Загадка Саввы Сикорского

В начале октября 1992 года, не дожив пару месяцев до своего девяностолетия, умерла баба Лиза. Елизавета Терентьевна Сикорская была нашей соседкой. Мы жили с ней на одной лестничной площадке в блочном четырехэтажном доме, построенном после разрушительного ташкентского землетрясения, случившегося в апреле 1966 года. Была она совершенно одинока, детей со своим мужем баба Лиза не нажила.

О социальной службе в те времена в Узбекистане никто и не слыхивал. Так что маленькая, сухонькая баба Лиза была предоставлена сама себе. Часто она сидела на скамеечке около подъезда о чем-то задумавшись. Разговорчивой она не была.

В последние годы жизни бабы Лизы моя жена нередко заходила в ее однокомнатную квартирку, прибиралась там и приносила ей что-нибудь с нашего стола: тарелку супа или пару котлет. Я тоже иногда заходил к ней, то лампочку перегоревшую заменить, то поставить новую прокладку в водопроводный кран.

Несколько раз в год баба Лиза просила меня свозить ее на старое ташкентское Боткинское кладбище посетить могилку ее мужа Саввы Антоновича Сикорского.

За низенькой металлической оградкой стоял там скромный, в виде пирамидки из мраморной крошки, памятник, в центре которого находилась овальная фотография пожилого, бородатого мужчины. Умер он в 1969 году. Знал о нем я только то, что был он летчиком.

Когда баба Лиза стала совсем уж плоха, написала она на тетрадном листочке завещание, в котором отписывала все свое имущество моей жене. И вот она умерла. Организация похорон легла на нас, да еще на одну семью из нашего же подъезда. Они тоже помогали бабе Лизе. Поехали мы с соседом Сашей на Боткинское кладбище, где договорились, что похоронят ее в соответствии с ее желанием в могилу мужа. Потом в «Черном тюльпане» заказали гроб и катафалк. На следующий день бабу Лизу похоронили. Все было исполнено, как она хотела. Запомнил от того дня только одно неожиданное ощущение, возникшее у меня, когда я перекладывал бабу Лизу с ее кровати в гроб - она оказалась почти невесомой.

Через день после похорон пошли мы с женой и соседями рассматривать бабы Лизино наследство. Ничего у нее не было. Мы взяли себе только фигурку “Кот и повар” Ленинградского фарфорового завода, пару разбитых, скрепленных проволокой, суповых тарелок завода Кузнецова и старый, потрепанный альбом с семейными фотографиями бабы Лизы. Что себе взяли соседи, я не знаю.
В альбом я заглянул не сразу. Прошло наверное пару недель, прежде чем я решил его пролистать. Сейчас помню только одну фотографию оттуда, на которой баба Лиза была запечатлена в свои девичьи годы в скромном платьице, но с кокетливой шляпкой и в кожаных сапожках на шнуровке с французским каблучком-рюмочкой. Кстати, эти ссохшиеся сапожки крохотного размера мы видели у нее в сундуке, но никто их не взял.

Она никогда не была красавицей, но в молодости несомненно обладала определенным шармом, несмотря на крупноватый нос.

Однако в самом конце альбома меня ожидал сюрприз. Между последним его листом и задней крышкой лежали четыре фотографии размерами примерно 16 на 12 см, на которых были засняты старинные самолеты с обслуживающим персоналом и летчиками около них. В числе этих людей я легко опознал Савву Антоновича Сикорского, лицо которого мне было хорошо известно по снимку на его надгробном памятнике. И вот только тогда меня осенило, что вероятно Савва Сикорский имеет какое-то отношение к знаменитому авиаконструктору Игорю Сикорскому. О нем я почти ничего не знал, так как с точки зрения советской власти он был белоэмигрантом, и о нем практически ничего не писали. Но про вертолеты Сикорского, стоящие на вооружении армии США, мне было известно. Однако спрашивать “откуда есть пошел” Савва Сикорский было уже не у кого.

Альбом пролежал у нас дома три года. Перед самым отъездом в США я его просто выбросил, потому что в тех шести чемоданах, с которыми мы с женой и двумя детьми ступили на американскую землю, не нашлось для него места. Оправдания этому поступку нет. Привез то, что надо было выбросить и выбросил то, что надо было сохранить. Но у меня все же хватило ума взять с собой те старые четыре фотографии с самолетами.

Прошло несколько лет прежде чем мы как-то оклемались на новом месте. К этому времени я уже довольно много знал об Игоре Сикорском, прочитав, к примеру большущую статью В.Михеева “Игорь Иванович Сикорский”, опубликованную в девятом номере журнала “Природа” за 1998 год. Оттуда же впервые мне стало известно о неприглядной роли его отца, профессора психиатрии Киевского университета, в деле Бейлиса. Но это просто заметка на полях. Главным же в нашем случае является то, что И.И.Сикорский был выдающимся авиаконсруктором и авиастроителем.

