Сто вод

Недавно я вернулся из поездки по странам Восточной Европы, посетил там несколько крупных и красивых городов, любовался местными реками, включая Вислу, Ораву, Влтаву и Дунай. По двум последним даже плавал на прогулочных корабликах. Вобщем видел кое-какие воды. Не сто, конечно, но всё же.

И тут читатель спросит, а при чем здесь тогда сто вод? А не при чем, - отвечу я, - потому что дальше разговор пойдет не о водах, а о знаменитом австрийском художнике и архитекторе по фамилии Stowasser. С прискорбием должен признаться, что раньше я о нем ничего не слышал и впервые познакомился с некоторыми его работами в Вене. И они произвели на меня столь сильное впечатление, что мне захотелось написать об этом человеке.

Родился он в столице Австрии в 1928 году в смешанной семье: отец - австриец, мать - еврейка. Мальчика назвали Фридрих. Однако воспитывала его мать, так как отец новорожденного внезапно умер, когда ребенку не было еще и месяца.

Уже в школе у Фридриха проявились ярко выраженные способности к рисованию, благодаря прирожденному чувству формы и цвета. Однако его детские годы были полны опасностей и тягот. Из-за еврейского происхождения его семье грозило полное уничтожение. В годы войны в нацистских концлагерях погибли 69 его родственников с материнской стороны, в том числе бабушка и родная сестра его матери. Но ему каким-то чудом удалось спастись.

К двадцати годам он уже определился со своей будущей профессией и тогда же взял себе псевдоним, который со временем заменил ему его подлинное имя. Уловив сходство первого слога своей фамилии “Sto” со славянским словом “Сто”, он перевел его на немецкий язык, став Хундертвассером, что и означает “сто вод”. А имя Фридрих переделал на Фриденсрайх, что можно перевести, как “царство мира”. Вот с такими странными именем и фамилией он и вошел в историю живописи и архитектуры.

А теперь вернемся в Вену, а точнее в венский район Erdberg, где расположен так называемый дом Хундертвассера, превративший это место в туристическую Мекку.

На этот семиэтажный дом невозможно не обратить внимание. Оказавшись рядом с ним, я попал в поле его притяжения и выбрался из него только пройдя вдоль фасада множество раз, пробиваясь сквозь плотную толпу туристов и фотографируя его с разных точек. При этом дом менял свой облик как хамелеон, постоянно покрываясь выплывающими навстречу разноцветными пятнами и удивляя неравномерной, “холмистой” этажностью, отсутствием прямых линий и наличием зеленой растительности, начиная от травы и кончая деревьями, растущими в нём и на нём в самых неожиданных местах. Там нет ни одной одинаковой колонны, зато есть пестрые керамические вкрапления на стенах, а из обломков той же керамики выложены бабочки, совы, утки и лебеди. В квартирах дома неровные полы и стены, в нишах которых растут деревья.

Хундертвассер был принципиальным противником прямых линий. В одном из своих манифестов он писал: «Сегодня мы живем в хаосе прямых линий. Если вы не верите, то сосчитайте все прямые линии, которые вас окружают. Эти прямые линии связывают нас как пленников в тюрьме и от этих пут необходимо избавляться. Прямая линия безбожна и безнравственна. Прямая линия - это не линия творчества, это - линия подражания».

Вообще, помимо прочего, он был еще и философом и утверждал, что “каждый может проектировать и строить и нести ответственность за те четыре стены, в которых он живет”. В связи с этим каждый собственник квартиры в венском доме Хундертвассера, имеет право раскрасить наружную стену вокруг своих окон в любой понравившийся хозяину цвет на расстоянии, которое он сможет достать высунутой в окно рукой с малярной кистью.

В этом доме имеется 52 квартиры, 4 офиса, 16 приватных и 3 общие террасы и 250 деревьев и кустов. Когда в 1986 году было завершено строительство этого здания, в котором апартаменты были одними из самых дорогих в Вене, не было отбоя от желающих приобрести здесь квартиру. В основном здесь живут такие же эпатажные представители искусства, как и сам автор этого дома.
Неплохим примером его манер может служить оглашение им своего очередного манифеста под названием «Право на третью кожу». Он прочел его в 1967 году в Мюнхене, представ перед публикой совершенно обнаженным.

Поговаривают, что в таком же виде Хундертвассер поднялся на трибуну во время заседания Венского городского совета, где обсуждалась возможность строительства его дома. После некоторого замешательства ему сообщили, что он может строить всё что угодно, но должен немедленно покинуть помещение.

