Поэзия и проза

В одном из своих очерков о путешествии вдоль берегов Японии я писал, что наш лайнер плавал только по ночам, швартуясь в порту очередного города утром. Однако было одно исключение, когда мы плыли целую ночь и весь день. Это случилось во время длинного перехода вокруг острова Сикоку из Кобе в Хиросиму.

В этот день для нас устроили коктейль-пари, где наш гид читал нам стихи японских поэтов. Могу сказать, что я знал, чем приблизительно отличается хайку от танка, читал и стихи и того, и другого жанра и мне было известно имя Мацуо Басё - выдющегося поэта, прославившегося своими хайку. Однако, эти мои знания классической японской поэзии были очень поверхностными. Думаю, здесь уместно вспомнить высказывание английского политика и блестящего оратора Генри Брума, который сказал, что “каждый должен знать все о чем-нибудь и что-нибудь обо всем”. Вот это второе “что-нибудь” я и знал.

Рассказал я все это к тому, что в тот день наслушавшись стихов, многие из которых мне очень понравились, я решил почитать их самостоятельно. Что и сделал, вернувшись домой и прочитав старейшую и наиболее почитаемую антологию японской поэзии Манъёсю или или как еще ее называют “Собрание мириад листьев”. Это солидный трехтомник, в котором собраны стихи написанные в период с 600-го по 759-й годы новой эры в переводе А.Е.Глускиной. Несмотря на очень солидный возраст этих стихов, они нисколько не устарели и по сей день остаются актуальными, потому что чувства любви между людьми и любви к природе, дружеской привязанности, тоски и печали в разлуке ничуть с тех пор не изменились.

Могу лишь заметить, что некоторые стихи я нашел в переводах и других авторов. И лишний раз убедился в правоте В. Жуковского, сказавшего, что переводчик - это соперник поэта. Так вот не всем удавалось быть достойным соперником, ибо разные переводы заметно отличались по глубине и метафоричности, так скажем, конечного “продукта”. Но я не литературовед, и в данном случае это сугубо мое личное мнение.

А тогда я попросил нашего гида переписать для меня пару стихотворений, которые мне особенно понравились. Это были танка. Вот на них я и хочу остановиться.

Но сначала несколько слов о хайку и танка. Все, конечно, знают, с чем это едят. Я просто хочу очень кратко кое-что напомнить. Хайку - это традиционный жанр японской поэзии, представляющий собой трехстишие в 17 слогов (5-7-5). Вот пример хайку Кобаяси Исса, которое мне очень нравится:

Эй, кукушка,
Не стукнись, смотри, головою
О месяца серп.

Танка или короткая песня - это лирическое стихотворение, состоящее из 31 слога с чередованием пятисложных и семисложных метрических единиц (5-7-5-7-7). Оба эти определения я взял из Википедии. Сюда можно добавить, что в переводах эту систему не всегда возможно сохранить, так как средняя длина слов в каждом конкретном языке различна. Именно по этой причине переводчик зачастую вынужден выходить за рамки требуемого стихотворного размера.

При чтении стихов японских поэтов я невольно обратил внимание на то, что в их лирических произведениях очень часто упоминается кукушка. Вот, например, песня госпожи Отомо Саканоэ о кукушке:

О, почему же я люблю так сильно
Кукушку?
Ведь когда она поет
И слышу я ее печальный голос,
Растет безудержно моя тоска!

Мне показалось необычным, что упоминания о кукушке очень часто встречаются в стихах японских поэтов и удивительным то, что она у них поет. Странный вкус у японцев. Для меня пение кукушки это то же самое, что и кукарекание петуха. Какая же это песня. Поют соловьи или жаворонки. По-моему, кукушка не поёт, а именно кукует, так же, как и, например, кукареканье петуха нельзя назвать песней, это просто крик. Хотя есть выражение “пропели утренние петухи”, но мы все понимаем, что имеется в виду простое кукареку, которое всех будит. Я не могу представить себе даже самую романтическую девушку, которая на вечерней зорьке мечтательно слушала бы “пение” петуха, а вот ее же, но слущающую трели соловья, представить могу легко. Это же самое относится и к кукушке. Единственное, к чему может побудить ее монотонное кукование, так это к попытке посчитать количество “ку-ку”, но не более того.

Кроме этого, у меня вообще есть предубеждение против кукушки, потому что она является гнездовым паразитом.

