Визитная карточка книги

Однажды роясь в книгах на большой распродаже, я наткнулся на толстый том с английским текстом, название которого не имеет никакого значения для дальнейшего повествования. На внутренней стороне обложки этого сочинения я увидел наклеенный экслибрис и купил книгу. С того дня прошло много времени, и у меня теперь есть очень скромная коллекция этих книжных знаков.

Вошедшее в наш обиход слово экслибрис взято из латинского языка, где выражение “Ex libris” означает “Из книг”. Фактически это ярлык, на котором после двух указанных слов или фразы, соответствующей им по смыслу, на русском, английском или любом другом языке в зависимости от вкусов и предпочтений хозяина книги, указывается имя её владельца, хотя именно латинское выражение “ex libris”, как наиболее интернациональное, преобладает на книжных знаках всех стран. Но это в самом простом случае. Примером такого экслибриса может служить почти квадратный листок ламинированной бумаги размерами 50 на 57 мм, принадлежащий Донне Уорнер (Donna P.Warner).

Чаще же всего на экслибрисе присутствует какое-либо изображение, характеризующее профессиональные, художественные, научные или иные интересы и увлечения его обладателя. В таком виде этот книговладельческий знак становится миниатюрным произведением графического или орнаментально-шрифтового искусства. В двадцатом веке экслибрис превратился в самостоятельный и своеобразный жанр печатной графики. Они создаются различными техниками гравюры путем вырезания клише на меди, дереве или линолеуме, а также могут выполняться цинкографским или литографским способами.

Первые книжные знаки такого рода появились в Германии более пятисот лет назад. Примечательно, что многие самые известные художники и граверы отдали дань этому разделу изобразительного искусства. В их числе такие знаменитости, как Альбрехт Дюрер, Ганс Гольбейн Младший, Франсиско Гойя и многие другие. В их руках экслибрис превращался в маленькую графическую новеллу.

В более поздние времена, включая и наши дни, художник, работая над экслибрисом, старался и старается выявить внутреннюю, глубинную связь хозяина библиотеки со своими книгами, показать духовный мир собирателя, связать его любовь к книгам с его профессиональными устремлениями, научными интересами или художественными наклонностями.

В создание экслибрисов внесли свой немалый вклад русские и советские художники и графики И. Я. Билибин, М. А. Врубель, В. М. Васнецов, М. В. Добужинский, Б. М. Кустодиев, Е. Е. Лансере, А. П. Остроумова-Лебедева, И. Ф. Рерберг, К. А. Сомов, В. А. Фаворский и многие другие.

К эслибрисам относят, помимо прочего, надписи переписчиков книг и пометки переплетчиков (естественно, такие инкунабулы очень редки, стары и дороги), а также книгопродавческие знаки и печати.

После такого краткого вступления, пришла пора спуститься с небес на землю. Вряд ли мой читатель сможет найти древнюю рукописную книгу с пометками переписчика или ее первого владельца, или экслибрис, созданный кем-то из великих, да и просто известных художников. У меня ничего подобного тоже нет. Но, повторюсь, любой книжный знак, созданный художником или человеком, наделенным творческим талантом и мастерством, является самостоятельным миниатюрным произведением искусства. Естественно, это относится не ко всем экслибрисам, ибо среди них есть очень простые, примитивно-текстовые ярлыки, сделанные типографским способом. Пример такого книжного знака показан ранее. Те же, что созданы по индивидуальному заказу, встречаются далеко не каждый день.

Хорошим образчиком такого рода владельческого знака может служить, по моему мнению, очень симпатичный, прямоугольный, миниатюрный (40 на 74 мм), сделанный в коричневых тонах, экслибрис Гвендолин Пичер (Gwendolyn Peacher). Найти подобную вещь достаточно трудно. Сужу по своему опыту, хотя и понимаю, что он не является показательным, так как поиском книжных знаков я никогда специально не занимался.

