О редкостях и ненужностях

Начать это эссе я хочу с цитаты из Игоря Губермана. Его стихотворный сборник «Гарики на каждый день» открывается такими словами: “Посвящается Юлию Китаевичу, любимому другу, автору многих моих стихов”.

Вот и я хочу посвятить этот очерк Владимиру Влагину, автору многих моих мыслей, высказанных им во время наших долгих с ним разговоров, касающихся самых разных вопросов.

Владимир является страстным коллекционером, и однажды одной из тем наших бесед стали обыкновенные, прошедшие почту, конверты для писем.

Кстати, о коллекционерах. Среди немалого числа поклонников филателии, сигиллатии, штемпелеведения и сфрагистики, фалеристики, филокартии и филофонии, нумизматики и бонистики и так далее до бесконечности, наблюдается непропорционально большое количество евреев. В свои молодые годы, когда я жил и работал в столице Киргизской ССР городе Фрунзе, не самом крупном, прямо скажем, месте концентрации евреев в бывшем СССР, я был очень увлечен филателией и регуляно ходил на городское сборище коллекционеров марок. Так вот там было удивительно много евреев самых разных возрастов - от зеленых юнцов до убеленных сединами инженеров, врачей и научных сотрудинков всяческих НИИ, а также работников разных министерств и ведомств. Показателен и тот факт, что там же вертелось довольно много сотрудников КГБ, которые и не пытались скрывать место своей службы.

Однако, почему все же среди коллекционеров непропорционально много евреев? Одним из наиболее вероятных объяснений этого феномена может быть то, что на протяжении двух с лишним тысяч лет евреи были заточены на изучение Торы, чтение комментариев к ней и написание новых. И эта тяга к изучению и анализированию передавалась и аккумулировалась из поколения в поколение. Как известно, в Советском Союзе религия была признана “опиумом для народа”. Вследствие этого у евреев исчезла возможность корпеть над своими древними манускриптами, но страсть-то к исследованию и изучению осталась! И эта неизрасходованная энергия, помимо работы практически во всех областях искусства, науки и техники, обратилась в собирательство и изучение различных объектов материального мира. То же самое произошло и с европейскими евреями, когда влияние религии сильно упало, и многие из них стали светскими людьми.

Замечу попутно, что на филателистах советское государство зарабатывало неплохие деньги, ежегодно выпуская огромные количества новых марок и блоков по поводу и без оного. И каждый коллекционер вынужден был все их покупать, ибо без этого его собрание не могло быть полным. И если Остап Бендер знал 400 способов сравнительно честного изъятия денег у граждан, то этот был 401-й. И именно он стал раздражать меня до такой степени, что я в конце-концов забросил филателию.

Однако, вернемся к нашей с Владимиром беседе. “Моя задача”, - часто повторяет он, - “сохранить “бумагу”, кое-что разобрать и разложить по полочкам, основную же работу по классификации и анализу будут делать другие”. Мой приятель обладает острым чувством историчности момента. “Ведь сегодняшний день уже завтра станет историей”, - говорит он, и с этим трудно не согласиться.

Сейчас я нередко ругаю себя за то, что не брал с собой фотоаппарат в командировки, а ведь изъездил бОльшую часть Срдней Азии, бывал в маленьких районных центрах и отдаленных аулах и кишлаках, бродил по песчаным барханам Каракумов и камням Кызыл-Кумов. Не раз прогуливался по улицам Пржевальска (ныне Каракол), что рядом с Иссык-Кулем, когда в центре города еще сохранились старые купеческие лабазы, бывал в том самом Уч-Кудуке, о котором пели в широко известной песне “Учкудук - Три колодца”. Прилетал на кукурузнике в каракалпакский город Муйнак, когда-то лежавшем на берегу ныне почти высохшего Аральского моря, видел там целые кладбища морских рыболовецких судов, застывших, как скелеты вымерших динозавров, среди песчаной, усыпанной створками ракушек, равнины бывшего морского дна. И ничего не сфотографировал! А ведь у меня был вполне приличный по тем временам фотоаппарат. Что стоило взять его с собой?