Однако, как говорится, о вкусах не спорят.

Потом я выяснил, что обращение поэтов к образу кукушки не случайно, ибо она любима в японской поэзии так же, как соловей в русской. Кукушка - это обычный образ в песнях разлуки, а еще она выступает в роли вестницы загробного мира.

А теперь танка, сложенная супругой императора из дома Фудзивара, которая мне очень понравилась из-за своей очаровательной метафоры:

Кукушка!
Ты не плачь с такой тоской!
Пока не нанижу я жемчуг майский
И вместе с жемчугом -
Печальный голос твой!

Замечательный, по-моему образ, когда женщина хочет нанизать на нить с жемчугом еще и неосязаемый, ускользающий, растворяющийся в воздухе, печальный голос кукушки.

Однако потом я нашел еще несколько танка, в которых речь тоже идет о нанизывании на нить, хотя и не столь образном.

Песня, в которой Отомо Якамоти сожалеет о цветах померанцев:
О, померанцев распустившихся цветы
У дома моего
Совсем опали…
Они плодами ныне стали, -
Как жемчуг можно их нанизывать на нить!

Наконец, последняя танка (неизвестного автора) из тех, что запомнились мне на корабле:

Сосна, стоящая у входа
В пещеру горную,
Взглянул я на тебя -
И показалось мне, что я увидел друга,
Которого давно когда-то знал!

Чудесный образ.

Но пока суд да дело, наш лайнер пришвартовался в порту Хиросимы. Мы пересели в автобус и нас привезли к переправе, с которой большим и комфортабельным паромом нас доставили на остров Миядзима, расположенный в мелководном и теплом Внутреннем Японском море. Переправа заняла минут десять, и за это время можно было увидеть множество металлических сеток-садков, на которых выращивают мидий и устриц.

На берегу нас встретил оркестр японских школьников, состоящий из девочки-флейтистки, тихо попискивающей на своем интрументе под грохот многочисленных барабанов, по которым колотили мальчишки.

На небольшом и гористом острове Миядзима находится множество святилищ и среди них знаменитый синтоистский храм Ицукусима, некоторые части которого построены на сваях. Во время приливов земля под ними заливается водой, и они оказываются над ее гладью.

Прогулялись по набережной, вдоль которой вместе с многочисленными туристами бродят дикие пятнистые олени, совершенно не боящиеся людей. Они в синтоизме считаются священными животными, и поэтому их никто не трогает.

Храму Ицукусима принадлежат и 16-метровой высоты ворота-тории, сооруженные в 1875 году из камфорного дерева. Во время приливов они оказываются в воде и как бы парят нед ней. Эти тории считаются символом Японии. И поэтому японцы готовы залезть по колено в воду, чтобы сделать более выразительный снимок этих священных ворот. Я их тоже сфотографировал, но в воду не полез.

Походили по старым улочкам поселка вокруг храма. Везде полно туристов, в том числе и японских. Местных жителей не видно совсем за исключением торговцев в многочисленных магазинчиках, где всё продавали за наличные и только за йены, которые у нас кончились.

Вернувшись в Хиросиму, мы после стихов на коктейль-пари и поэтического острова Миядзима окунулись в прозу жизни, оказавшись в центре города, где на берегу реки Моноясу стоит известный всему миру Атомный Дом. Законсервированные развалины. От этого памятника атомной бомбардировки перешли по мосту через реку и оказались в парке Мира.

Постояли там рядом с колоколом, отлитом в форме, присущей колоколам в буддийских храмах, то есть более вытянутому и с отсутствием языка. Звучать колокол заставляют с помощью бревна, висящего на канатах или цепях снаружи от него. Раскачивая бревно и ударяя им с разной силой по наружной стенке колокола, получают нужный звук.

Там же в парке горит вечный огонь и находится саркофаг, в котором хранятся списки с именами всех людей, погибших в результате атомного взрыва 6-го августа 1945 года.

Перед отъездом из Хиросимы мы посетили музей атомной бомбардировки, где выставлены фотографии, сделанные почти сразу после взрыва, а также выложены в витринах остатки одежды погибших людей, оплавленные осколки черепицы, стеклянные бутылки, карманные и наручные часы, обломки керамической посуды.

Некоторые свои мысли об атомной бомбардировке Японии я выскажу, когда буду рассказывать о Нагасаки.