Riviera Maya

Выйдя из здания аэропорта в Канкуне к автобусной остановке, мы окунулись в духоту и жару. Это было ожидаемо, но все равно неожиданно. После мартовских снежных наскоков на Нью-Йорк столь резкая перемена погоды всего за несколько часов полета не могла не впечатлять. И так всякий раз. За два с лишним десятка лет, прожитых в Америке, я неоднократно испытал на себе подобные метаморфозы, но так к ним и не привык.
Наш путь лежал в одно из мест отдыха, расположенного в курортной зоне Riviera Maya, протянувшейся примерно на 40 километров вдоль омываемого водами Карибского моря северо-восточного побережья полуострова Юкатан.
Я не стану описывать меню завтраков, обедов и ужинов на курорте all inclusive. Лучше расскажу о том, что показалось мне странным, ранее неизвестным или забавным.
Начну с пляжа. Он здесь достаточно широк, покрыт мягким сероватым песком и настолько длинен, что конца и края ему не видно. Пляж с растущими на нем пальмами, является владением множества, выстроившихся в длинную шеренгу вдоль морского побережья, отелей, плавно переходя от одного к другому без явных, видимых границ.
Ко дню нашего приезда пляж был “украшен” вдоль всей линии прибоя примерно полутораметровой ширины лентой из выброшенных на берег бурых водорослей. Местами лента была еще шире, силясь, видимо, изобразить еще и бантики, но неудачно.

Судя по всему, мы попали сюда после шторма, отбушевавшего день-другой назад где-то в море. Он и вынес на прибрежный песок нарванной на мелководье мягкой морской травы. На нее, не опасаясь уколоться, вполне можно было наступать. За буро-зеленой лентой из водорослей, обрамлявшей чистую, узенькую песчаную полосочку, уходящую под воду, начиналось море. Но в этот день оно было не в настроении и работало вышибалой. Сделав две попытки зайти в воду и будучи дважды сбитыми с ног разгулявшимися волнами, от третьей мы добровольно отказались. Но мокрыми были от пяток до макушки. Неспокойно Карибское море.
Между тем на пляже кипела работа. Примерно через одинаковые расстояния в двадцать-тридцать метров там молодыми ребятами из курортной обслуги устраивались большие кучи, высотой примерно в две трети роста человека из собранных на берегу водорослей. Их сгребали граблями, а потом вилами грузили в тачки и отвозили шагов на 15-20 от линии прибоя, где и сваливали в кучу. Когда она достигала достаточной высоты, рядом с ней в песке выкапывали лопатами яму соответствующей глубины, а затем к куче подъезжал небольшой бульдозер и аккуратненько сталкивал её в эту яму.

