Hitchings Avenue и далее везде

Недавно я сделал для себя несколько открытий. Первое, о котором я хочу рассказать, оказалось для меня полной неожиданностью.

Если бы еще несколько дней назад меня спросили, знаю ли я, где в Бруклине находится Hitchings Avenue, я бы только пожал плечами. Однако теперь я могу сказать, что знаю на этой улице каждый дом, так как прошел ее вдоль и поперек. Хотя это не совсем точно. Прошел вдоль - это да, а вот поперек - нет.

Однако все по порядку, но для начала придется слегка отойти в сторону и немного отдалиться от вышеупомянутой авеню.

Для начала надо разобраться с терминологией. Я всегда полагал, что авеню - это широкая, большая, зеленая улица, иногда с центральной аллеей, вдоль которой высажены деревья или декоративные кустарники. Вобщем авеню - это приблизительно то же самое, что и проспект или бульвар. В наших, американских городах с прямоугольной сеткой улиц некоторым из них, идущих в одном направлении, дают название авеню. Но в любом случае это достаточно длинные магистрали, ограниченные с обеих сторон разного рода зданиями и постройками, а иногда парками или детскими игровыми площадками.

А теперь можно вернуться к Hitchings avenue, которую я обнаружил совершенно случайно. Я живу на Nostrand Avenue и, естественно, каждый день по ней хожу. И вот недавно, подходя к тому месту, где моя улица упирается в Emmons Avenue, образуя Т-образный перекресток, и где я проходил, без преувеличения, тысячу раз собираясь прогуляться вдоль канала, я поднял глаза на деревянный телеграфный столб и увидел на нем пару табличек. Одна с надписью Nostrand Avenue была направлена строго вдоль улицы, по которой я шел, а другая с надписью Hitchings avenue указывала чуть наискосок в сторону узкого тротуара, ответвляющегося от основной улицы. Я был буквально поражен своим открытием, сделанным у себя под носом, и свернул на авеню. И прошел ее до конца, насчитав на ней ровно восемь небольших, одноэтажных частных домов, выстроившихся на одной ее стороне. Другая сторона этой авеню была отделена от заднего двора большого здания, выходящего на Nostrand Avenue, невысоким заборчиком. Ни одного дерева на этой авеню не растет, если не считать одинокой туи, стоящей на заднем дворе дома, о котором я упоминал. Но это уже за пределами этого “проспекта”. Два человека на нём вполне могут разойтись, но если появится третий, то ему надо будет пристраиваться за спину впереди идущего. И этот короткий тупик носит гордое название авеню! Вероятно жители Hitchings avenue страдают манией величия. Хотя может быть в английском языке в слово “авеню” вкладывается какой-то свой, особый смысл.

Второе подобное открытие я сделал на Canarsie Pier, где одно время бывал достаточно часто. Но в этом втором случае мне не надо было смотреть вверх, а наоборот опустить очи долу. Проходя по улице мы не очень-то часто обращаем внимание на то, что у нас под ногами, если только перед глазами неожиданно не возникает надпись “Watch your step”. Вот так было и там до тех пор, пока я однажды не заметил, что в полотно дорожки, выложенной кирпичного цвета плиткой и идущей по периметру этого обширного пирса, больше похожего на небольшой парк, вмонтированы бронзовые пластины с изображением некоторых морских обитателей здешних вод и птиц живущих и питающихся на побережье.

Каждая такая пластина обрамлена серой плиткой, хорошо заметной на окружающем фоне. Их там десятка два, и как я умудрялся раньше их не замечать, не знаю.

В этот раз я специально прошелся вдоль всей дорожки и рассмотрел все пластины, на которых, с указанием английского и латинского названия, были изображены некоторые рыбы, раки-лобстеры, крабы, морские звезды и улитки, водоросли и птицы. Многих героев этой своеобразной галереи, вроде камбалы, гурнарда, морской звезды, голубого краба или лобстера я неплохо знал в “лицо” и легко их распознавал. Уверен, что это не трудно было бы сделать и большинству наших читателей.

Однако о некоторых из них я знал слишком мало. В общем эта своеобразная выставка вызвала у меня определенное любопытство и побудила меня побродить, уже дома, по Интернету, чтобы получить дополнительную информацию о ее героях. И мне удалось узнать о них кое-что новенькое.

