английском. С десяток страниц из альбома были вырезаны, что было видно по оставшимся корешкам. Ясно, что перед тем как выставить его на продажу, он был основательно процензурирован. Ведь в те годы Румыния была союзницей Гитлера.

По этой причине, а также потому, что румынского языка не знаю, ничего интересного из альбома я извлечь не смог. Правда, на паре страниц были рисунки: один цветной, другой карандашный и много стихов, цитат из псалмов и высазываний Мартина Лютера.

Листая этот альбом, я невольно вспомнил свои молодые годы, когда жил в столице Киргизской ССР городе Фрунзе. Была у меня там подружка Нонна Б., которая ютилась с родителями в окраинном городском районе, который назывался Молдавановка. Там жили бывшие граждане Румынии, высланные из присоединенной к СССР в 1940 году Бессарабии. Нонна знала румынский язык и даже писала мне на нем записочки, правда, с переводом каждого второго слова. Я очень интересовался языком и просил её меня немного поучить. Продружили мы не очень долго, язык я, к сожалению, не выучил. Но парочкой слов мы с ней перекидывались. Ничто не проходит даром, благодаря тому знакомству я хотя бы смог распознать язык альбома.

Недавно я показал своё приобретение моему приятелю и ровеснику Ефиму Карпману, мы ударились в воспоминания, и Фима полез в шкаф, извлек оттуда свой семейный альбом, и мы принялись рассматривать старые фотографии, на которых были запечатлены события давно ушедшей эпохи.

Начал он со снимка, сделанного в 1959 году. После окончания Киевского геолого-разведочного техникума он был направлен в Восточно-Казахстанскую область. Там, будучи начальником геофизического отряда, он в зимней глухомани Рудного Алтая, куда можно было попасть только на лыжах, открыл местрождение полиметаллических руд. На фото он запечатлен около электроизмерительного прибора. Рядом с ним стоит техник-оператор.

И здесь я не могу удержаться, чтобы не вставить свои пять копеек в повествование о фотографиях из семейного альбома моего приятеля Ефима Карпмана.

Дело в том, что я тоже, правда, один раз, поработал в экспедиции. Это случилось летом 1957 года, после того, как я окончил первый курс Новосибирского медицинского интститута. На кафедре биологии института одна из ассистенток работала над кандидатской диссертацией, связанной с изучением комаров, как переносчиков малярийной инфекции. Для сбора материала она выезжала в Карасукский район, расположенный на юге Новосибирской области, граничащей там с Казахстаном. И ей нужен был помощник. Им стал я. Так я оказался в ровной, как подошва утюга, Кулундинской степи, впервые в жизни увидел глинобитные саманные дома, убогость и нищету тамошней жизни, “скрашенной” наличем огромного количества простых и малярийных комаров.
Одной из задач работы был сбор комариных личинок, которыми кишели воды многочисленных мелких, маленьких озер, разбросанных по степи. Ловили мы их с помощью обычной сковородки с ручкой. Надо было просто зачерпнуть воду из озера и пинцетом побросать личинок из сковородки в пробирку. Было еще много других дел, но я покажу лишь фотографию, где я делаю запись в тетради, сидя на корточках на берегу безымянного озерца. Позади меня видно моё орудие производства - сковородка.

Возвратившись домой из экспедиции, я понял, что являюсь невероятным везунчиком: не менее тысячи комаров попили там моей кровушки, но ни один из них не оказался малярийным! По неизвестным мне причинам, я не пришёлся им по вкусу.

Однако пора вернуться к фотографиям из альбома моего приятеля. На одной из них, сделанной в Киеве в том году, когда я кочевал по Кулундинской степи, он заснят со своим товарищем около телефонной будки в ожидании, когда она освободится, чтобы позвонить. Деревянная телефонная будка 1957 года, несомненно, самое интересное, что есть на этом фото. Прости меня, Фима.

Я давно утверждаю, что на любительских фотографиях большей части прошлого века самыми интересными являются не персонажи на них запечатленные, а задний план, антураж, фон, на котором они сделаны. Это то, что попало в кадр случайно, то, о чем фотограф не думал, снимая своих друзей и знакомых, но именно это по большей части помогает нам по прошествии многих лет увидеть подлинные приметы давно ушедшей эпохи.

Кстати, когда вы на своей фотографии видите на заднем плане незнакомца, вы никогда не задумывались над тем, сколько незнакомых людей имеют вашу фотографию? Эта, по-моему, замечательная мысль, принадлежит, к сожалению, не мне, а была высказана в американском телесериале “Холм одного дерева”.