Иногда кучу сталкивали в яму вручную, а затем утрамбовывали водоросли ногами. Глядя на это, я вспомнил некоторые кадры из документального фильма о строительстве ДнепроГЭСа. Там строители тоже дружно взявшись за руки утрамбовывали ногами бетон в теле плотины.
Здесь же на место захоронения нагребали песочка, которого вокруг было в избытке, разравнивали площадку, и от кучи не оставалось и следа.
Такой способ избавления от водорослей на пляже я увидел впервые. И тут мне подумалось, что если придерживаться доминирующей сейчас в науке теории о биогенном происхождении нефти, в соответствии с которой она произошла из остатков животных и растений, то через несколько десятков миллионов лет на пляжах в районе Riviera Maya можно будет добывать это полезное ископаемое. Было бы только кому.
Забегая вперед скажу, что через пару дней пляж выглядел почти девственно чистым, лишь кое-где можно было обнаружить небольшие клочки запрятавшихся среди песка водорослей.
Однако на третий день к вечеру “почернело синее море”, как в сказке Пушкина о рыбаке и рыбке. А утром берег снова оказался в водорослях, и их опять сгребали в кучи и закапывали. Видимо, ночью прилично штормило. Стало понятно, что пляжные «похоронные команды» здесь обеспечены постоянной, по крайней мере в курортный сезон, работой. А может она ведется круглогодично, чтобы не запускать пляжи.
Было ясно, что в море и в этот раз лезть не стоит, и я решил прогуляться вдоль берега подальше. Попутчиков в этот день у меня было много. На песке валялись разноцветные створки ракушек и обломки окаменевших кораллов, вынесенных разбушевавшимися волнами. Я шел в одну сторону почти полтора часа, а пляж все не кончался. Добрался до небольших двухэтажных домов, покрашенных в охряный цвет. Было непоянтно то ли это частные дома, то ли постройки какого-нибудь заштатного, недорогого курорта для местных жителей. От этого места уже неплохо был виден причал города Плайя-дель-Кармен, с которого отправлялись рыжего цвета паромы на остров Косумель. Силуэты высоких зданий на его берегу легко можно было разглядеть на туманном морском горизонте.
Между прочим, именно на одном из паромов, обслуживающих эту линию, в конце февраля произошел взрыв, в результате которого пострадали семеро американских туристов, а наш Госдеп ввел запрет на посещение этого региона нашими согражданами. Правда, его очень быстро отменили.
Следующий день выдался не лучше предыдущего. С утра было пасмурно и довольно прохладно. Ветер гонял по морю волны, купальщиков были единицы, да и те держались у самого берега. Зато по волнам одиноко метался любитель кайтсёрфинга. Он то уносился в открытое море, то выскакивал чуть ли не на песок. При развороте у берега его иногда поднимало над водой, и он нёсся на своей доске по воздуху, потом плюхался в воду, погружаясь в неё с головой, но вскоре выныривал из морской пучины, вставал на доску и опять скрывался в сторону моря. Но вновь и вновь возвращался. Это выглядело забавно, хотя может быть он специально выполнял подлетания и прыжки, но приводнялся часто неудачно. Понаблюдав за ним некоторое время, я не мог не отметить для себя, что это смелый человек, а его упорство, физическая сила и выносливость вызвали у меня чувство уважения.

Дочитав до этого места, вы, наверное, подумали, что курортникам, оказавшимся в это время на пляжах Riviera Maya, крупно не повезло. Если так, то вы ошиблись. Это были только эпизоды. В основном погода была чудесная, а купание приятным. Просто у всех подход к такому роду отдыха индивидуальный. Я не люблю проводить много времени на лежаке и загорать, если можно так выразиться, до посинения. Меня тянет на разведку, чтобы увидеть что-то новое и интересное. Мне нравилось ходить по территории курорта, где кроме пальм росло много неизвестных мне тропических деревьев и кустарников, заглядывать в глухие уголки.
И вот там-то однажды я обнаружил греющуюся на сером камне большую, метра полтора длиной, страшноватую игуану с колючим гребнем на спине. Ящерица не сдвинулась с теплого местечка даже когда я подошёл к ней почти вплотную. Вероятно, опасалась, что я улягусь там вместо нее. Только вертела головой.

А еще на территории курорта обитает множество агути. Их можно было увидеть на зеленых полянах практически с любое время суток, хотя они предпочитают сумерки. Эти симпатичные, на мой взгляд, зверьки являются близкими родственниками морских свинок. Размером они с обычную домашнюю кошку и покрыты короткой, золотистого цвета шерстью. Агути - коренные жители южноамериканских тропических лесов и саванн. Питаются они растительной пищей. При этом как белки сидят на задних лапках, а передними удерживают орех или плод, найденный в траве.
Этих зверьков еще называют золотистыми зайцами. Местные жители на них охотятся и употребляют в пищу. Говорят, их мясо очень вкусное. Однако, сам не пробовал, не знаю. Рекомендовать не стану, тем более, что многие из курортников считали их слишком похожими на больших крыс, хотя у них практически нет хвостов.