Взять хотя бы гурнардаи (по-английски sea robin или gurnard). Я не раз видел эту необычно выглядящую рыбу, пойманную с помощью спиннига местными любителями рыбной ловли. Бросающейся в глаза ее особенностью являются большие, похожие в расправленном состоянии на крылья, ярко окрашенные грудные плавники. Летать гурнард, конечно, не может, но эти плавники помогают ему быстрее передвигаться и планировать под водой, а резко расправленные в случае опасности они способны отпугнуть хищника, из-за резко увеличившихся размеров рыбки, которая не бывает слишком большой. Менее заметны грудные плавники, служащие как бы ногами. Благодаря им гурнард медленно бродит по песчаному дну, выискивая мелких ракушек, рачков и червей, которыми питается. Рыба эта вполне съедобна и вкусна в вареном и жареном виде, хотя ее не очень удобно чистить из-за больших и колючих плавников. Недаром про нее говорят: Ugly fish, tasty dish.

Следующим моим героем был Piping Plover. Я узнал, как по-русски называется эта песочного цвета, симпатичная, размером немного больше воробья, птичка. Это - желтоногий зуёк. Зуйки иногда целыми стайками бегают вдоль прибрежной полосы, периодически затопляемой набегающими волнами, склевывая выброшенную на песок мелкую морскую живность. Делает это зуёк только ему присущим способом. Кажется, что он бежит куда-то сломя голову, но вдруг, вроде как опомнившись, резко останавливается, делает один клевок, и вновь пускается в бега. Этих птичек часто можно увидеть у нас на пустынных пляжах.

Ну, и наконец, несколько слов про бурую водоросль, которая называется фукус пузырчатый, потому что на ее листьях имеются овальные пузырьки с воздухом, благодаря чему она обладает плавучестью и располагается в воде вертикально. Эта водоросль произрастает на мелководьях Атлантического и Тихого океанов, то есть широко распространена в мире. Любой, кто хотя бы несколько раз ходил у нас вдоль океанского берега, мог видеть обрывки этого растения, выброшенные на сушу. Особенно часто они попадаются после штормовой погоды. Фукус употребяется в пищу, причем наиболее популярен он среди жителей прибрежных районов многих стран. Его добавляют в первые и вторые блюда, хорош он и в различных салатах, обладая специфическим вкусом. Высушенные листья фукуса используются в традиционной и народной медицине, а также в парфюмерии, потому что в них содержится много витаминов и свыше сорока макро- и микроэлементов, включая бром и йод. Препараты из этой водоросли применяют при диабете, ревматизме, ожирении и во множестве других случаев. В общем, очень полезное растение.

Совсем недавно я сфотографировал обрывок фукуса на Plumb Beach в районе Sheepshead Bay. Результат приложен.

Третье свое открытие я сделал в Проспект парке. Там я обнаружил две крупногабаритные абстрактные скульптуры под названием Searches и Reaches (Поиск и Достижение), которые сотворил Fitzhugh Karol. И хотя они стоят в разных частях парка, видно, что их сделал один и тот же автор. Стальные пластины, из которых сооружен “Поиск” окрашены в ровный коричневый цвет, а “Достижение” покрашено в два цвета - черный и синий. Причудливые стальные гиганты будоражат воображение. Невольно хочется найти для них какое-нибудь сравнение. Но больше всего они похожи на самих себя.

Мне больше понравилось “Достижение” из-за того, что в нем есть большое круглое, достаточно низко расположенное отверстие, похожее на тондо, повешенное на стену. Но сюжеты в этой картине непрерывно менялись, лишь фон оставался прежним. Я долго стоял около этой скульптуры и смотрел на круглую картину с чередующимися, мимолетными жанровыми сценками. Там мог неожиданно промелькнуть велосипедист, потом не спеша проплывала молодая женщина с коляской, а через мгновение на картине уже рисовался бегун. Калейдоскоп, в общем.

Однако могу заметить, что относительно молодой скульптор Фитцхью Кэрол, который живет и работает в Бруклине, на мой взгяд, несомненно находится под влиянием творчества всемирно известного американского скульптора Александра Колдера, который, пожалуй, первым начал создавать огромные композиции из стальных листов, дав им название стабили в отличие от мобилей - кинетических скульптур с подвижными частями. Один из его стабилей, под названием “Рептилия” стоит на углу Madison Avenue и 57th Street в Манхэттене.

Короче говоря, я стараюсь делать свои “открытия” (теперь это слово можно взять в кавычки) каждый день.