С другой стороны могу заметить, что подобные экслибрисы легко можно купить на eBay, но они довольно дороги. Там же любой желающий может приобрести разные упаковки готовых экслибрисов. В каждой из них содержится по пятьдесят книжных знаков с одним и тем же рисунком и специальной строкой, куда можно от руки вписать собственное имя. Дешево и сердито. Существует даже Antioch Bookplate Company, которая специализируется на изготовлении подобных вещей. Примером такого экслибриса является бумажный листок (73 на 100 мм) с цветочным орнаментом. На мой взгляд подобные книжные знаки безлики и малоинтересны.

Более того, в некоторых изданиях, например, серии дайджестов начала 60-х годов, экслибрис печатался прямо в типографии на левом форзаце книги, то есть тираж продавался вместе с готовым книжным знаком. Оставалось только вписать туда свое имя. Подобная практика впечатывания готовых экслибрисов существует и сейчас. По-моему это еще хуже, чем пачка бумажных листков. Американская всеобщая стандартизация.

Наконец, еще пара слов о настоящих бумажных экслибрисах не для личных, а для государственных и общественных библиотек. Чаще всего они использовались в относительно небольших библиотеках, существующих при различных учебных заведениях или каких-нибудь благотворительных организациях и обществах.

Обладателем одного из таких экслибрисов я стал совершенно случайно. Всё опять началось с приобретения книги. Называлась она “Оккультныя науки. Энциклопедическiй словарь. Хрестоматiя. Для очень маленьких дѢточек”. Этот сборник был опубликован в старой орфографии с ерами, ятями и фитами в Петрограде в 1917 году журналом “Новый Сатириконъ”. Его авторами были знаменитые писатели-юмористы того времени Аркадий Аверченко, Вл.Азов (Владимир Ашкинази), Аркадий Бухов, Исидор Гуревич и О.Л.Д’Ор (Иосиф Оршер).

В этот раз я покупал именно книгу, в отличие от истории, с которой я начал этот очерк. Экслибрис на ней я вообще тогда не заметил, так как меня интересовало ее содержание. Однако я сильно сомневался - покупать её или нет. Дело в том, что эта столетняя книга к тому времени, когда попала мне в руки, уже “умерла”, так как была напечатана на кислотной бумаге.

Дело в том, что с середины XIX-го века и практически до наших дней почти вся производящаяся бумага содержит кислые продукты, остающиеся в ней после варки и отбелки целлюлозы и последующей ее обработки глинозёмом (сернокислым алюминием). Между тем, кислота в бумаге является миной замедленного действия, приводящей к тому, что через сто, максимум сто пятьдесят лет, в зависимости от условий хранения и некоторых других обстоятельств, такая бумага желтеет, буреет, становится очень хрупкой и ломкой, а затем просто рассыпается на мелкие кусочки.
Стоит отметить, что бумага, изготовленная до середины XIX-го века по старинным технологиям была бескислотной, и поэтому оказалась способной сохранять свое качество на протяжении нескольких веков.

Мой кислотный экземпляр книги явно не хранился в тепличных условиях, а побывал в разных переплетах (извините за невольный каламбур), пока из революционного Петрограда не попал в Нью-Йорк. И это сильно сказалось на его сохранности.

Книгу я все же купил и прочитал ее от корки до корки, чем причинил ей непоправимый вред. Хотя я переворачивал ее бурые страницы максимально аккуратно и бережно, многие из них потрескались или совсем отломались от корешка, а о потерянных уголках я и не говорю.

Тем не менее, я не жалею о своей покупке. Во-первых, я получил удовольствие от чтения книги, в которой авторы остроумно высмеивают оккультные науки и прочую хиромантию, а во-вторых я обнаружил на внутренней стороне обложки библиотечный экслибрис, который вообще, как я уже писал, сразу и не заметил.

Не могу удержаться, чтобы не привести парочку цитат из этой книги. В главе “Хиромантия”, написанной Аркадием Буховым, есть забавный эпизод, где автор сообщает о человеке, погибшем под колесами автомобиля. Местный репортер написал в газету об этом событии, а под портретом погибшего был напечатан такой текст: “Раздавлен шиной “Пятиугольник”. Незаменима при быстрой езде. Требуйте всюду!”

А в той части “Энциклопедического словаря”, которую написал Аркадий Аверченко, есть такое высказывание: “Валаамова ослица - прославилась тем, что заговорила. Ослы, говорящие в наше время, уже удивления не вызывают”. По-моему, этот афоризм нисколько не устарел и в наши дни.