В один из дней в компании таких же, как я сам зевак, понаблюдал за небольшой чёрной обезьянкой, сидевшей высоко на дереве. Это был центральноамериканский ревун - обычный обитатель мексиканских лесов. На следующий день ревуна я не видел, но зато слышал его голос, доносящийся из густой кроны всё того же дерева. Он отдаленно похож на отрывистый лай очень басовитой собаки. Трудно было предположить что такая маленькая обезьянка обладает таким зычным голосом.
Как-то в послеобеденное время прогулялся я до торгового центра Plaza Playacar. Пешком туда можно было дойти от нашего отеля за десять минут. Вдоль тротуаров здесь растут высокие кокосовые пальмы, а на них зреют орехи величиной с пушечное ядро и примерно такого же веса. Пока шёл, всё время думал, что если мне на голову с высоты 5-6 метров свалится такой орешек, то это будет равносильно тому, что в меня выстрелили из пушки и шансов выжить у меня не будет никаких. Вспоминал вычитанные где-то данные о том, что от падения кокосовых орехов в год гибнет примерно полторы сотни человек. Это значительно больше, чем, например, от нападения акул. Но, слава богу, ни одна пальма в меня не “выстрелила”.
Еще приближаясь к плазе я обратил внимание на дерево, увешанное крупными, странной формы плодами. Я подумал, что это неоднократно виденная мною раньше, но в других местах, кигелия, плоды которой напоминают толстые батоны вареной колбасы. Потом засомневался и с некоторым удивлением решил, что это местные жители накидали на дерево свою ношеную обувь, как это еще несколько лет назад можно было часто видеть на улицах нашего города. Однако, подойдя ближе я понял, что это не плоды вовсе и не старые башмаки, а плетеные из соломы фонарики. Собственные же плоды этого дерева по размерам, форме и цвету оказались похожими на недозрелые лимоны. Но все вместе это выглядело симпатично и оригинально.

На плазе сгрудилось очень много магазинов и мелких лавок, однако в них в основном торговали разнообразными, но малоинтересными, типа ширпотреба для туристов, изделиями. Только в одном месте нашёл яркие и красивые керамические сосуды ручной работы, но оказалось, что они сделаны в Турции. Почему в Мексике я должен покупать турецкие сувениры?
А еще увидел там забавную на мой взгляд сценку. Это была симпатичная индийская семья, кайфовавшая от массажа ног, опущенных в небольшие аквариумы, где пузырилась от подаваемого туда воздуха, вода и плавали маленькие рыбки. Они разрешили мне (не рыбки) себя сфотографировать.

А все остальное, то есть солнце, воздух и вода были точно такими же, как и в других местах отдыха подобного рода.

Сохранение национальной культуры

В последнее время в различных СМИ появилось довольно много материалов о фильме Алексея Германа “Довлатов”. Писателя С.Довлатова я давно люблю, перечитал все его основные вещи, а к Довлатову - редактору газеты “Новый американец” отношусь с большим уважением. Поэтому мне было интересно следить за событиями, разворачивающимися вокруг фильма. В связи с этим посмотрел я недавно интервью с Еленой Окопной - художником-постановщиком этой кинокартины, в которой события разворачиваются в начале 70-х годов прошлого века в Ленинграде. Создатели фильма стремились воссоздать быт коммуналок того времени во всех, даже мельчайших, деталях, чтобы наиболее точно передать атмосферу, уклад жизни советских людей той эпохи. Мне запомнилось несколько моментов из этого интервью. На одном из них я хочу остановиться, так как, по моему мнению, он хорошо предваряет моё дальнейшее повестовование.