Надеюсь мои уважаемые читатели заметили, что я сделал их не покидая пределов Бруклина, хотя и в разных его концах. Тем не менее, они оказались для меня действительно неожиданными и интересными. Я клоню к тому, что каждый может делать подобные открытия лично для себя, ведь иногда что-то новое, незнакомое находится буквально на расстоянии вытянутой руки от нас, но мы этого не замечаем, равнодушно проходим мимо. Между тем, подобные открытия постоянно ждут нас и могут сильно скрасить жизнь. Просто надо быть к ним готовым и чаще смотреть по сторонам.

Ножи, штыки и утиные лапки

Мы познакомились на флимаркете. День был солнечный, но холодный и ветреный. Я медленно шел вдоль рядов торговцев, когда увидел мужчину, перебирающего пачку старых американских почтовых окрыток, которую он достал из большой коробки. Я остановился рядом и стал ждать своей очереди, так как тоже хотел их посмотреть. Стоять на месте было холоднее, чем ходить. И тут мужчина попросил у продавца разрешения забрать всю коробку в свою машину, чтобы пересмотреть открытки там. Тот оказался его знакомым и согласился, а потенциальный покупатель неожиданно пригласил меня в свою машину. Довольно неординарный поступок. Я, конечно, согласился. Сидя в тепле, было гораздо сподручнее перебирать открытки, чем перекладывать их негнувшимися от холода пальцами. Моя рука была второй и то, что было просмотрено моим соседом, попадало ко мне. Открыток было много, мы начали обмениваться мнениями и так слово за слово разговорились. Мой собеседник оказался очень эрудированным человеком, некоторые наши интересы совпадали. В общем мы понравились друг другу, познакомились, и мой новый визави пригласил меня к себе домой, чтобы показать кое-что из своих коллекций.

Оказалось, что одним из главных его увлечений было собирание различных образцов холодного оружия.

Про себя могу сообщить, что в свое время я был обладателем нескольких подобных вещей, если можно их так назвать. Дело в том, что у моего отца в карманах пиджака всегда была записная книжка, простой канцелярский карандаш его любимой марки “Орион” с металлическим наконечником и перочинный ножичек, чтобы этот карандаш подтачивать. Авторучки он не любил, потому что тогда они были чернильными и нередко текли, пачкая одежду. Граненые карандаши “Орион” с характерной полосатой раскраской я очень хорошо помню.

Соответственно и у меня где-то с третьего-четвертого класса школы в карманах имелся точно такой же набор предметов. Свой ножичек я в основном использовал не для того, чтобы точить карандаши, а для игры в ножички, которая была очень популярна среди мальчишек в послевоенные годы. Свои ножички я периодически терял, но последний, подаренный мне папой в 1960 году, когда я уже был студентом, у меня сохранился до сих пор. Я привез его с собой. В нем были два лезвия, штопор, шило, консерный нож и ключ для откупоривания бутылок с верхушкой в виде плоской отвертки.

Другого холодного оружия у меня никогда не было, хотя у местной шпаны я видел финки с красивыми наборными ручками из цветного оргстекла, которые подпольно изготовлялись умельцами в местах заключения или являлись левой продукцией некоторых мастеров, трудившихся в механических цехах заводов и фабрик.

Коллекция моего нового знакомого И.С., как он попросил называть себя в этой статье, меня действительно впечатлила. Кстати, когда он произнес свои инициалы, я сразу вспомнил про пассажирский паровоз серии ИС - Иосиф Сталин, который с раннего детства видел множество раз, так как мы жили около железнодорожного переезда. Однако к “отцу народов” И.С. не имеет никакого отношения, потому что тому народу, к которому относится мой новый знакомый, да и я тоже, он не был даже отчимом.

Стены в прихожей и зале его квартиры были вплошь увешаны разнообразными и довольно интересными картинами, а вот стены его кабинета украшали многочисленные образцы холодного оружия, начиная от небольших клинков, кортиков, штыков и ножей, и кончая тяжелыми саблями и длинными шпагами. Про каждую из этих вещей их владелец мог рассказать мне что-либо интересное. И.С. не просто собиратель, он еще и знаток холодного оружия, хорошо осведомленный о том, где и как появился тот или иной его вид, где и как применялся, каким целям служил. Ибо оружие может быть боевым, парадным, спортивным, охотничьим, а также и криминальным.

Каждый клинок в коллекции И.С. смазан специальным, предназначенным именно для этой цели, маслом, предохраняющим от окисления и ржавчины. Кстати, он еще и отличный реставратор, способный даже убитую вещь довести практически до музейного состояния. В общем, человек он разносторонний, увлеченный и влюбленный в свои коллекции. Будучи достаточно успешным бизнесменом, И.С. большую часть своего свободного времени посвящает изучению и реставрации своих приобретений.