Глядя отсюда, я только сейчас понимаю, какой экзотикой были увиденные мною в 60-70-80-х годах прошлого века места. И как они изменились за прошедшие годы. Пржевальские лабазы исчезли еще при мне, а этнический состав практически на сто процентов русскоязычного Учкудука после распада СССР кардинально изменился. Я не говорю, что это плохо. Просто все существовавшее еще относительно недавно и казавшееся незыблемым, коренным образом изменилось. Память об этом могла бы сохраниться, для меня по крайней мере, в фотографиях. Но их нет. Все это исчезло и утеряно навсегда.

Однако, обратимся к конвертам. Казалось бы, чем может быть интересен обычный конверт, прошедший почту? При получении письма, его бумажную оболочку частенько просто не очень-то аккуратно разрывают с какого-нибудь края, а потом выбрасывают. Тем более, что она нередко бывает “испорчена” неразборчивыми, размазанными штемпелями, иногда еще и штампами, а в последнее время полосами от франкировочной машины, портящими ее внешний вид. На самом же деле именно эти штемпеля и печати делают конверт интересным для коллекционеров, потому что они способны запечатлеть и документально зафиксировать многие изменения, происходящие в жизни стран и государств, как ныне существующих, там и канувших в Лету. Того же СССР, например. И такой конверт может стать свидетелем истории не только почты, но и целой страны или отдельных ее городов, районов и поселков.

Вернувшись домой после этой беседы с Владимиром, я полез в свои старые бумаги и разыскал к своей радости несколько интересных конвертов, некоторые из которых попали ко мне совершенно случайно.

Вначале я уже писал, что жил одно время в столице Киргизской ССР городе Фрунзе. Вскоре после распада СССР, а именно 1 февраля 1991 года, город переименовали в Бишкек. Так вот я обнаружил у себя конверт, на котором стоит штемпель с указанием, что письмо было отправлено из г.Фрунзе Киргизской ССР, а на обратном адресе отправителя указано новое название столицы Киргизстана - Бишкек. Получилось, что город-то переименовали, а новые почтовые штемпеля еще не успели сделать и пользовались старыми. Неопровержимое свидетельство тому - мой конверт.

Точно такую же ситуацию можно увидеть на другом конверте, где на оттисках штемпелей видно, что письмо было отправлено из Ленинграда, однако в обратном адресе указан Санкт-Петербург. Городу было возвращено его первоначальное историческое название 6 сентября 1991 года по итогам референдума. Значит письмо было отправлено вскоре после этого срока, когда новые штемпеля еще отсутствовали.

Или конверт, на котором стоит штемпель, свидетельствующий, что письмо было отправлено из Целинограда. Теперь это столица Казахстана город Астана.

Но существуют вещи и более интересные. К сожалению, у меня таковых нет. Когда СССР вступил в эпоху перманентных похорон генеральных секретарей ЦК КПСС, то после смерти каждого из этих деятелей, для увековечивания их памяти переименовывался какой-нибудь город. Так на карте Союза последовательно появились города Брежнев, Андропов и Черненко, вместо соответственно Набережных Челнов, Рыбинска и Шарыпова.

Так вот нашлись люди, которые удивительным для меня образом предвидели будущее, понимая, что вскоре города с этими названиями исчезнут так же, как и появились. Как в воду глядели. Эти провидцы шли на разные ухищрения, чтобы получить конверт со штампом из нужного города. Ведь не у всех же были родственники или знакомые в этих населенных пунктах с названиями, оказавшимися эфемерными, потому что им всем практически сразу после распада СССР вернули их прежние, исторические имена. В таком случае некоторые находчивые коллекционеры отправляли в нужный населенный пункт письмо со вложенной в него чистой бумажкой на вымышленный, взятый с потолка, адрес придуманному человеку, частенько с какой-нибудь нелепой фамилией. На почте города, например Брежнева, ставили на конверт соответствующий штемпель, делали пометку “Адресат не найден” и высылали обратно. И сообразительный собиратель штемпелей получал вожделенный документ, который теперь оказывается не просто почтовым отправлением, а материальным свидетельством зигзагов топонимики. Если же посмотреть шире, то это письмецо со штемпелем города Брежнев является фактом советской и российской истории.