В ходе беседы с Е.Окопной, ведущий высказал свое удивление по поводу того, что она смогла со своими помощниками найти даже алюминиевые крышечки от поллиторовых бутылок молока и кефира того времени. Обычно их не задумываясь выбрасывали после того, как бутылка была открыта. Е.Окопная рассказала, что крышечки были подлинные и нашли их на барахолке в Санкт-Петербурге. В поисках других аутентичных вещей того времени - домашней утвари, фотографий, мебели, одежды и всего остального они в течение полугода “шерстили” блошиные рынки Москвы, Лондона, Милана, Армении и Грузии. Причем Елена отметила, что одежду той эпохи в приличном состоянии легче было найти именно за рубежами бывшего СССР. Оказалось, что вещей из того, не столь уж далекого времени, сохранилось на удивление мало, но все же кое-что членам съемочной группы удалось отыскать. Это была, конечно, только небольшая часть работы, но в итоге художник-постановщик этого байопика Елена Окопная получила в феврале 2018 года за художественный вклад в кинематограф “Серебряного медведя” одного из главных кинофестивалей мира категории “А” - Берлинале.

Со своей стороны хочу заметить, что если она смогла найти даже, казалось бы, такой хлам, как крышечки от молочных бутылок, то значит кто-то их сохранил. В итоге же получилось, что почти полвека спустя они кому-то понадобились и пригодились.

После такого вступления я хочу рассказать об очень интересном человеке, с которым недавно познакомился. Зовут его Игорь Павлишин. Он приехал с семьей в США 18 лет назад из города Самбор Львовской области Украины, в котором он родился, учился, а затем работал инженером на крупном заводе.

В Америке он увлекся идеей сохранения и распространения украинской культуры. Дав своим двоим дочерям хорошее музыкальное образование, он создал “Дуэт сестер Павлишиных”, организовал и провел более четырехсот концертов для представителей украинской диаспоры в разных городах и весях США и Канады. Дуэт выступал на американском радио, а также в Польше и Украине.
Обладая незаурядными организаторскими способностями, Игорь создал культурный центр под названием “National Pearls”. Его задачей является сохранение и распространение украинской национальной культуры в Америке.

Познакомившись в ходе гастрольных поездок со множеством людей, он обнаружил, что внуки и правнуки бывших эмигрантов мало интересуются историей своих предков. Не желая хранить старую рухлядь, документы и письма, которые они зачастую уже не могут прочитать, и не зная куда это деть, избавляются от подобного старья, вынося его на блошиные рынки, а чаще просто выбрасывая в гарбич. Последнее особенно огорчало Игоря, который еще живя в Украине коллекционировал почтовые карточки, видовые и поздравительные открытки, а здесь продолжил это занятие, сосредоточившись на подобных вещах, выпущенных украинскими организациями и общинами в диаспоре.

Вскоре ему стало ясно, что нужно создать какую-либо non-profit организацию, которая стала бы местом, где можно было хранить представляющие исторический интерес материалы.
Развивая эту идею, Игорь решил для начала создать народный музей, который стал бы местом памяти уходящих поколений. А еще лучше, если бы это был народный исследовательский институт, издающий свой собственный журнал и публикующий материалы своих изысканий. Он уже нашел место при одном из храмов, куда люди могут приносить все то, что не считают нужным хранить у себя дома, или готовы поделиться какими-то вещами для создания музея, заложив тем самым основу для будущего исследовательского института. Там это будет храниться в виде именных архивов.

Отступая от своего рассказа, хочу заметить, что ни о чем подобном в русскоязычной среде мне неизвестно, хотя я и интерсовался этим вопросом. Несколько лет назад в воздухе носилась идея создании музея русской эмиграции, но насколько мне известно, она так и не была реализована. Остался только шум. Очень жаль. Мои попытки отыскать этот музей не увенчались успехом. Вероятно, для этого нужен такой энтузиаст и увлеченный человек как Игорь Павлишин.

Особое внимание Игорь уделяет поколению перемещенных лиц, которые попали в США и Канаду после войны. Эта волна эмиграции только в Соединенных Штатах насчитывала сотни тысяч людей, но по естественныи причинам их остается все меньше и меньше. Для них настало время собирать камни. Как передать родную культуру следующим поколениям, в первую очередь своим внукам? Кому передать истории, записанные воспоминания и еще сохранившиеся материальные свидетельства ушедшего времени: семейные архивы, фотографии, письма, открытки, книги, значки, рушники и вышиванки, просто старую одежду, если человек одинок и у него не осталось наследников?