В подтверждение важности антуража для освежения нашей памяти покажу еще одно фото, естественно, с разрешения её хозяина, как и всех прочих, конечно. Это отдых на берегу Днепра в 1966 году. Узнаете наши родные раскладушки? По-моему, в те времена они были в каждой семье. У нас тоже такая была. На неё укладывали спать гостя, так как иного места в нашей тесноте просто не было. А раскладушки выручали. Да я и сам не раз спал на этой походной кровати.

Когда Ефим перевернул очередную страницу альбома, я увидел его в новом статусе. Помыкавшись в геологических партиях, он закончил Киевский политехнический институт по специальности автоматика и телемеханика, и устроился на работу в качестве инженера-электрика на завод торгового машиностроения в Киеве.

И вот из тех времен у него сохранилась парочка очень интересных, на мой взгляд фотографий, когда заводчане работали на коммунистических субботниках. Особенно хороша фотография, сделанная в 1978 году на субботнике в Пуще-Водице, расположенной на окраине Киева. Ефим вместе со своими коллегами несет на плече чугунную трубу. Он шагает первым. Это фото - отличная пародия на известную картину “Ленин на субботинке”, вариантов которой существует огромное множество. “Великий почин” был подхвачен Коммунистической партией, но никто из её руководителей после Ленина в перетаскивании бревен замечен не был. Все остальное население страны регулярно таскало условные бревна до тех пор, пока Советский Союз не канул в Лету.

Второй раз на субботнике инженер-электрик Ефим Карпман попал в кадр на Киевском Подоле только через семь лет, а именно в 1985 году. Там он копает треншею. Чем Ефим занимался прожитые совершенно напрасно эти семь лет в промежутке между снимками, неизвестно. Хотя он с упорством, достойным лучшего применения, утверждает, что продолжал работать инженером.

Дополнение к странице на Интернете

Сейчас на Интернете можно найти много страниц (например, ex.24smi.info, realistpress.com, 360photonews.com, urapress.com), на которых публикуются старые фотографии из бывшего СССР. Обычно они подаются под заголовками типа «60 фактов о жизни в Союзе, которые «вылечат» ностальгию» или «Детство в СССР было не таким как сейчас: архивные фото».

Признаюсь, я всегда просматриваю такие подборки. В большинстве случаев они бывают, с моей точки зрения, достаточно интересными. Однако, наткнувшись однажды на подборку «50 фотографий времён таинственного Союза», я подумал, что если для кого-то Советский Союз и является таинственным, то только не для меня.

В США я живу уже четверть века, но в СССР я прожил в два с лишним раза дольше, и за это достаточно долгое время успел набраться столько незабываемых впечатлений, что они до сих пор хлещут из меня через край, особенно когда я рассказываю о своей юности моим внукам.

И однажды, чтобы проиллюстрировать свои рассказы, я достал наш старый семейный альбом, в котором сохранилось немало фотографий, сделанных зеркальным фотоаппаратом «Любитель» мною самим и моими друзьями в конце пятидесятых годов прошлого века. Эту камеру подарил мне отец на день рождения.

После нескольких просмотров я решил дополнить интернетовские галереи фотографиями из собственного альбома. Только, пожалуйста, не пугайтесь. Я не собираюсь показывать вам полсотни фото своих ближайших родственников, выбрал совсем другие, хотя люди там, конечно, присутствуют. Решил ограничиться всего восемью снимками. Правда, качество их далеко от идеального, но прошу сделать скидку на то, что снимали их неопытные фотографы, а проявлял и печатал их я сам. Тем не менее, они, по-моему, вполне могут дополнить галерею фотографий, размещённых на Интернете, так как на них запечатлены реалии канувшей в Лету советской эпохи.

Хочу обратить внимание ещё на один важный момент. Как все начинающие фотографы-любители, я старался запечатлеть на плёнке своих родителей, сестру, ее подружек и своих друзей. Но глядя на те старые снимки, я теперь понимаю, что для постороннего глаза самым ценным на них являются не сами персонажи, а задний план, антураж, фон, на котором они сделаны, хотя именно об этом я думал тогда меньше всего.

Именно задний план красноречиво показывает то, как жили советские люди в начале и середине пятидесятых годов прошлого века.

Все снимки сделаны в Новосибирске - городе, где я родился, вырос и учился.

Начну с фотографии, сделанной в 1953 году во дворе дома, в котором прошли мои детство и юность. Летним днем я стою на фоне развешанного для просушки белья. Естественно, фотографировали меня, но самым интересным на снимке является не моя персона, а как раз фон, на котором герой запечатлен.

Вид развешанного на веревке белья сразу возвращает во времена, когда о существовании стиральных машин в СССР еще не подозревали. Стирка была тяжелым ручным трудом. Прекрасно помню стиральную доску, похожую на деревянную раму с ножками со вставленной в неё волнообразно-ребристой металлической оцинкованной пластиной. На ней мама стирала наши майки, рубашки и прочие мелкие вещи.

