Там, где водится хурель

Неприятность случилась перед самым нашим отъездом на отдых в Доминиканскую республику. Жена посмотрела прогноз погоды в районе Punta Cana, куда мы направлялись, и выяснила, что всю предстоящую неделю там ожидаются дожди и грозы.

Поездка была запланирована заранее и давно оплачена, так что ничего изменить уже было нельзя. У жены, мечтавшей позагорать, настроение было испорчено, а я надеялся на синоптиков, которым верю почти так же, как астрологам, экстрасенсам и потомственным гадалкам. И поэтому смотрел в будущее гораздо более оптимистично.

Тропический остров встретил нас апрельской духотой и белыми кучевыми облаками на сияющем голубом небе. Добрались мы в пункт назначения легко и быстро. Поселили нас в уютном номере, с балкона которого открывался чудесный вид на небольшое озеро, по берегам которого росли пальмы, а из центра бил невысокий фонтан. Прямо Женевское озеро в миниатюре.

Курорт, длинное и труднопроизносимое название которого я не стану упоминать, раскинулся на очень большой территории и обладал прекрасным песчаным пляжем, заросшим пальмами и невысокими деревцами.

В первый день мы расположились под одним из таких деревьев с похожими на блины, кожистыми, округлыми листьями, пронзёнными красными жилками. Это дерево с соплодиями, напоминающими кисточки зеленого винограда, широко распространено в странах Карибского бассейна, но я никак не могу узнать его название.

Жена моя поудобнее устроилась на лежаке и только приготовилась загорать, как пошел реденький, слепой дождик. На небе сияло солнце, небольшая тучка таяла на глазах, но моя половина с обреченностью ожидала тропического ливня. Я сказал ей, что ливня не будет, а лучше слепого дождика в этот жаркий и душный день ничего быть не может: лежишь себе, загораешь, а тебя слегка взбрызгивает чистой, прохладной водичкой, чтобы ты не перегрелась. Дождь закончился через три минуты, и за всю неделю больше ни разу не повторился. Спасибо синоптикам, они меня не подвели.

Вобщем ничто нам не мешало подолгу купаться в теплом море, а загорать можно было все светлое время суток с перерывами лишь на завтрак, обед и ужин. Но моя беда заключается в том, что уже через пятнадцать минут сидения в воде мне становится скучно. Кроме этого, я не являюсь фанатом загара и не могу часами поджариваться на лежаке, поворачиваясь с боку на бок.
Поэтому по утрам, окунувшись в море и слегка обсохнув, я каждый день отправлялся в пеший поход вдоль длиннющего пляжа. Достигнув большого транспаранта, где на нескольких языках было написано, что дальше находится неохраняемая зона, я направлялся именно туда. Кстати, не я один.

Прибрежная полоса оставалась неизменной, только выброшенных из моря водорослей становилось намного больше и вместо двух-трехэтажных коттеджей почти к самой воде подступали самые настоящие непроходимые джунгли.

Прогулочным шагом, не спеша, шлепал я по шелковистому чуть влажному песочку внимательно вглядываясь под ноги в надежде найти какую-нибудь интересную ракушку или обломок коралла. Ничего этого не было, но зато вскоре я заметил узкую тропинку, ведущую в сторону леса. Свернув на нее, я попытался хотя б неглубоко нырнуть под полог джунглей, но очень быстро отказался от этой затеи и после ни разу не пытался ее повторить. Дело в том, что я всегда отправлялся на прогулку босиком, а на тропинке было столько разнообразных колючек, острых иголок и шипов, что я решил не испытывать судьбу. Но даже пройдя совсем недалеко, я наткнулся на место, где скопилось множество давно упавших кокосовых орехов. Наружная кожура на них давно истлела, обнажив сделавшуюся от времени светло-серой, цвета старой кости, скорлупу. И кокосы от этого стали похожими на черепа каких-то неведомых существ, возможно прилетевших из космоса и умерших от невыносимых земных условий. А их туловища растащили по частям дикие обитатели джунглей.

С этого “кладбища” я вернулся на берег, вдоль и поперёк которого лежали голые стволы упавших пальм с вывороченными из песчаной почвы пучками густых и тонких корней, что придавало этим, отжившим свой век деревьям, вид старых, истершихся от долгого употребления огромных мётел, которыми, возможно, пользовались те самые, вымершие космические пришельцы, оказавшиеся неспособными вычистить и подмести джунгли, чтобы сделать их пригодными для своего существования.

И тут же на песчаном берегу “три гордые пальмы высоко росли”, но одну из них уже постигла горькая участь тех, о которых написал в своем стихотворении М.Лермонтов.