Вот для этого и создается музей, или народный институт. Неважно, как будет называться это учреждение, важна сама суть.

Обо все этом и многом другом поведал мне Игорь, когда мы сидели у него дома и рассматривали его коллекцию открыток. Между прочим, за день до этого он ездил в Коннектикут к одному из тех, кто попал в Америку из германского лагеря для перемещенных лиц, и тот отдал ему две большие коробки старых открыток, собранных им за много лет, сказав, что ему некому их оставить. Они еще не разобраны, но там оказалось много редких и интересных вещей, изданных в диаспоре. Теперь они уйдут в экспозицию музея и будут сохранены. По словам Игоря, он не в первый раз находит людей, готовых отдать ему подобные вещи, так как они не знают, что с ними делать и понимают, что после их смерти они будут выборшены в мусорный ящик.

Будучи человеком общительным и контактным, он умеет находить общий язык со своими соплеменниками. Он рассказал мне, как одна его знакомая, которая была замужем за состоятельным и известным человеком в общине, говорила, что на каждое Рождество они с мужем получали более сотни поздравительных открыток. Некоторые из них завершались просьбами о пожертвованиях на благотоворительные цели. И муж жертвовал. Она сохранила многие из тех открыток.

Здесь уместно задаться вопросом, почему я собственено так много внимания уделяю именно коллекционированию открыток. Ответ напрашивается сам, если мы задумаемся о том, что оставили после себя эмигранты первой и второй волны, какие материальные свидетельства ушедшего времени? В первую очередь это могли бы быть книги и газеты, но если первые еще могли сохраниться в личных библиотеках, то вторые обычно немедленно выбрасывались после прочтения. Понятно, что наибольшие шансы сохраниться ввиду их компактности и небольших размеров имели фотографии из семейных альбомов и открытки. И в этом заключается их непреходящая ценность для истории любой эмиграции. Ибо они являются бесценными свидетелями минувшей эпохи, ее идеалов, надежд, достижений, моральных и культурных ценностей, политических событий и праздников.

Показ собственной коллекции Игорь начал с подборки открыток с видами своего родного Самбора, выпущенных примерно в двадцатых годах прошлого века, то есть почти сто лет назад. И сразу меня удивил. На первый взгляд они выглядят как серия обычных видовых открыток, но на самом деле таят в себе оригинальный сюрприз. Заключается он в том, что каждая такая открытка делалась двухслойной. На ее лицевой стороне аккуратно вырезался язычок, подняв который можно обнаружить под ним сложенную в гормошку тонкую бумажную ленту с напечатанными на ней девятью-десятью черно-белыми фотографиями видов города. В итоге это похоже на некую разовидность буклета. Я с таким раньше не встречался, хотя перевидал великое множество разнообразных открыток.

Нужно отметить, что издатели открыток проявляли немалую изобретательность и фантазию для того, чтобы сделать свой товар наиболее привлекательным и интересным. Всем, я уверен, известны детские раскладные книжки, или иначе книжки-панорамки, книжки-раскладушки. Здесь их называют книжками в стиле pop-up. Но существуют подобного рода и 3-D открытки. В сложенном виде они выглядят как обычные карточки, но преображаются в расправленном виде.

Часто, с целью удешевления, открытки печатались на одной стороне стандартного листа размером А4, а затем он складывался в четыре раза. Иногда внутрь сложенного листа вклеивалась полоска золоченой фольги, а бумага в тех местах, где на картинке располагались нимбы над головами святых и звезды на небе, вырезались. После того как такая открытка складывалась вчетверо, нибмы и звезды блестели золотом.

