Три вида искусств

В Бруклинском музее искусств я бывал множество раз. Делаю это, можно сказать, на регулярной основе. Там есть залы с постоянной экспозицией, но в других практически всегда можно увидеть что-то новенькое, а иногда можно взглянуть на старое незамыленным глазом и увидеть то, чего не замечал раньше.

В этот раз моё внимание привлекла картина Джорджа Уэсли Белловса “Утренний снег на Гудзоне”, написанная художником в 1910 году. Не знаю уж почему, но этот будничный пейзаж зацепил меня, и я долго простоял около картины. Вглядывался в далекое уже тихое утро на берегу реки, где только что выпал снег, и какой-то мужчина расчищает дорожку лопатой. А по ней иду я со своим внуком. Это магическое перемещение внутрь картины произошло, вероятно, потому, что в моем воображении время спрессовалось и странным образом переплелось. Я представлял себя то маленьким мальчиком из своего сибирского детства, где снега было, хоть отбавляй, то возвращался в сегодняшний день, когда гулял вдоль канала по Emmons Avenue в Бруклине с собственным внуком по первому снежку, исчезнувшему к вечеру.

Художник изобразил вид на Гудзон и Нью-Джерси с манхэттенского берега реки в районе Верхнего Вест Сайда. Эта часть Манхэттена еще в начале прошлого века была в значительной степени заселена евреями - выходцами из Германии, а позднее теми из них, кто бежал сюда, спасаясь от Гитлера в 30-х годах. Здесь и по сей день живут евреи, и находятся старейшие ашкеназские сингагоги. Если бы мои дедушки и бабушки уехали в Америку из России, как они собирались это сделать в 20-х годах прошлого века, не исключено, что и я появился бы на свет где-нибудь на берегах Гудзона и послужил бы прототипом того мальчика, который запечатлён на картине.

Однако, судьба распорядилась по другому. И это лишь часть тех мыслей, что вертелись у меня в голове, когда я стоял около этого замечательного пейзажа.

Перейдя в другой зал, я впервые увидел скульптуру Чарльза Кэри Рамси “Умирающий индеец”, изображающую в натуральную величину молодого, измученного индейца, сидящего верхом на коне. Это произвдение было созданно в 1904 году. Скульптура обратила на себя моё внимание по двум причинам. Во-первых, потому что она сразу же напомнила мне изображение на керамической вазе, которую мы купили несколько лет назад, на территории, где живут индейцы из племени навахо, когда путешествовали по Юте. На ней было почти подобное изображение индейца. Ваза называлась “Конец пути”.

Здесь, я думаю, следует дать небольшое пояснение. Скульптура Чарльза Рамси является одной из нескольких подобных произведений, отлитых из бронзы в конце XIX - начале ХХ веков, отмечающих угасание, а фактически конец цивилизации коренных американцев. Эти работы были некоторой данью пришельцев памяти американских индейцев, их мужеству, красоте и гибели. Вероятно, по этой причине гончары и художники из племени навахо используют этот мотив в своих произведениях.

Во-вторых, я обратил внимание на то, что на абсолютно черной конной скульптуре, наездник был обут в настоящие, украшенные бусинами и цветными вставками, мокасины из сыромятной коричневой кожи. Обуть индейца было идеей Джефри Гибсона, который осуществил ее вместе с Джоном Мури. По его собственным словам, Джефри задумался о беге времени и о тех бесчисленных, хранящихся в музейных коллекциях, мокасинах, которые были на ногах у представителей самых разных коренных народов. Имена и истории людей, которые ими владели и их носили, неизвестны. Гибсон решил расширить коллекцию и приблизить изображение гибнущего индейца к нашему времени.

С моей точки зрения, цветные мокасины на ногах бронзового всадника выглядят достаточно нелепо, однако, коль скоро сотрудники музея согласились надеть их на его босые ноги, идея им понравилась. Я же остаюсь при своем мнении.