Вид венского дома Хундертвассера сразу же вызвал у меня в памяти творения Гауди в Барселоне. Их роднит отсутствие в построенных ими зданиях прямых линий, в остальном они разные, ибо их создатели придерживались разных концепций в архитектуре. “Я хочу, чтобы меня звали волшебником растительности или чем-то в этом роде”, - говорил Хундертвассер. Он утверждал, что люди вытесняют природу, застраивая домами свои города. Поэтому во имя справедливости они должны позволять расти траве, кустарникам и деревьям внутри своих жилищ, на их стенах и крышах.
В Вене есть еще несколько архитектурных сооружений, построенных по проектам Хундертвассера. Прямо напротив дома, о котором я говорил, находится “Деревня Хундертвассера”, представляющая собой торгово-выставочный центр. Там продаются копии, принты и открытки с репродукциями картин художника.

Все они чрезвычайно своеобразны, необыкновенно ярки и загадочны. Их радужные цвета и различные спиралеобразные формы, на них изображенные, магнетически притягивают взгляд. Вообще спираль является наиболее частой темой в графических работах художника, а его любимым животным была улитка со своим спиралеобразным домиком на спине.

Однако, изюминкой этого торгово-выставочного центра является общественный туалет, оформленный в стиле Хундертвассера. Я был, естественно, в его мужской половине, сделал там несколько фотографий, одну из которых и хочу показать. Жаль, что это невозможно сделать в цвете. На фото видны писсуары. Я не желаю кого-либо эпатировать, но в качестве некоторого оправдания могу сослаться на обыкновенный писсуар, представленный Марселем Дюшаном на выставку в 1917 году под названием “Фонтан”. Этот реди-мейд признан британскими специалистами величайшим произведением своей эпохи. Писсуары из туалета в “Деревне Хундертвассера” на фоне стен, выложенных узорами из разноцветных керамических плиток, выглядят ничуть не хуже. И более того, выскажу крамольную мысль, кажутся мне гораздо более привлекательными, чем лежащий на боку писсур Дюшана. Не говоря уже об их функциональности. Просто мне, чтобы сделать снимок, пришлось дождаться момента, когда около них никого не было, и они не использовались по своему прямому назначению.

Фриденсрайх Хундертвассер любил то дело, которому он посвятил всю свою жизнь. По этой причине он охотно брался за изготовление эскизов почтовых марок, оформление обложек книг, разработку дизайнов для самолетов фирмы Боинг, постройку “пряничных” домов, рынков, оздоровительных центров, церквей и других архитектурных сооружений в Австрии, Германии, США, Японии и многих других странах.

Он добился всемирного признания, его работы украшают музеи и частные собрания во многих странах мира. Он был любим и уважаем на своей родине в Австрии.
Личная жизнь Хундервассера была такой же бурной и сумбурной, пестрой и насышенной, как и его творчество. Он был дважды женат, но каждый раз недолго, и всегда был окружен молодыми подругами.

Последние годы своей жизни он провел в Новой Зеландии и умер в 2000-м году на корабле по пути в Европу.

Вечный странник и настоящий космополит.

На фото: 1. Боковой фасад дома Хундертвассера, 2. Дом Хундервассера, 3. Деревня Хундертвассера. Туалет, 4. Открытка с репродукцией картины Хундертвассера “Зеленый город”.

Волшебник Александр Кедрин

“…Итак, приезжайте к нам завтра, не позже!”
Приглашение на дачу. Дмитрий Кедрин.

Я нередко получаю на электронную почту краткие отклики на свои статьи, которые публикуются в “Новом Меридиане”. В большинстве случаев этим дело и заканчивается, но некоторые получают интересное продолжение. Завязывается перепеска, которая иногда завершается личным знакомством. Об одном таком случае я хочу рассказать.

После выхода в свет статьи “Визитная карточка книги” об экслибрисах, я получил сообщение от Александра Кедрина, в котором говорилось, что отец его был знаменитым художником-экслибрисистом. Меня эта информация очень заинтересовала и после нескольких электронных писем мы обменялись телефонами и стали разговаривать напрямую. Выяснилсоь, что Александр тоже художник, родом из Ташкента, где прожил всю свою жизнь. А я последние 17 лет своей жизни перед эмиграцией тоже провел в Ташкенте, так что у нас быстро нашлось множество тем для воспоминаний и разговоров. В скором времени я получил приглашение посетить дом Александра, чем не преминул воспользоваться. Еще во время телефонных разговоров мы согласились обращаться друг к другу просто по имени.

Саша встретил меня в своем доме в Квинсе на 6-м этаже около лифта. В квартире я познакомился с его женой Машей - миловидной, приветливой женщиной. Живут они вдвоем, дети выросли и разъехались. Одну из спален Саша превратил в свою мастерскую, где он работает по сей день.