Следует подчеркнуть также тот важный факт, что в числе создателей художетвенных открыток были многие выдающиеся художники, а если говорить конеретно об украинских мастерах художественной графики и рисунка, то нельзя не упомянуть имена таких известных художников как Эдвард Козак, который сорок лет издавал популярный сатирический журнал “Лис Микита”, и Мирон Левицкий. Такие открытки помимо своего прямого, прикладного значения, обладают всеми достоинствами произведениий высокого искусства.

Очень интересны и открытки посвященные открытию в 1964 году памятника Т.Шевченко в Вашингтоне, приуроченного к 150-летию со дня его рождения.

В общем открытки украинской диаспоры - это огромное поле для исследования и изучения.

В заключение стоит сказать, что за прошедшие годы различными общинами украинской диаспоры были выпущены тысячи разных открыток, причем многие - малыми тиражами. Собрать их все представлятеся малоразрешимой задачей, но создание их каталога может существенно повысить интерес к их собиранию и сохранению.

И Игорь Павлишин создал такой, пока виртуальный, каталог. В нем около трех с половиной тысяч наименований. Он очень удобен в пользовании, так как выбрав тему, например, “Рождественские” или имя автора, например, “Козак”, можно сразу увидеть перечень и изображения открыток на указанную тему или выбранного автора. Однако, каталог далеко не полон и работа над ним продолжается.

Альбомчик гимназистки и выстрел в цель

Недавно прочитал книгу Даниила Гранина “Все было не совсем так”. Есть там глава под названием “Пять писем”. Начинается она следующим образом: “При очередной чистке своего архива я обнаружил копии старых писем. С фронта. Не сразу я понял, что фронт этот не Великой Отечественной войны, а еще Первой мировой, 1916 год. Письма офицера домой, в Питер, жене. Адреса подробного нет, есть ее имя - Мара, его подпись - Миша. И все. Как они попали ко мне - не помню. Вспомнить не мог. Дожидались, видимо, своей очереди. Дождались”.

А у меня есть старый альбомчик гимназистки и тоже приблизительно тех же времен. В отличие от Д.Гранина я знаю, как он ко мне попал, и сразу понял, к какому времени он относится, потому что текст там написан в старой орфографии с ятями и ерами. Я купил его по случаю на блошином рынке. Он представляет собой половинку обычной, с листами в полоску, школьной тетрадки, разрезанной поперек. К сожалению, обложка тетрадки отсутствует, так что ни имени, ни точного времени создания этого альбомчика я не знаю. Вся эта тоненькая книжица заполнена самодельными, пронумерованными стишками-пожеланиями от ее подруг, написанными черными чернилами с большим количеством орфографических ошибок. Всего таких, в основном четверостиший ровно сорок. Первые 33 из них имеют порядковые номера, а к концу их нумеровать перестали. Судя по качеству этих виршей, их писали девчонки 10-14 лет. Стихи не подписаны за исключением одного, и нет ни одной даты. Должен отметить также, что первые страницы альбомчика, по всей вероятности, заполнены самой ее владелицей, так как написаны явно одной рукой. Думаю, что начальные четверостишия откуда-то позаимствованы, скорее всего из подобных же тетрадок её подружек.

В альбомчике есть и пара явно авторских стишков, посвященных некоему герою, которого хозяйка альбома называет васильком, имея в виду цветок.

Хочу привести в пример несколько виршей. Орфография оригиналов сохранена. О пунктуации вообще говорить не приходится, потому что ни одного знака препинания во всем альбомчике нет. Похоже девчонки, заполнявшие альбом, были суровыми противницами точек и запятых.