Я не стану здесь рассказывать о каждой вещи, которую увидел, потому что это займет слишком много времени и может оказаться не очень интересным для некоторых моих читателей. Упомяну лишь те, которые мне больше всего понравились или чем-то удивили.

Понравились мне ножи из кости. Раньше в моем представлении подобные изделия прочно ассоциировались с разрезанием бумаги и вскрытием почтовых конвертов. Но оказалось, что они годятся и для совершенно других дел. Как, например, индейский костяной нож, в котором ручка сделана из челюсти койота, а лезвие из бизоньего ребра.

Но еще больше мне понравились старинные костяные ножи из Непала и Гоконга, вложенные в костяные же ножны, украшенные красивой, орнаментальной резьбой. Да и лезвия у этих ножей оказались гораздо более массивными и прочными по сравнению с индейским. Возраст среднего, самого длинного ножа на фотографии, около полутора сотен лет, а два другие помоложе - они были сделаны в начале прошлого века.

Очень интересной оказалась история старого французского четырехгранного штыка от винтовки конца XIX-го начала XX-го веков. Края колотой раны, нанесенной таким, граненым штыком, после его извлечения, как бы схлопываются, что приводит к развитию обширных внутренних гематом, так как кровь не имеет возможности вытекать наружу. Такие скопления крови сдавливают соседние органы, затрудняя из функционироваине и легко инфицируются. И это резко ухудшает состояние раненого, уменьшая его шансы на выживание и выздоровление.

Еще хуже граненых являются плоские, ножевидные штыки с так называемыми шоковыми, похожими на пилу, зубьями на обухе. После удара таким штыком остаются глубокие, незаживающие, рваные раны. Об использовании этого оружия и отношении к нему солдат, хорошо написано в известном романе Эриха Марии Ремарка “На Западном фронте без перемен”. Рассказывая о буднях простых солдат во время Первой мировой войны он писал: “Штыки мы осматриваем сами. Дело в том, что у некоторых штыков на спинке лезвия есть зубья, как у пилы. Если кто-нибудь из наших попадется на той стороне с такой штуковиной, ему не миновать расправы. На соседнем участке были обнаружены трупы наших солдат, которых недосчитались после боя; им отрезали этой пилой уши и выкололи глаза. Затем им набили опилками рот и нос, так что они задохнулись. У некоторых новобранцев есть еще штыки этого образца; эти штыки мы у них отбираем и достаем для них другие”. То же самое происходило и с другой стороны. Люди стремились к некоторой гуманизации ужасных событий, в центре которых они оказались. К сожалению, с тех пор человечество научилось еще “качественнее” и надежней убивать себе подобных.

Такие мысли теснились у меня в голове, пока я рассматривал коллекцию И.С. Громадная польза ее состоит именно в том, что глядя на эти орудия войны, начинаешь думать о мире. Нельзя также забывать и того обстоятельства, что многие эти вещи являются не только историческими артефактами, но и подлинными произведениями искусства: гравировки, резьбы, сталелитейного дела, ковки и много другого.

Есть у И.С. и очень неплохая подборка старинного огнестельного оружия. Удивила меня бескурковая английская трость-пистолет XVIII-го века, со спрятанной в рукоятке спусковой кнопкой, которую перед выстрелом надо взвести, что делается простым вытягиванием ее из рукоятки. А сама палка трости является замаскированным стволом.

Если повернуть расположенное под ручкой кольцо и слегка растянуть трость, то обнажится патронник, в который заранее вставлялся патрон, начиненный порохом, дробью или пулей. Порох от дроби либо пули отделялся пыжом, а специальная прокладка предупреждала высыпание или выкатывание поражающих элементов из патрона.

Со снаряженной таким образом тростью ее владелец отправлялся по своим шпионским или иным делам. При выстреле “палка” трости, а фактически ствол, укладывался на поднятую и согнутую в локте руку, чтобы произвести прицельный выстрел. Естественно, с близкого расстояния.

Сильное впечатление произвел на меня совершенно необычный для современного глаза старинный четырехствольный турецкий пистолет, так называемая “утиная лапка”. Свое название он получил потому, что его четыре ствола расположены веером в одной плоскости, и действительно напоминают утиную лапку.