На следующее утро я проснулся очень рано. Выглянул в окно. Было почти совсем темно. В густых сумерках словно призрачные тени метались в воздухе летучие мыши. И вдруг на востоке засветилась узкая полоска неба. Я вышел на балкон и долго смотрел на озеро и утреннюю зорьку. Светлая полоска разрасталась, послышались птичьи голоса, первые щебетания, посвисты, покрякивания и покрикивания. В этот момент почти на линии горизонта серое облако прикинулось конской головой, но вылепивший ее легкий бриз-анималист превратился вскоре в абстракциониста и переделал голову в расплывчатые, объемные мазки.

А небо тем временем на востоке разгоралось червоным золотом, и на боках кучевых облаков появились оранжеватые и розовые блики, и их цветные отражения нарисовались на темной воде озера. Совсем рассвело. Новый день наступил.

И прямо под балконом на зеленом прибрежном пятачке, заселенном парой куличков, забурлила птичья жизнь. Прилетела большая белая цапля, пошагала по мелководью туда-сюда на длинных ногах, выхватив что-то из воды копьеобразным клювом, и улетела. Вместо неё появилась цапля серая, поменьше размером, но тоже задержалась ненадолго.

В небольшой заводи у самого берега росли лотосы, крупные белые цветки которых распускались с рассветом. Меж ними по большим плавучим, лежащим на воде, листьям, бродили кулички, аки посуху, и выворачивали клювом их края, проверяя не спряталась ли какая живность на их исподе. Сами кулики с виду были неприметными, почти чёрными. Но вот одного из них вспугнула американская савка - коричневая с рыжиной небольшая уточка с забавным ярко-голубым клювом. Кулик взлетел. Перья на концах его крыльев оказались насыщенного жёлтого цвета, и птичка в один момент превратилась в яркую бабочку. Но из бабочки наш подбалконный кулик-петушок легко становился агрессивным и драчливым забиякой при появлении соперников, которых немедля прогонял со своего участка с басовитым гуканьем. На всех других птиц, маленьких и больших, он внимания не обращал.

Все последующие дни мой обычный ритуал оставался неизменным. После утреннего окунания в море и небольшого заплыва, я отправлялся в поход вдоль берега, каждый раз отыскивая что-нибудь новенькое. Так, я обнаружил, что на стволе одной из пальм, почти у самой земли, какой-то вася увековечил дату своего пребывания на этом курорте, расположив число, месяц и год в том порядке, как это принято по ту сторону океана: 26-03-12. Да и вообще в самом автографе чувствовалась крепкая и трудолюбивая рука нашего человека оттуда. Такую надпись на комле этого старого дерева при всём желании не удалось бы вырезать перочинным ножичком, её можно было только вырубить с помощью долота и молотка. Наш герой, видимо, очень основательно подготовился к поездке на далекий тропический остров и заблаговременно запасся всем необходимым для культурного отдыха. И нужно сказать, не зря он в поте лица трудился над своим
инскриптом. О его визите на край джунглей будут помнить ещё очень долго, ибо каких-то четыре с лишним года для такой надписи не срок. Вот и я о нем, неведомом, вспомнил. А
кто вспомнит о нас, грешных?

Кстати, по словам консьержей, работающих в офисе Guest Service, ещё три года назад до половины гостей курорта составляли граждане России. Именно этим объясняется тот факт, что все меню в ресторанах и барах здесь отпечатаны минимум на трёх языках: испанском, английском и русском. Правда, переводы бывают довольно смешными. Например, обыкновенный суп с мясом в меню фигурирует под названием “Тушёная этой страны”, блюдо из зуккини названо “Цуцчини”, а жаркое из козлятины (goat) названо коротко и ёмко - “Козёл”.

Однако после резкого падения курса рубля поток отдыхающих из России почти иссяк, хотя и сейчас здесь можно услышать русскую речь. Но в основном это гости из США и Канады.

Крайняя точка, до которой можно добраться двигаясь пешком вдоль пляжа, называется Dolphin Island. Это лодочная станция, откуда на легких катерах вывозят туристов в море, где им показывают дельфинов. В то утро, когда я туда явился, там кучковались бездельничающие молодые парни, ожидающие заказчиков. Работал лишь один. У самого причала он сгребал руками выброшенные на сушу засохшие водоросли, грузил их в тачку и отвозил вдоль берега метров на 50-70 от места сбора, где и вываливал чуть выше линии прибоя. Сизифов труд.

Я походил по территории станции, на которой стояли из два длинных одноэтажных дома с открытыми верандами и нескольких разного размера беседок, крытых пальмовыми листьями. Никто на меня не обращал ни малейшего внимания, и лишь один парень, от неча делать, станцевал для меня коротенький танец под собственный аккомпанемент, а потом попросил его сфотографировать. Я, естественно, не мог отказать этому доброму малому в такой малости и запечатлел его на своей камере.