Въ сей день тебя любовь на светъ произвела
Красою свѣта быть владеть людей сердцами
Осыпала тебя приятностей цветами
Сказала будь мила будь сщаслива богиня немогла

***
Много звездъ на небѣ ясныхъ
Но одна изъ них ясней
Много барышень прекрасныхъ
Но ты мне всехъ милей

***
Когда умру то ты меня забудешь
Не вспомнишь обо мне
На гроб мой приходить не будешь
Забудешь прахъ въ сырой земле

***
Ты просиш написать
Изволь четыре строчки
Люби меня как я тебя
Какъ обе гимназистки

А вот послания юноше:

***
Василекъ голубой
Ахъ какъ милъ ты собой
Собой ты прельщаешь
Я знаю кого

***
Посмотри как ты прекрасенъ
Если веришь только мне
Такъ и быть скажу неложно
Я люблю васъ пуще всехъ

И единственное подписанное и состоящее из двух четверостиший. По-моему, очень неплохое, наверняка откуда-то списанное:

Вотъ незабудка голубая
Ее взлелеяла весна
и къ вамъ въ альбом о васъ мечтая
съ любовью вложена она

быть может некогда мечтая
придется вамъ въ альбомъ взглянуть
и незабудка голубая
напомнитъ слово незабудь

Паничка

Многим из нумерованых стихов хозяйкой альбома даны оценки, сделанные простым карандашом типа: См. уд. или См. хор.

Читая этот безыскусный памятник первых наивных полудетских, полудевичьих томлений, намёков и желаний, я вспоминал про подобные девчачьи альбомчики, которые видел сам у своих подружек уже в совсем другие, но тоже достаточно давние времена. Правда, туда они вписывали не произведения своих одноклассниц, а понравившиеся им стихи настоящих поэтов в основном, конечно, о любви. И украшали их странички красивыми картинками, вырезанными из журналов, засушенными цветами, а иногда и собственными рисунками. А еще там были анкеты, где среди множества пустых вопросов, вроде “Какой твой любимый цвет?”, скрывался главный: “Кто тебе нравится?”

Как относиться к такой, казалось бы, ерунде, как рукописный альбом? Специалисты считают, что относиться надо вполне серьезно, потому что такие альбомы “являются основной формой письменного фольклора школьниц 9 - 14 лет”.

Нужно сказать, что мода на рукописные альбомы в России существует с середины XVIII века. Пришла она из Западной Европы, и столь прочно укоренилась на новой почве, что продолжала существовать и при советской власти и, возможно, существует и сейчас.

При помощи альбома девушке легче вступать в контакт со своими сверстницами, а иногда и сверстниками, одноклассницами и подругами. Обращаясь с просьбой что-нибудь написать на память, составительница альбома может лучше узнать, о чем думают и мечтают ее сверстницы. Перечитывая альбом подружки и сравнивая его со своим, она может посмотреть на себя со стороны. Обнаруживая там одни и те же тексты, она чувствует себя своей среди подружек и друзей, ощущает себя частицей современной ей девичьей субкультуры.
Составление альбома - это еще и творческий процесс, когда надо что-то вписать в альбом подруги или скопировать в свой понравившееся стихотворение. А это уже является отображением эстетических чувств и представлений девушки.

И, наконец, девичий альбом является хранилищем фольклорных текстов. Спустя десятилетия они кажутся устаревшими, наивными и просто смешными, но в то же время они являются отражением прежней культуры, идеалов и нравственных ценностей, а также служат связующим звеном между поколениями.

Свою статью я начал с цитирования выдержки из книги Даниила Гранина “Все было не совсем так”. Сейчас хочу привести еще одну фразу из этой же книги. Рассуждая о малоизвестной фотографии Ольги Берггольц, и подчеркивая, что она на всех портретах хороша, Д,Гранин пишет: “Фотопортрет как выстрел в пролетающую цель”. Эта мысль мне очень понравилась. Действительно, хорошая фотография может остановить мгновение и сохранить его для потомков.