Тогда же мне в руки попал американский журнал “Air Trails” за декабрь 1943 года, в котором на развороте 38-39-й страниц была напечатана названная “Before Sikorsky” подборка из девяти черно-белых фотографий различных моделей вертолетов, построенных в промежутке между 1922-м и 1940-м годами. В этом материале есть только одна фраза, если не считать подписей под фотографиями: “Вертикальный полет был тем блуждающим огнем, за которым годами гонялись изобретатели, почти всегда безуспешно, пока не пришел Сикорский”.

В связи со всем этим Савва Сикорский не выходил у меня из головы. Лет семь-восемь назад я узнал, что в Стратфорде в Коннектикуте, где во второй половине 20-х годов обосновалась фирма И.Сикорского, в настоящее время существует National Helicopter Museum, открытый для посетителей со среды по воскресенье с часу до четырех. Ехать я туда не хотел, так как хорошо знаю, что представляют собой провинциальные музейчики, имеющиеся во многих маленьких городах США, но решил туда позвонить, чтобы узнать, нет ли у них какой-нибудь информации о вероятном родственнике Игоря Сикорского Савве. В первый раз я попал на сторожа, который, естественно, ничего не знал. Звонил я в рабочее время. Во второй раз попал на какую-то англоязычную даму, назвавшуюся сотрудницей музея. Объяснил ситуацию и спросил ее о Савве Сикорском. Она ничего ответить мне не смогла, но сказала, что проконсультируется с кем-то по этому вопросу и мне перезвонит. Перезванивает до сих пор. Звонил я туда еще пару раз, но трубку никто не снимал. Короче - никакой информации из этого захолустного музея я не получил.

Тогда я начал упорные поиски в Интернете. Потратил уйму времени и нашел-таки, правда, всего лишь одно упоминание о Савве Сикорском в книге Игоря Шелеста «Лечу за мечтой», опубликованной издательством “Молодая Гвардия” в 1973 году. Там в главе “Красные гвоздики” описывается драматическое событие, произошедшее в 1921 году на учебном аэродроме под Москвой. Далее привожу довольно длинную цитату из этой главы, но она того стоит, так как из нее можно получить некоторое представление о Савве Сикорском, как человеке: “Заходя на посадку на “хевиленде”, инструктор Московской школы красных военных летчиков Иван Иванович Калиншин зацепился крылом за антенну, натянутую между ангаром и мачтой. Самолет развернулся и влетел прямо в раскрытый настежь упомянутый учебный ангар. Крылья биплана остались за воротами, а фюзеляж проскочил в ангар. Это погасило скорость, но разрушились баки, и все вокруг облилось бензином. Вспыхнул фюзеляж, загорелся ангар.

Рядом с ангаром находилась группа курсантов. Парни не бросились бежать, спасаясь от огня. Наоборот, они тут же ринулись в ангар, и один из них, Савва Сикорский, отличавшийся огромной силой, заорал: - В цепочку!! Держите меня за пояс!

Схватив друг друга за ремни, курсанты образовали живую цепь, а этот силач подскочил к горящему самолету и буквально вырвал пилота вместе с ремнями из кабины. Летчик-инструктор Калиншин был спасен. Он поправился и много лет вел испытательную работу на авиазаводе.

Этот подвиг замечателен удивительной, почти мгновенной находчивостью. Очень остроумный подвиг! Тут и подумаешь, что сильный духом человек в мгновенье крайней опасности не паникует. Наоборот, работает поразительно точно, соображает ярко, а главное, во много раз быстрей!”

И это все, что мне удалось узнать о Савве Сикорском. Немного. Но я решил написать о нем статью, полез за фотографиями, но их не нашел. Перевернул дома все, что мог, но они как сквозь землю провалились. Я их куда-то положил, чтобы они сохранились понадежнее, но надежно забыл куда. В общем, я был уверен, что они у меня есть. Но где? Это был большой вопрос.
С того времени прошло лет пять, пока я их случайно не обнаружил среди своих бумаг, там, где они никак не должны были находиться.

И теперь о них можно сказать несколько слов. С самого начала следует отметить, что никаких надписей на их обороте нет, поэтому о месте действия сказать что-либо трудно, а о времени можно судить лишь приблизительно. Исключением является лишь одна фотография, на лицевой стороне которой имеется коротенький текст. На ней запечатлен разбившийся самолет, около которого фотографируются люди. Заснят кем-то третьим и сам фотограф. В левом нижнем углу сокращенная надпись, причем фамилия Сикорского дана в дореволюционной орфографии: “Пол.Уч.Сикорскаго 17/XII 20 г. №31″. Сокращение “Пол.Уч.” вероятнее всего означает полевые учения. Лиц на снимке рассмотреть невозможно. Но номер 31, указанный на нем, свидетельствует о том, что было сделано еще по меньшей мере 30 фотографий, относящихся к этому событию. Может быть они хранятся в каком-нибудь архиве или в чьем-то семейном фотоальбоме. Следует отметить также, что полевые учения проводились именно Саввой Сикорским, потому что Игорь Сикорский покинул Россию в марте 1918 года.