Это оружие ближнего боя заряжалось со стороны стволов, в каждый из которых засыпался порох и закатывалась круглая пуля, похожая на маленькое пушечное ядро. Выстрел производился залпом одновременно из всех четырех стволов.
Первые такие многозарядные пистолеты появились еще в XVII веке. О меткости стрельбы из “утиных лапок” говорить не приходилось, но и другое оружие тех времен не отличалось этим качеством. Зато большим достоинстовом многоствольных пистолетов являлось то, что они были страшным оружием против любой толпы. Хоть одна пуля в кого-нибудь да попадала, причем кого она зацепит было неизвестно никому, в том числе и самому стрелку.
Именно такие пистолеты пользовались большой популярностью у пиратов при абордажном бое и у морских офицеров, когда нужно было утихомирить назревающий на корабле бунт.
Но стрелять можно не только из пистолета, револьвера или винтовки, но и из духового ружья. Такое японское ружьё вековой давности тоже есть у И.С. Внешне оно выглядит очень красивым, так как сделано из резной кости. О том, какими великолепными косторезами являются японские мастера, говорить не приходится. Вспоминим хотя бы чудесные японские нэцкэ. К стволу ружья крепится маленький костяной же резной колчан, в котором хранятся миниатюрные стрелы-иглы. Ружьё выглядит привлекательно и мило, сразу и не догадаешься, что это такое. Однако смазанная каким-нибудь ядом незаметная стрелка, выстреленная из этого ружья, может причинить серьезный вред здоровью, вплоть до смертельного исхода.

Вобщем коллекция оружия И.С., является замечательным собранием предметов старины, отражающих одну из важнейших сторон человеческой деятельности.
В заключение, возвращаясь к теме режущего и колющего оружия, я хочу привести одно двустишие, сочиненное мною когда-то очень давно в период расцвета моей хирургической деятельности, но которое очень подходит к теме сегодняшней статьи:

В товарищи к скальпелю просится штык:
“Ведь в сердце я тоже однажды проник!”

Всем известно, что скальпель является определенной разновидностью ножа. Но предназначен он для того, чтобы спасать жизнь людям, а не убивать их. Есть еще кухонные и столовые ножи, без которых тоже никуда. Но вряд ли кто их коллекционирует, хотя вообще-то люди собирают всё, даже самые неожиданные вещи. А вообще-то есть у меня желание, чтобы все виды оружия остались у людей только в коллекциях. Но, думаю, желание это несбыточно пока существует род человеческий. Вот такой я пессимист.

Причем тут водонапорная башня?

Все началось с покупки невзрачной, монохромной, бледно-зеленой почтовой карточки, отпечатанной примерно в 1904-1905-м годах, на которой были изображены высокая водонапорная башня и памятник Генри Максвеллу.

Именно из-за последнего я эту открытку и купил. Семнадцать лет назад, в январе 2001 года, я опубликовал в ныне уже несуществующей газете “Новое Русское Слово” небольшую статью об этом человеке и памятнике, ему посвященному. Приблизительно за три месяца до того, я впервые увидел этот памятник на Grand Army Plaza, установленный на склоне окруженного металлической загородкой небольшого холма, скорее даже бугра. Его вершину венчала замечательная конная скульптура героя Гражданской войны генерала Генри Слокэма, а почти у его подножия, на стороне обращенной к Plaza Street East, стоял относительно скромный монумент в виде большого, слегка розоватого, гранитного валуна, в боковую стенку которого была вмонтирована бронзовая прямоугольная пластина с рельефным изображением в профиль Генри Максвелла, окруженного венком из дубовых листьев и лент. Помимо имени удостоенного этой чести человека, под венком в прямоугольной рамке были перечислены его заслуги.

Генри Максвелл не был военным. Он был сугубо штатским человеком и помимо многих других своих ипостатей, являлся крупным организатором школьного образования. Его можно с некоторой, конечно, натяжкой назвать американским Макаренко, хотя это сравнение, вероятно, и не очень удачное. Но так будет понятнее. Он действовал в иных обстоятельствах и других условиях, но сделал очень многое для того, чтобы дети из малообеспеченных семей могли получить образование, а также пройти лечение в случае необходимости.

В 1898 году после вхождения Бруклина в состав Нью-Йорка, он стал главой департамента образования города, а до этого он в течение многих лет был членом правления Бруклинских школ. Несмотря на серьезные трудности, Максвелл смог в дополнение к частным, создать в городе систему государственных школ. При его непосредственном участии возникло профессиональное образование, было организовано бесплатное питание для учащихся. Добившись еще ранее финансового благополучия, он жервовал крупные суммы на то, чтобы дети из бедных семей имели возможность посещать школы.