В связи с этим я хочу рассказать о паре старых, черно-белых, любительских фотографий. Одна из них была сделана в конце Второй мировой войны, а вторая, по всей вероятности, в первые послевоенные годы. Думаю, они неплохо дополнят первую часть моей статьи. Кстати, я купил их у того же мужичка, который продал мне девичий альбомчик. Как эти снимки из чьих-то семейных альбомов к нему попали, мне неведомо. Но я знаю одно: любительские фотографии из семейных альбомов, особенно советского времени, попадаются здесь на блошиных рынках достаточно редко. Ибо для меня их появление означает, что все родственники запечатленных на них людей умерли, а наследников не осталось. Иную ситуацию мне трудно представить, так как близкие люди все же не выносят такие вещи на базар, а хранят их в семейных архивах.

На обеих фотографиях люди выпивают, и я не вижу в этом ничего дурного. У каждого может быть какой-то семейный праздник, какое-то торжество, а может просто встретились старые друзья и решили это дело отметить. Факт приобретения этих снимков на блошином рынке, дает мне право их опубликовать, тем более, что в них не содержится ничего порочащего запечатленных на них людей.

Начну с фотографии, на которой засняты двое мужчин в пиджаках, белых рубашках и при галстуках. Никаких подписей на ней нет, так что время действия можно определить только приблизительно. Судя по антуражу и скудной закуске - это первые послевоенные годы. Они отмечают какое-то событие. Может одного из них в тот день приняли в члены коммунистической партии. Скорее всего того, который сидит слева. По прическе (бокс, насколько я помню самую популярную стрижку тех лет у рабочего люда) и выражению лица он похож на простого работягу, впервые надевшего новый костюм и галстук, купленные к торжественному случаю. А второй дал ему рекомендацию. Может это даже парторг цеха, в котором трудится его подопечный. Он явно постарше, выражение лица у него другое и поза покровительственная. Он держит рюмку и папиросу в левой руке, а правой обнимает своего младшего товарища. Рядом видна спинка пустого стула. Вероятно, там сидел тот, кто сделал этот снимок. На столе перед ними стоят бутылка водки и две тарелки. На водочной этикетке с трудом, но можно различить три первые буквы от названия “Мос…”. Значит пьют они “Московскую водку” с присущей только ей, зеленой, кто помнит, этикеткой. Это была самая массовая и старая из советских водок, и единственная, которая производилась из зернового спирта. Однако это обстоятельство никак не способствовало повышению ее весьма невысокого качества.

В одной из тарелок лежат, похоже, соленые огурцы, на другой остатки какой-то еды. Там же можно разглядеть пару кусков ноздреватого хлеба, коробок спичек и обрисованную не очень четко солонку. Есть там и третья тарелка, но что на ней - разобрать невозможно. И это практически все, что можно разглядеть. В общем угощение более чем скромное. Я бы назвал это фото “Парторг в гостях у лучшего станочника цеха”.

Другая фотография сделана10 января 1945 года в Харкове, что следует из надписи на ее оборотной стороне. Там явно собрались друзья. Одежда и женщин, и мужчин проста и непритязательна, но они веселы и счастливы. Наверное это молодая кровь играет в их жилах , а еще они предчувствуют скорое, победное окончание войны. Вечеринка проходит за столом с фигурными ножками, на который небрежно и кривовато наброшена белая скатерка. В центре стола горит настольная лампа, матерчатая занавеска на окне задернута. Значит на улице темно.

А на столе пусто. Там что-то, конечно, есть, но из-за качества снимка рассмотреть это что-то невозможно. Однако скудость закуски очевидна.

Да и сама обстановка в комнате спартанская. И у нас дома была похожая. Я обратил внимание на шкаф, стоящий за спиной у веселой компании. Точно такой же стоял в нашей квартире с довоенных лет. Сделанный из натурального дуба, он был неподъёмен и прочен, как танк. Я помню, как мучились мои родители, отодвигая его от стены во время очередной побелки. Из-за этого шкафа, я эту фотографию и купил.

Так протянулась ниточка от рукописного альбома гимназистки к воспоминаниям моего глубокого детства.