На трех других снимках, как я уже отмечал, никаких подписей нет. Два из них самые интересные.

На первом, в группе людей, выстроившихся перед самолетом фирмы Junkers, крайний слева и есть Савва Антонович Сикорский. Он самый широкий из всех присутствующих. Под его кожаной курткой видна гимнастерка с петлицами простого красноармейца, насколько это можно рассмотреть. Подпоясан он не форменным красноармейским ремнем, каковой можно увидеть на рядовом в буденновке, стоящем на фото с правого края, а обычным, использовавшимся штатскими людьми. Брючный ремень с такой застежкой был у моего отца, а потом он его отдал мне. Видимо, на широкую фигуру Сикорского не нашлось красноармейского ремня подходящей длины.

Третьим слева, чуть впереди всех остальных, стоит человек в странноватой на сегодняшний взгляд обуви - высоких ботинках со шнуровкой, на которые надеты галоши. Две шпалы на петлицах его шинели свидетельствуют о том, что он занимает должность командира отдельного авиаотряда. Такие знаки различия существовали в Рабоче-крестьянской Красной армии с 1924 по 1935 годы. Значит этот снимок был сделан не позднее 1935 года. Но я думаю, что эту фотографию можно отнести к концу 20-х годов. И вот почему. Летчики и техники засняты около моноплана фирмы Junkers, целиком построенного из гофрированного дюралюминия. Такие самолеты выпускались этой немецкой фирмой на авиастроительном заводе в Филях с 1923-го по 1926-й годы для ВВС РККА. Затем договор был расторгнут. Конечно, самолеты тех лет могли летать и в начале 30-х годов, но их освоение шло во второй половине двадцатых.

На втором снимке группа людей расположилась около самолета неизвестной (по крайней мерое для меня) фирмы. Трое из фотографируемых лежат. Так вот крайний справа - это С.А.Сикорский.
Интересно, конечно, было бы узнать имена и остальных людей, запечатленных на этих снимках. Но это дело историков, интересующихся первыми шагами российской и советской авиации. Хотя, возможно, они известны специалистам. Я не думаю, что имеющиеся у меня фотографии являются единственными сохранившимися экземплярами. Но то, что они редки сомнению не подлежит.
Наконец, на третьем снимке запечатлен некий авиамеханик, сидящий верхом на фюзеляже самолета около мотора.

На этом можно было бы и закончить. Но дело в том, что в альбоме бабы Лизы обнаружился еще и загадочный почтовый конверт, выпущенный 22 июля 1958 года с изображением Дома правительства в Сталинабаде. Так в то время называлась столица Таджикской ССР.

Конверт был пуст, но надписан рукой Саввы Сикорского В качестве адресата был указан Председатель президиума Верховного Совета Узб. ССР. В строку “Адрес отравителя” Савва Антонович полностью вписал свои имя, отчество и фамилию и указал домашний адрес. Самым интересным в этом конверте является, на мой взгляд, то, что на нем есть штамп со следующим текстом и датой: “Экспедиция канцелярии Презид. Верх. Сов. УзССР. № 10678. 6 /VIII - 1969 г.” . С чем С.Сикорский обращался в Верховный Совет Узбекской ССР, мы, вероятнее всего никогда не узнаем. Хотя если архив в Ташкенте сохранен, то может быть письмо С.Сикорского можно отыскать.

Загадкой же для меня является сам факт нахождения этого конверта у бабы Лизы. Если письмо зарегистрировали в канцелярии Верховного Совета, то оно вместе с конвертом там и должно было остаться. Не отослали же ей пустой конверт обратно. На конверте остался след от сгиба, сделанный для того, чтобы уменьшить его размер. Вероятно, его вкладывали в другой конверт. Может быть Савва Антонович вложил его в свое письмо для того, чтобы в нем ему отправили ответ. Но тогда он должен был адресовать его самому себе, а не Председателю президиума Верховного Совета Уз. ССР.

Единственное объяснение наличия конверта у бабы Лизы, на мой взгляд, может заключаться в том, что Савва Сикорский сам отнес свое письмо в Президиум Верховного Совета. Там письмо у него взяли, а на конверт поставили печать в качестве свидетельства того, что письмо принято. Может так и было, а может и нет. Загадка, но небольшая.

Самая же главная загадка осталась для меня нерешенной. Я так и не узнал является ли летчик Савва Антонович Сикорский родственником летчика и авиаконструктора Игоря Ивановича Сикорского или же он всего лишь его однофамилец.

Публикуя эту статью, я тщусь робкой надеждой, что кто-нибудь из читателей окажется обладателем хотя бы малой толики информации о Савве Антоновиче Сикорском и поделится ею со мной.