Однако, вернемся к экслибрисам. Самым ценным в этой книге, которая без сомнения скоро рассыпется в прах, является хорошо сохранившийся, напечатанный, по всей видимости, на бескислотной бумаге, экслибрис библиотеки. На нем изображена круглая печать Нью-Йоркского общества помощи травмированным и искалеченным. А ниже идет латинское выражение Ex Dono, означающее “В дар”. Возможно эта книга была подарена этому обществу, а библиотека находилась при нем. К сожалению, все мои попытки найти хоть какую-нибудь информацию об Alker Memorial Library не увенчались успехом.

Вообще про экслибрисы, которых иногда называют визитными карточками книг, можно написать много еще чего интересного, например, что они подразделяются на гербовые, вензельные и сюжетные, и каждый этот их вид имеет свою историю и особенности. Однако, об этом можно будет рассказать при удобном случае когда-нибудь в другой раз, так как мне пора закругляться.

В заключение хочу сказать, что помимо бумажных, существуют и штемпельные экслибрисы. Фактически это печать, изготовленная с той или иной степенью декоративности. Обычно она ставится на внутреннюю сторону верхней крышки переплета, то есть на то же место, куда приклеивается и бумажный книжный знак.

У меня есть несколько таких оттисков, принадлежавших моему деду и отцу. Все они стоят на нотных альбомах и тетрадях. Два старинных красивых штемпельных экслибриса еще дореволюционных времен сохранились на нотной тетради с сочинением Михаила Эрденко для скрипки и фортепиано. На одном из них изображен ангел, несущий на плече табличку с именем моего дедушки: “Аронъ Михайловичъ (Хаимович) Рубин”, а на другом его имя помещено в красивую виньетку: “А.Х.Рубинъ. гъ. Красноярскъ”. Эти ноты дедушка купил для своего сына, когда тот учился в музыкальном техникуме.

Штемпельный овальный экслибрис моего отца гораздо проще, так как создан был уже в совсем другие времена. Интересен он тем, что вместо обычного “из книг”, или “книги” такого-то, там написано “Ноты Л.А.Рубина”. Этот владельческий знак стоит на нотах с ноктюрном Присовского “Въ сумеркахъ”. К слову, в нижнем углу этой нотной тетради стоит печать продавца, извещающая не о скидке, а как раз наоборот о повышении цены “Прибавляется 10%”.

Сам штемпель экслибриса отца я обнаружил в ящике книжного стола, когда мне было лет пять. В это время шла война, и отец был на фронте. Толком читать я тогда не умел, хотя все буквы знал. Разобрать, что там написано я не смог, к тому же буквы на резинке были вырезаны в зеркальном изображении. Я не имел ни малейшего представления, что это такое, но эта странная штуковина с деревянной ручкой мне понравилась, и я вынес ее во двор, где выменял на нее у своего ровесника и дружка какой-то значок. От этого штемпеля сохранилось лишь несколько оттисков на нотных тетрадях. А дедушкины штемпеля пропали еще раньше. Но осталась память.

В общем изучение бумажных и штемпельных экслибрисов очень увлекательное, по моему мнению, занятие, которое может дать массу интересных сведений об их владельцах и времени, в котором они жили.

Бескомпромиссное творчество

Недавно был я на открытии вернисажа “Бескомпромиссное творчество. Рапсодия многобразия”, приуроченного к 145-летию со дня рождения Сергея Рахманинова. Мероприятие было организовано Пушкинским обществом Америки в Tenri Cultural Center and Gallery, расположенном в Манхэттене по адресу 43 West 13th Street. В галерее были представлены работы шестнадцати художников, эмигрантов из бывшего СССР и России и там же в завершение вечера прозвучали произведения выдающегося русского композитора, пианиста и дирижера Сергея Рахманинова в исполнении замечательных музыкантов.

В просторном помещении галереи собралось много народу. На стенах висели многочисленные картины. Было шумно. Большинство посетителей и авторов перемещались с места на место, образуя группы и группки, бродили по залу, держа в руках пластмассовые стаканчики с белым или красным вином, рассматривали картины, обменивались мнениями и заводили новые знакомства со своими коллегами.