На небольшом клочке земли, отвоеванной для станции у джунглей, лежали три больших старых, проржавевших якоря, поднятых со дна моря. Там же стояла древняя пушка, представлявшая собой простой ствол, уложенный на лафет, сколоченный из досок. Похоже эта примитивная пушка пролежала на морском дне не одно столетие, так как ствол её был сильно и неравномерно изъеден солёной водой. А может она была плохо отлита, и в металле были раковины и пустоты, до которых в первую очередь и добралась вода, обнажив скверную работу изготовителей этого орудия.

Одна из беседок была там приспособлена под магазин, выбор товаров в котором слегка поражал воображение. В этой лавке можно было купить баночное пиво, бутылку доминиканского рома, стакан американской пепси-колы, продававшейся на разлив из обычных пластмассовых бутылок, а также кокосовый орех с обтёсанной заранее верхушкой. Оставалось только снести ее с помощью мачете, и из получившегося большого зелёного горшка можно напиться свежего кокосового молока. Экзекуцию готовы были произвести за три доллара.

В один из дней на полдороги к станции я увидел стоящих почти по пояс в воде четырёх рыбаков. Ни спиннингов, ни даже простых удочек у них не было. Каждый просто закидывал в воду длинную леску с укреплённой на конце блесной, а потом быстро наматывал её на короткую толстую палку. Над рыбаками кружились чайки. Улова видно не было. На обратном пути я остановился посмотреть, как у них идут дела. Парни попрежнему стояли на своих местах, один из них как раз закинул леску, и я увидел, как парившая над его головой чайка стремительно спикировала на фальшивую рыбку и выхватила ее из воды. “Ну все”, - подумал я, - “попалась”. Но чайка оказалась умненькой, блесну не заглотила и благополучно улетела. При этом каким-то образом она смогла оповестить о своем проколе кружащих рядом товарок, потому что и они немедля скрылись в сторону моря. Рыбак же, заметивший меня на берегу, повернулся ко мне, и крикнул: “Ну, ты видел?” - и наматывая леску на палку, стал выходить из воды. Я воспользовался моментом и спросил, удалось ли ему наловить рыбы. “Конечно”, - сказал парень и позвав меня за собой, подвёл к краю диких зарослей, где на разложенных на песке сухих пальмовых листьях лежали три большущие рыбины с яркими желтыми плавниками.

Я попросил удачливого рыбака попозировать мне с уловом, на что тут же получил согласие. Запечатлев на свою камеру, взявшего в каждую руку по рыбине, парня, я спросил его, как эти красотки называются. “Хурель”, - ответил он. Название показалось мне не очень благозвучным, и я его переспросил, думая, что не расслышал ответ. Но он снова сказал - “хурель”.

За ним выбрались из воды и остальные трое. Я ушёл, но вскоре они меня перегнали. Из большого ведра, которое тащил мой новый знакомый, торчало с дюжину желтоватых хвостов выловленных хурелей. Свою добычу они явно не смогли бы съесть в один присест, даже если бы очень захотели. Наверное несли ее на продажу. Проходя мимо меня, один из парней оглянулся и со смехом сказал мне, что завтра рыбалка будет ещё лучше, потому что они собираются поймать акулу. Я пожелал им удачи.

Вернувшись в номер, я зашел на интернет и легко отыскал там фотографию уже знакомой мне желтоперой рыбы с испанским названием хурель, написанным кириллицей. Парень знал, что говорил.

В свой последний поход вдоль берега я заснял невысокое дерево, “название которого я никак не могу узнать”. Чести попасть ко мне в кадр оно удостоилось из-за необычной формы ствола, изогнутого точно под углом в девяносто градусов. Чтобы проверить, не отломалась ли вертикальная его часть, я подошел к деревцу вплотную, и тут буквально у меня перед носом на горизонтальную ветку, а это была именно ветка, выскочила невесть откуда взявшаяся серая ящерка размером с палец и уставилась прямо на меня. Медленно-медленно я начал поднимать свой фотоаппарат, и вот мне осталось только нажать кнопку затвора, но именно в это мгновение ящерица исчезла, будто ее никогда и не было. Такой кадр упустил! Наверное полсекунды не хватило. Я сильно огорчился.

Но буквально через несколько шагов случай компенсировал мне упущенный шанс. На кучке сухих водорослей, лежавших на берегу, я увидел довольно большого, размером с ладонь, светло-оливкового краба, озиравшегося вокруг черными горошинками глаз на тонких палочках. Его я успел сфотографировать перед тем, как он боком пустился от меня наутёк, размахивая, будто на прощание, белыми клешнями.

Что сказать в заключение? Просто чуть перефразирую В.Маяковского: А мне в действительности единственное надо - чтоб больше по(этов)ездок хороших и разных!