В третьем зале я надолго застрял около квилтов или иначе говоря изделий из стеганого полотна.

Стёганое полотно, лоскутное шитьё, пэчворк - это разные названия практически одного и того же - прошитых насквозь двух кусков ткани, с проложенным между ними слоем ваты, ватина или другого нетканного материала. Обычно под названием стёганое полотно имеется в виду простое ватное одеяло.

Искусство создания квилтов возникло из прикладного ремесла, и в Америку было принесено ещё первыми поселенцами-пилигримами. Женщины, занимавшиеся домашним хозяйством, вынуждены были чинить износившиеся стеганые одеяла кусочками старой одежды из-за острой нехватки материи.

Постоянный дефицит тканей, существовавший на первых порах, привёл к возникновению традиции изготовлять стеганые одеяла из лоскутков и обрезков, оставшихся поле пошива одежды и других изделий. С течением времени у женщин, занимавшихся этим делом, появилось желание не просто залатать дыры, а сделать своё одеяло привлекательным на вид, расцветить его красиво подобранными и оригинально расположенными яркими лоскутками и аппликациями, придать ему дополнительный, своеобразный, объёмный рисунок с помощью стежков, соединяющих обе стороны полотна.

Подавляющее большинство американских квилтов, созданных до середины XVIII столетия, были выполнены именно в технике лоскутного шитья. К нашему времени таких изделий сохранилось очень мало, так как все они принадлежали к числу вещей повседневного обихода и находились в постоянном пользовании.

В более позднее время появились изделия, предназначенные исключительно для украшения интерьера, и их сохранилось несколько больше.

Начало ХХ века ознаменовалось значительным падением интереса к лоскутному шитью в связи с отсутствием дефицита тканей и появлением готовых изделий для утилитарных нужд. Только амиши и меннониты не отказались от традиционных привычек.

Однако во второй трети прошлого века интерес к пэчворку возродился, он превратился в отдельный жанр декоративно-прикладного искусства. Появились книги и журналы, посвящённые квилтингу, коллекционеры стали интересоваться, ставшими достаточно дорогими, произведениями этого вида художественного творчества.

Самым старым экспонатом, выставленным в музее, оказался Double Wedding Ring Quilt, созданный в 1930 году неизвестной мастерицей. Подобные рисунки на квилтах стали очень популярными в конце двадцатых годов прошлого века. Такие вещи были обычным подарком новобрачным и символизировали верность и крепкий союз.

Гораздо большей индивидуальностью, на мой взгяд, обладает квилт, сшитый в 1945 году Lucy Pettway из Алабамы. Разноцветные квадраты, как бы выходящие один из другого притягивали взгляд своей неожиданной и странной динамичностью. Остальные квилты были изготовлены достаточно близко к нашему времени - во второй половине прошлого века.

Разглядывая квилты, созданные американскими мастерицами за тридевять земель от дома, где я родился и где прошли мои детские и юношеские годы, я вспомнил плетеные коврики у входной двери у нас в квартире в Новосибирске, которые в послевоенные годы делала мама из лоскутов старой одежды. Из пришедших в негодность обносков вырезались кусочки сохранившейся ткани, затем они разрезались на узкие полоски, которые сшивались в ленточки. Эти ленточки заплетались в длинную косичку, при этом никакого специального подбора расцветки лоскутов не делался, рисунок не выбирался, просто в дело шло всё подряд, что не износилось до предела. Затем эта косичка сворачивалась спиралью в плоский круглый или овальный диск. При этом края спирали сшивались суровыми нитками друг с другом. Получался симпатичный пестрый коврик. Когда он изнашивался, его заменяли другим, таким же. Не квилт, конечно, но нужная в хозяйстве вещь, созданная из тех же материлов, что и первые квилты, возникшие в условиях бедности.

Итак, три зала - три вида художественного творчества: живопись, скульптура и декоративно-прикладное искусство. Совершенно разные, но одинаково прекрасные вещи, будоражащие мысль.