Каждый автор выставил по 4-8 работ в зависимости от их размера. Естественно, рассказать обо всех авторах и выставленных картинах в пределах небольшой статьи невозможно, да и вряд ли нужно. Следует лишь отметить, что посетители вернисажа могли увидеть множество достаточно интересных и разнообразных живописных и графических произведений разных жанров.

Я же расскажу лишь о трех художниках, работы которых понравились мне более других. Безусловно это сугубо личное, субъективное мнение, но другого у меня и быть не может.

Начать хочу с четырех больших картин, выставленных моим другом, замечательным художником, поэтом и писателем Михаилом Звягиным. Он относится к старшему поколению наших художников, ребенком пережил ленинградскую блокаду, отслужил в советской армии, получил художественное образование, посвятил всю свою жизнь творчеству, стал членом Союза художников СССР в 1962 году.

Михаил Звягин достаточно широко известен в России и за ее предами. Созданная им бронзовая скульптура «Блокадная мадонна» экспонируется в музее обороны Ленинграда, а модель монумента в память о блокаде Ленинграда хранится в Эрмитаже. Живописные произведения художника выставлены в Русском музее, а также в областных музеях Воронежа, Тулы, Смоленска, Омска и некоторых других городов. Полотна М.Звягина есть в одном из Берлинских музеев и у нас в Принстонском университете, не говоря уже о многих частных коллекциях в России, Германии, Соединенных Штатах Америки и других стран.

Творческий диапазон художника чрезвычайно широк. С неизменным мастерством он пишет задумчивые сельские пейзажи и чудесные натюрморты, не чураясь при этом и абстрактной живописи, русского лубка и политической сатиры, но, как мне представляется, главным его достижением, где он смог предстать творцом художественных произведений, наполненных подлинно глубоким философским смыслом, являются три главных направления, которые он разрабатывал в течение многих лет. Это промышленный пейзаж, трагедия еврейского народа в годы Второй мировой войны и аллегорическое изображение извращенной советской действительности.

В этот раз он представлен на выставке четырьмя индустриальными пейзажами. Эти работы художника благодаря своей особенной, звягинской характерности и узнаваемости служат как бы его фирменным знаком. Индустриальные пейзажи Михаила Звягина - это обобщенный образ промышленной окраины любого большого советского города, где ютился трудовой люд. Разноцветные дымы из фабричных труб, унылая тоска мрачных заводских корпусов и беспросветная, скучная, однообразная жизнь.

На его картинах “простые советские люди” в стандартной заношенной одежде, мятых кепках и шапках выглядят одинаково, как со спины, так и с лица в соответствии с задумкой выпестовавшей их власти.

Точно напротив картин М.Звягина, на противоположной стене я увидел четыре совсем других пейзажа, на которые невозможно было не обратить внимания. Это были работы Александра Риза, стоявшего неподалеку от своих произведений. Мы были шапочно знакомы, так как встречались ранее. Однако этого нельзя было сказать о произведениях художника, так как я видел их достаточно много, правда, в репродукциях, и они мне запомнились. Речь идет об отлично изданном в Москве альбоме живописных работ Александра Риза “Москва - Нью-Йорк - Москва”.

После внимательного просмотра многочисленных цветных репродукций в альбоме у меня сложилось впечатление, что художника более всего привлекают зимние пейзажи, так как они количественно явно преобладали.

В этот раз я увидел подлинники - мастерски выполненные городские пейзажи. Александр сказал мне, что эти работы можно объединить под одним общим названием “Вариации на тему города”. И здесь из четырех работ две были “зимними”.

Глядя на них, я вспомнил время моего раннего детства, прошедшего в Новосибирске в годы войны. Я был тогда маленьким ребенком, и запомнил из тех лет только зиму: холодно на улице и дома, большие сугробы, узкие тропинки, протоптанные в снегу двора, и голые деревья. Летних дней того времени не помню совсем. Зато четко запечатлелись в памяти трескучие предновогодние морозы под минус сорок первых послевоенных лет, когда усадив на санки закутанных с ног до головы меня с сестрой, наш двоюродный брат возил нас в центр города смотреть новогоднюю ёлку.