Все стены Сашиного апартамента увешаны картинами и керамическими тарелками его работы. Первым делом он устроил для меня небольшую экскурсию по своей квартире. Начал с мастерской, где на стене висят три большеформатные абстрактные картины, которые называются “Любовь и Вечность”. Четвертая из этой серии лежала на большом металлическом столе. Саша сказал, что сделал последний мазок, когда я позвонил снизу в дверь. Он ее поднял и на обратной стороне холста оказалось стихотворное посвящение Маше - его жене и Музе. Это было немного измененное четверостишие, взятое из стихотворения Барри Корнуолла, переведенного А.С.Пушкиным:

Тихо запер я двери
И один без гостей
Пью за здравие Мэри
Милой Маши моей.

Саша много говорил на философские темы, в том числе о любви и вечности, о необходмиости всегда говорить правду в творчестве, ибо “настоящая живопись - штука исповедальная и вранья не прощает никогда.” А потом сказал, что является верующим человеком.
Затем мы прошлись по остальным комнатам. Мне приходилось не раз бывать в квартирах художников, среди которых у меня довльно много знакомых и приятелей. Но в этот раз, должен признаться, я бы поражен тем, что увидел. В основном на стенах висят абстрактные картины, хотя есть и ранние Сашины работы, выполненные в реалистическом плане. Сам он определяет направление живописи, в котором работает, как метареализм, поскольку пишет не то, что видит, но то, что чувствует, о чем догадывается. Это попытка “высказать несказуемое”.

И именно абстрактные произведения Александра Кедрина являются ярким тому подтверждением. На мой взгляд они обладают какой-то гипнотической притягательностью, странной магией и третьим измерением, в котором скрыта тайна творчества. Хочется заглянуть внутрь холста, оказаться в удивительном мире фантастических видений, таинственных образов и загадочных световых и цветовых иллюзий. Разглядывая живописные произведения Саши, невольно начинаешь задумываться о тайнах мироздания, о роли человека в окружающем мире, о высоком и духовном, о Жизни и Судьбе. В чем-то его работы похожи на картины Жоана Миро и в несколько меньшей степени Ива Танги. В любом случае они сказочно красивы и прилекательны.

Столь же красивы, оригинальны и декоративны его керамические тарелки. Ничего подобного я раньше не видел. Они достойны отдельного повествования.

Однако, теперь, я думаю, наступил момент, когда следует оторваться от разглядывания совершенно замечательных произведений Саши и сказать несколько слов о нем самом.
Александр Кедрин происходит из старинного дворянского рода. Его прадед Евгений Иванович Кедрин был адвокатом, и, в частности, выступал в суде, когда в 1881 году судили Софью Перовскую и ее подельников, убивших Александра II. После революции он бежал в Париж, где стал министром юстиции в правительстве Николая Юденича. Родной брат Евгения Ивановича Владимир служил в чине генерал-майора в армии А.Колчака.

Дед Александра Кедрина со стороны матери В.М.Шумский был действительным тайным советником и служил в должности заместителя Министра путей сообщения при Николае II.

Отец Александра Вениамин Кедрин чудом избежал репрессий, выжил и, более того, окончил Академию художеств по классу Добужинского, Рудакова и Лебедева, а затем, по случайной прихоти судьбы, оказался в начале тридцатых годов в Ташкенте, где выпал из поля зрения вездесущего ЧК. Там он стал, благодрая своему профессионализму и человеческим качествам, создателем Союза художников Узбекистана и его первым ответственным секретарем. Там же он нашел свою любовь, женился, и там же в 1940 году появился на свет их сын Александр - герой нашего повествования.
Вскоре начинается война. Жили тяжело и бедно. Семья ютилась в одной комнатке без отопления, водопровода и канализации в трущобах старого ташкентского квартала Шейхантаур. Сашин отец рисовал антифашистские плакаты и иллюстрировал книги. О собственной мастерской он не мог и мечтать. В комнате был один единственный стол, за которым завтракали, обедали и ужинали и за которым работал художник. И он нашел выход.

В годы войны в Ташкент были эвакуированы многие выдающиеся поэты, писатели, музыканты и артисты - представители интреллектуальной элиты СССР, интеллигенция. И известный в столице Узбекистана художник Вениамин Кедрин стал работать над созданием экслибрисов, десяток которых могли свободно уместиться в обыкновенном почтовом конверте. Очень скоро он стал настоящим мастером этого дела, посвятив значительную часть своей жизни чрезвычайно трудному искусству создания книжных знаков, ибо эти миниатюрные произведения подвластны только прекрасному рисовальщику и мастеру композиции.