Крупное же белье вроде простыней и пододеяльников кипятили в выварке - большой, примерно на 15 литров кастрюле из оцинкованного железа. Содержимое этого бака периодически перемешивали палкой или специальными деревянными щипцами.

Потом выстиранное и прокипяченное белье выносили во двор на просушку. Натягивалась веревка между сараями, и чтобы она не провисала, в паре мест ставились подпорки, в качестве которых использовались длинные штакетины. В каждую, близко к верхушке, вбивался под небольшим углом гвоздь. Получалось некое подобие рогатки. В неё и укладывалась веревка. Под тяжестью белья она надежно держалась в рогульке штакетины, хотя та могла качаться под порывами ветра. В зимние дни белье не только сохло, но и вымораживалось, поэтому снимая с веревки, например, простыню, нужно было складывать её очень аккуратно и неспеша, чтобы не поломать. Но как свежо пахло такое бельё, занесённое домой с мороза! И как тяжел был труд женщины, которая занималась домашней стиркой после восьмичасового рабочего дня!

Следующее фото сделано в начале весны 1954 года. Городская улица недалеко от самого центра города с протоптанной в снегу тропинкой. Снега уже мало, так как большая часть его растаяла. Постепенно он исчезнет совсем таким вот естественным путем, так как его никогда специально не убирали.

А теперь мой снимок, 1955 год. Я сфотографировал нашу соседку тётю Еню, которая стоит около собственного автомобиля “Победа”. Редко кто мог позволить себе в те годы такую роскошь. С этой “Победой” связаны как юмористические, так и трагические истории. О последних я говорить не буду, а одну забавную расскажу. Сын тети Ени - великовозрастный балбес, который был старше нас на 5-6 лет, долго жаловался ребятне во дворе, как невероятно трудно сдать пуд, чтобы получить разрешение управлять машиной. Мы недоумевали, пуд чего надо сдать? Потом выяснилось, что пуд это «правила уличного движения», как пояснил страдалец, вдоволь покуражившись над нами.

На следующем снимке запечатлены три одноклассника зимой 1954 года. Я сижу на ветке в подшитых пимах. Так в Сибири называли валенки. Когда я смотрю на эту фотографию, всегда вспоминаю частушки про пимы. Хочу заранее предупредить, что в сибирском говоре в глаголах часто опускался звук “е”:

Мой миленок - пимокат,
Хорошо пимы катат,
Хорошо катат пимы -
Их хватат на ползимы.

Видимо, мои пимы были сработаны именно этим пимокатом. До окончания зимы было ещё далеко, а пимы уже пришлось подшивать.

А теперь пара снимков, где я запечатлен в сентябре 1956 года со своими одногруппниками, будучи студентом первого курса Новосибирского медицинского института. Перед началом занятий нас всех отправили в Маслянинский район Новосибирской области на уборку льна. Мы сфотографировались около льномолотилки. Стоит обратить внимание, что почти все ребята и девчата одеты в одинаковые телогрейки. Только у ребят на головах кепки, а у девушек - платки. Нормально. Кстати, для тех, кто не помнит. Телогрейка - это стёганая ватная куртка.

На втором снимке представлена четверка всадников, сидящих на лошадях без сёдел и стремян. Девчонки взобрались на лошадей только для того, чтобы сфотографироваться. Лошадей закрепили за ребятами, так как нам вменили в обязанность перевозить снопы льна с поля к льномолотелке на волокушах - двухколесных телегах с уложенными на ось тремя-четырьмя жердями, концы которых волочились по земле.

Во время работы мы бежали рядом с волокушей, а на обед скакали на полевой стан верхом, чтобы покрасоваться перед девчонками. Должен признаться, что скакать верхом на лошади без седла - малоприятное занятие, так как острый лошадиный хребет врезается сами понимаете куда. А когда лошадь бежит рысцой, тебя на каждом шагу слегка подбрасывает и снова опускает на этот самый хребет. После такой скачки некоторые ребята с трудом ходили на своих двоих, но терпели.

Теперь - первомайская фотография, сделанная в 1958 году. Мы переоделись из телогреек в пальто, но кепки остались. На улице холодно и слякотно. Я с саксофоном на груди с ребятами из своей группы. В то время я играл в институтском эстрадном оркестре, и на параде мы что-то наигрывали перед нашей колонной.

И последнее фото из этой подборки, сделанное примерно тогда же. Наша группа после занятий во дворе одной из институтских лабораторий. Задний фон говорит сам за себя. Поэтому без комментариев.