Генри Максвелл умер в 1902 году от инсульта. Его друзья и сподвижники решили увековечить его память и заказали одному из самых известных в то время американских скульпторов Огастесу Сент-Годенсу, бронзовый рельеф с изображением Г.Максвелла. Пластина с рельефом, как я уже писал, была вставлена в большущую гранитную глыбу весом в 20 тонн, и готовый памятник был торжественно открыт в декабре 1903 года.

Монумент Генри Максвеллу и огороженный участок земли, на котором он расположен, я хорошо запомнил, потому что много раз проходил мимо него, разглядывая достопримечательности Grand Army Plaza, так как в первые годы после эмиграции практически на регулярной основе посещал Центральную Бруклинскую публичную библиотеку, расположенную через дорогу от того места.
Открытка, с которой я начал этот очерк, привлекла мое внимание тем, что памятник Г.Максвеллу находился в совершенно незнакомом мне месте, неподалеку от какой-то водонапорной башни. Невольно я задумался над тем, где же он первоначально был установлен. Я, конечно, понимал, что за прошедшие сто с лишним лет, Бруклин изменился до неузнаваемости, но откуда взялась эта водонапорная башня? Может и сейчас она где-то стоит, потому что похожие сооружения я видел, например, на дороге, ведущей к Fire Island.

И вот что мне удалось узнать. В те времена, когда Бруклин был отдельным городом, питьевую воду для нужд населения он получал с Лонг Айленда, а не из резервуаров в апстейте Нью-Йорка, откуда она сейчас поступает в Манхэттен и большую часть остальных городских районов. Она перекачивалась в водохранилище, расположенное на границе между Квинсом и Бруклином, а оттуда тоже с помощью насосной станции часть ее переправлялась в Маунт Проспект резервуар. Это было достаточно серьезное гидротехническое сооружение, площадью около полутора гектаров и глубиной в шесть метров. Оно было построено в конце 1850-х годов на Маунт Проспект, втором по высоте Бруклинском холме.

А водонапорная башня, которую мы видим на почтовой карточке, стояла на краю этого резервуара, будучи частью общей гидротехнической системы. Построенная в готическом стиле башня имела в высоту 30 футов, то есть несколько более 9-ти метров. Казалось бы не очень много. Но если учесть, что она располагалась на холме, возвышавшемся почти на 61 метр над уровнем моря, то суммарная ее высота равнялась семидесяти метрам, а это примерно соответствует 18-этажному зданию. Этим фактом объясняется то, что башня была видна из многих точек города, в те далекие времена таких высоких билдингов не имевшем.

А памятник Максвеллу был установлен у основания холма Маунт Проспект, в том месте, где сейчас находится Центральная Бруклинская бибилотека. Вам ничего не напоминает слово “проспект” в этом контексте? Думаю напоминает. Во-первых в Бруклине есть Маунт Проспект парк, ну а во-вторых самый большой, красивый и известный парк нашего боро получил название от этого же холма - Проспект парк.

Маунт Проспект парк невелик, он открыт со стороны Eastern Parkway, а с тыла и бока ограничен Бруклинским ботаническим садом и массивным зданием библиотеки. Чтобы попасть в этот парк, нужно подняться по довольно высокой каменной лестнице. И тогда взору откроется плоская, окруженная высокими деревьями, вершина частично сохранившегося до наших дней холма.

Решение о строительстве Бруклинской публичной библиотеки в районе Grand Army Plaza было принято в 1912 году. В связи с этим монумент было решено перенести на его нынешнее место, то есть фактически его надо было перетащить через дорогу. Как написано в хрониках того времени, для этого потребовалась целая команда рабочих, десять лошадей и неделя времени. Уж очень неудобен был для транспортировки 20-тонный гранитный камень.

Строительство здания библиотеки после многих перипетий было закончено в 1938 году, а водный резервуар на вершине холма был к тому времени фактически заброшен. В 1940 году его осушили, и на том месте был разбит существующий поныне Маунт Проспект парк. А водонапорную башню просто снесли. И городской ландшафт в этом месте стал похожим на тот, который мы видим сейчас.

В заключение можно добавить, что памятник Максвеллу был несколько раз осквернен местными вандалами, поэтому подлинная бронзовая пластина с рельефом работы Сент-Годенса была передана в Бруклинский музей искусств, а в камень вставлена ее копия.