Саша решил пойти по стопам своего отца и стать художником. Поступил в художественное училище им. Бенькова в Ташкенте. Первую же выставку студентов-живописцев. в которой участвовал Саша, разгромили и разогнали, так как по мнению партийных бонз, представленные на ней работы не соответствовали канонам социалистического реализма. Сашу выгнали из училица, но он смог поступить позже в Театральный институт, но заниматься живописью, чтобы зарабатывать на жизнь, он не мог. По совету отца он стал керамистом. В результате он обрёл возможность продолжить работу художника, следуя своим эстетическим, не совпадающим с линией партии, взглядам. Он делал то, что хотел, так как сам материал позволял ему выдавать свои новаторские идеи за декоративно-прикладное искусство.

На этом поприще он достиг выдающихся успехов став членом Союза художников СССР и Союза архитекторов СССР, Заслуженным деятелем искусств.

Его творчество наложило весьма впечатляющий отпечаток на лица многих сооружений в Ташкенте и других городов Узбекистана, а также России в виде керамических панно, рельефов и иных работ подобного рода.

От Саши я узнал, что он является одним из авторов и создателей оформления станции Ташкентского метро “Проспект космонавтов”. И эта информация немедленно вызвала у меня массу приятных и немного ностальгических воспоминаний. На этой, одной из красивейших станций Ташкентского метро, я бывал множество раз по той простой причине, что рядом с ней жил мой друг. Мы дружили семьями и часто наведывались к ним в гости, так же, как и они к нам. Потом они перебрались в Подмосковье, а мы эмигрировали в США.

Саша создал все элементы облицовки в огромном вестибюле столичного Дворца Дружбы Народов. Чтобы выполнить эту грандиозную работу, были привлечены мощности известного своей продукцией в национальном стиле ташкентского фарфорового завода и еще двух подобных предприятий республики, так как нужно было отлить, обжечь, покрыть глазурью и золотом четыре с половиной тысячи квадратных метров керамики. И для того же Дворца он создал два прекрасных рельефа “Весна” и “Осень”. Рельефы его работы украшают музыкально-драматический театр в Коканде, Дворец искусств в Ташкенте, здания в Самарканде, Сочи и Железноводске.
А керамические тарелки, созданные фантазией и руками Саши Кедрина, о которых я уже упоминал, - это особая песня. Они могут служить замечательным и уникальным украшением любого интерьера. От ярких, сверкающих, радужных красок их бесподобных абстрактных композиций трудно оторвать взгляд. Но мало того. Некоторые из них имеют третье измерение, ибо из них навстречу зрителю растут фантастические цветы и своеобразные орнаменты.

Персональные выставки произведений Александра Кедрина, проходившие в Ташкенте, Москве, Ленинграде, Берлине имели большой успех.
На Всемирной выставке “ЭКСПО-67″ в Монреале демонстрировались три его работы, хотя самого Сашу туда не пустили. Лишь эмигрировав в Соединенные Штаты, он побывал в этом городе, и там галерея “ВАНД-АРТ” организовала его персональную выставку. А еще с неизменным успехом проходили его выставки в Нью-Йорке, Флоренции, Зимерли Арт Музее и Музее современного искусства в Джерси-сити. И это не говоря уже о частных коллекциях во многих странах мира.

Он был знаком и дружил со многими выдающимися людьми, в число которых входили Белла Ахмадулина, Борис Мессерер, Евгений Евтушенко, Эрнст Неизвестный и многие другие.

В середине визита я был приглашен к столу. Маша по этому поводу приготовила узбекский плов и несколько салатов. Перед тем, как приступить к угощению, Саша предложил прочесть молитву. Я не возражал. Начал он на иврите, а закончил на русском, попросив послать нам здоровья и благословение. Так впервые в жизни я участвовал в трапезе, сидя за столом, осененным молитвой.
А потом Саша рассказал, что он почти слеп. Правым глазом он не видит ничего из-за отслойки сетчатки, а в левом зрение сильно снижено. Сказалась его многолетняя работа у раскаленных печей для обжига керамических изделий. И тем не менее он продолжает работать, ибо без творчества не представляет свою жизнь.

Закончить свой рассказ о замечательном художнике и интересном собеседнике я хочу процитировав коротенькое стихотоврение “Я” известного поэта Дмитрия Кедрина, которому Саша приходится внучатым племянником:

Много видевший, много знавший,
Знавший ненависть и любовь,
Всё имевший и всё потерявший
И опять нашедший всё вновь.

Вкус узнавший всего земного
И до жизни жадный опять,
Обладающий всем и снова
Всё стремящийся потерять.

Эти строчки, по-моему, замечательно подходят и к племяннику знаменитого поэта. Он по сей день находится в творческом поиске, стремясь отыскать нечто новое и неизведанное и не боясь ничего потерять.