И хотя это было мимолетным ностальгическим воспоминанием, я благодарен за него Александру Ризу.

Не могу не поделиться еще одним впечатлением, оставшимся от произведений живописца. Пролистывая пару месяцев назад альбом, а позже глядя на оригиналы картин, я обратил внимание на то, что на них у художника практически всегда присутствуют обнаженные, без листьев, деревья. Причем на его городских пейзажах, даже если это не зима и снег отсутствует, природа застигнута, если можно там выразиться, или ранней весной, когда деревья еще не оделись в листву, или поздней осенью, когда они ее уже сбросили. Для меня это в какой-то степени индивидуальный знак художника, его личный взгляд на окружающую природу, то ли ожидающую пробуждения, то ли готовящуюся ко сну. Я спросил его об этом.

И Александр сказал мне, что городской пейзаж его любимая тема, а деревья - необходимые персонажи на его картинах. - Но когда они одеты, - пояснил он, - закутаны в листву, почти невозможно разглядеть их сущность. Я с ним согласился. Действительно, обнаженные деревья раскрывают нам свою душу, каковая у них, по-моему, несомненно есть, и могут поведать об истории своей жизни: об ураганах, обломавших их ветви, и о спокойных временах, когда они могли сформировать крону, присущую своему виду. В общем - это обнаженная натура, своеобразное ню, способное придать то или иное настроение всему пейзажу. И эта особенность придает произведениям А.Риза необыкновенную притягательность и своеобразную красоту.

Теперь, думаю, самое время сказать хотя бы пару слов о самом художнике. Он не является профессиональным живописцем. Александр Риз - выдающийся музыкант, один из лучших альтистов бывшего СССР, замечательный педагог и дирижер, действительный член американского отделения Международной Академии Наук, Образования и Искусств. В его лице лишний раз подтверждается старая истина, что действительно талантливому человеку дается много. Он всегда разносторонен и многогранен. Таков и Александр Риз.

Из числа других художников я выделил картины, написанные маслом Еленой Иосилевич, которая в отличие от Михаила Звягина и Александра Риза является представительницей совсем другого, молодого поколения наших эмигрантов. Ее картины соседствовали с работами М.Звягина, и на одной из них (The City. Manhattan II), как и на его полотнах, тоже были многочисленные дымы, но только они не валили из заводских труб, а вились над крышами домов из каминных или бойлерных.

Этот городской пейзаж хорош сам по себе, как живописное произведение, но помимо этого он обладает и большим социальным смыслом. Я вспомнил городские пейзажи М. Добужинского, который уделял в своих работах много внимания именно крышам домов с возвышающимися над ними, если в старом Петербурге, то печными трубами, а в Нью-Йорке - теми же каминными.

С сожалением можно констатировать, что жизнь в современном Нью-Йорке в этом плане мало чем отличается от той, которая текла здесь в первой половине прошлого века. Я, как и Елена, каждую зиму вижу из окна своей квартиры, расположенной на шестом этаже, белые или сероватые дымы над крышами соседних таунхаусов. И это означает, что несмотря на все рассуждения о борьбе с загрязнением окружающей среды и за улучшение экологии, мы в своём городе дышим тем же воздухом, а скорее всего даже более грязным, чем в середине прошлого века.

Возвращаясь к картинам Елены, могу отметить, что она показала еще и чудесный натюрморт с орхидеями и красивый зимний пейзаж (A Winter Afternoon). Немного позже совсем в другом конце галереи я обнаружил четыре её графические работы, объединенные общим названием “Love in three colors”. Это были рисунки тушью на белой бумаге с яркими вкраплениями красных, желтых и синих пятен, выхватывающих из переплетения изящных линий стилизованные, полуабстрактные человеческие фигуры. Эти работы пронизаны острой динамичностью с налетом некоторого эротизма.

Елена Иосилевич начала своё художественное образование в Эстонии и России, а завершила его уже в Соединенных Штатах, окончив в Нью-Йорке The National Academy and School of Fine Art.

Елена является арт-директором Пушкинского общества Америки и принимала самое активное участие в организации вернисажа и музыкальной части мероприятия. По-моему, всё получилось отлично.

Радикальные женщины

Во время своего последнего визита в Бруклинский музей искусств я дольше всего задержался в залах, где сейчас развернута выставка под названием “Radical Women. Latin American Art. 1960-1985″. До этого она экспонировалась в Лос-Анжлесском Hammer Museum.

На выставке представлены работы более ста двадцати художниц из пятнадцати стран, активно работавших в ключевой период возникновения и развития современного искуства в странах Латинской и Центральной Америки. Здесь собраны произведения как широко известных, так и менее популярных представительниц современного изобразительного искусства. Эта экспозиция является первым в своем роде обозрением радикального и феминистского художественного творчества мастеров искусств из стран Латинской Америки и латиноамериканок, проживающих в США.

Как сказано в аннотации к выставке, для художниц из Латинской Америки та четверть века, в которую создавались представленные на обозрение работы, были годами репрессий и либерализации. Большинство стран региона управлялись диктаторами или раздирались гражданскими войнами. Многие из художниц подвергались преследованиям и унижениям, заключались в тюрьмы, некоторые вынуждены были бежать из своих стран. Хотя немногие из латиноамериканок, работавших в сфере изобразительных искусств, связывали себя с феминистским движением, их работы свидетельствуют об их противостоянии диктаторским режимам и глубоко укоренившимся патриархальным ценностям. Попав в Соединенные Штаты, они активно участвовали в борьбе за гражданиские права, в антивоенных манифестациях и феминистском движении.

В условиях свободы творчества эти женщины реализовали себя не только в таких традиционных видах искусства как живопись и скульптура, но и в видео-арте, перформансе и концептуальных практиках.

Естественно, при таком количестве участниц совершенно невозможно сказать хотя бы пару слов о произведениях каждой из них. Остановлюсь лишь на некоторых.

Встречает посетителей видео с чисткой зубов, когда густая, белая, сметанообразная паста постепенно покрывает все лицо, включая нос и лоб женщины, чрезвычайно увлеченной этим процессом. В конце перформанса маска на лице становится похожей на мыльную пену, стекающую с подбородка. Можно подумать, что женщина собралась бриться, как если бы волосы покрывали и те места на её лице, где даже у мужчин они обычно не растут. Признаюсь честно, идею этого представления я не постиг, а смотреть это все второй раз у меня не было ни малейшего желания.

И здесь же с левой стороны от входа начинается часть выставки, названная “Женский автопортрет”.

На небольшой табличке, предваряющей этот раздел, указано, что “портретирование традиционно концентрировалось на изображении политически, экономически или социально значимых фигур. На подобного рода портретах преобладали мужчины. Женщины попадали на полотна художников обычно в виде мифологических персонажей. Исключением были представительницы аристократических семейств. В религиозной тематике это была Дева Мария.
А далее сказано, что “в двадцатом веке автопортрет стал критически важным элементом самовыражения женщины, и что художественные произведения в этой части выставки бросают вызов канонической концепции понятия женской красоты и идентичности”.

Нужно признать, что авторы представленных на выствке работ, частенько выходят за традиционные рамки портрета и исследуют собственную идентичность прямо скажем опосредованно, небуквальным путём.

Например, Vanda Pimentel (Бразилия) в серии из трех картин под общим названием “Entaglement”, что приблизительно можно перевести как “Запутанная или компромитирующая ситуация”, изображает только свои собственные ноги в окружении различных предметов домашнего обихода вроде набора для макияжа, шлёпанцев, бюстгальтера, пояска и прочего в том же духе.

Я тут же вспомнил свое фото на пляже в Мексике, где я совершенно случайно запечатлел свои ноги. Не помню уж что я хотел сфотографировать, блаженствуя на лежаке в тени пальмы, но точно не их. Подниматься мне не хотелось, ибо я следовал в тот момент заповеди Пушкина из “Сказки о золотом петушке”: “Царствуй, лежа на боку”. Вот я и сделал снимок почти из этой позиции. А потом дома, когда переносил заснятое из фотоаппарата в компьютер, почему-то этот снимок не стёр. И вот, надо же, пригодился! И не напоминайте мне, пожалуйста, пословицу “Куда конь с копытом, туда и рак с клешней”. Я, конечно, хорошо понимаю разницу между женскими ножками и моими волосатыми ногами, но, как говорится, что есть, то есть. В общем, разыскал я в архиве этот свой автопортрет и представляю его на суд читателей. Он мог бы получиться более удачным и привлекательным, если бы я сделал его специально. Но все получилось спонтанно. По этой причине на данной фотографии я выгляжу вполне естественно и без каких-либо прикрас, так что любой человек, взглянув на неё, легко может составить обо мне свое вполне обоснованное собственное мнение, в том числе об особенностях моего характера и привычек, а также и о моих недостатках и достоинствах. Надеюсь, налипший на ногу песок, не испортит общего впечатления от моего автопортрета.

Не сомневаюсь, что вы точно так же легко воссоздадите полный психологический портрет Ванды по ее картине.

Помимо живописных произведений на выставке представлено много фоторабот. В самом начале раздела автопортретов можно увидеть серию черно-белых фотографий, названную “Рождение и смерть розы”. Её создала Rosa Navarro из Колумбии. Она поместила по цветочному бутону на каждый глаз, и на последовательных снимках мы можем видеть, как розы распускаются, а затем сморщиваются и увядают на бесстрастном лице автора.

Есть и другие серии фотографий, например, поэтапно изображающих мытьё унитаза - только рука с тряпкой и сам унитаз. Имеются и более эпатажные фото, но об этом чуть позже.

Мне очень понравился диптих под названием “Соседки”, который создала Marcia Schvartz из Аргенины. Помимо двух очень выразительных женских портретов, написанных красками, мы видим прикрепленные к картинам настоящие жалюзи из тростника и птичью клетку. Замечательная сценка.

Привлекает внимание произведение очень известного скульптора Marisol Escobar, которая долгие годы прожила в США. В основном она создавала скульптуры из дерева, одна из них под названием “Автопортрет” представлена на выставке. На деревянном блоке размещено семь женских голов с разными, от гротескных и карикатурных до обычных, лицами. На них приходится шесть деревянных ног и две нарисованные на блоке руки.

В этой работе Марисоль показала, как она видит свои собственные физические черты, разложив их, как пучок света через призму, на составные части. В то же время она пытается представить себе, как могут видеть ее со стороны в нашем потребительском обществе, где нередко женщину рассматривают именно как предмет потребления. По моему мнению, это очень интересная и запоминающаяся работа.

К слову сказать, я думаю, многие видели замечательную скульптуру, созданную Марисоль и находящуюся в воде у берега в Бэттери парке в Нью-Йорке. Она посвящена погибшим во время Второй мировой войны американским морякам торгового флота.

Теперь хочу вернуться к фотоработам или, если угодно, автопортретам. На трех фотографиях Maris Bustamante (Мексика) запечатлела себя с мужским половым членом вместо носа. Что она хотела этим сказать? Может она страдает от отстутсвия этого органа? Не знаю, но помню, что у нас в стране во времена моей молодости в уголовной среде существовало такое пожелание, когда кого-то хотели унизить и проклясть: “Чтобы член вырос у тебя на лбу!” Хотя вместо слова “член” употреблялось, естественно, более крепкое словечко. А вот тут, надо же, человек сам вместо носа приделывает себе этот орган. Глядя на фото я возрадовался, что у меня всё, чему положено быть от природы, находится на своем месте. Может в этом и состояла задумка автора этих фотографий? Вызвать у зрителя чувство восторга и счастья от того, что на лбу у него ничего не выросло.

Должен признаться, что мне никогда не нравились радикалы вне зависимости от их половой принадлежности, политических убеждений или национальности. Мне всегда больше импонировали люди умеренных взгядов, без ненужных крайностей и революционных порывов. В общем - золотая середина. Так и здесь: новаторство - да, эпатаж для эпатажа - нет.
Как тут не вспомнить старый анекдот: “Девушка, вы могли бы полюбить радикала? - Ради чего, простите”?
Выставка продлится до 22 июля текущего года, так что у всех желающих ее увидеть еще достаточно времени впереди. Из Бруклина она переедет в Пинакотеку, расположенную в крупнейшем городе Бразилии Сан-Паулу.