Не менее интересным с исторической точки зрения является и штемпель “Просмотрено военной цензурой”, который ставился в военное время на все письма, идущие с фронта. Да и письма на фронт тоже просматривались цензурой, чтобы не пропустить никаких негативных сведений о тяготах жизни в тылу. Но то было военное время, и наличие цензуры можно как-то понять и объяснить.

К сожалению, как известно, тотальная цензура в советские времена существовала всегда, прикрываясь разными эвфемизмами, вроде Главлита, Главреперткома или обязательных Первых отделов в Научно-исследовательских институтах и на заводах, но суть дела от этого не менялась.

В качестве примера могу привести листок с текстом новогодней песни на слова Михаила Сафонова, на котором стоит печать с таким текстом: “Разрешается к исполнению в пределах Новосибирска. Сроком …. за №…. Упол. ГУРКа по Н-Сиб обл.” Все это заверено неразборчивой чернильной подписью.

Этот листок сохранился в бумагах моего отца, который в послевоенные годы был руководителем эстрадного оркестра в Новосибирске и вынужден был получать разрешение на каждую песню, исполняемую его оркестром.

Я не знал, что такое ГУРК, но позже разыскал следующую информацию: “В 1934 году репертком был отделен от Главлита и выделен в самостоятельное управление (ГУРК), руководимое непосредственно Наркомпросом. В его ведении находился политико-идеологический надзор за всеми видами репертуара, включая музыку, кино, театр и т.д.”. Вот такие пироги.

Соответственно и разнообразные попытки обойти цензуру предпринимались всегда. Одним из способов была передача писем через иностранцев, то есть это была своеобразная курьерская почта в обход советских цензурных рогаток.

Листок с текстом помещался в конверт с заранее написанным адресом с тем, чтобы зарубежный друг, вернувшись домой из Советского Союза, отправил это послание уже из своего города. Для этого он должен был наклеить марки своей страны на советский конверт и отнести его на почту или бросить в почтовый ящик. Такие конверты достаточно редки.

“Редкость - это то, что невозможно найти, а отыскав - невозможно продать”, - утверждает мой приятель Владимир Влагин. И этот его афоризм отражает правду жизни. Несмотря на редкость, на такие вещи нет спроса, потому что люди обычно не осознают их исторической ценности, отражающией реалии начального периода нашей эмиграции.

Были и другие способы, с помощью которых пытались обойти цензуру. На эту тему есть хороший анекдот. Прощаются два еврея, один из которых уезжает в Израиль. Остающийся говорит своему приятелю, чтобы тот не писал ему оттуда ничего хорошего, так как цензура подобную информацию не пропустит.

- Пришли мне свою фотографию. Если будешь сидеть на стуле или табуретке, значит мне не стоит туда ехать, если же ты сфотографируешься в полный рост, значит и мне пора укладывать вещи. Через некоторое время он получает из Израился снимок, на котором запечатлён его приятель, стоящий на табуретке.

И еще несколько слов о ставившихся на конверты штемпельных надпечатках, или так называемых провизориях. Провизорий - это название временно применяемого знака почтовой оплаты. Причиной появления таких надпечаток чаще всего является инфляция или события, связанные с военными действиями и разрухой, когда возрастает стоимость пересылки почтовых отправлений или возникает острый дефицит марок.

Так достаточно много провизориев появилось в годы Гражданской войны, а потом они возникли после денежной реформы 1961 года, в результате которой заметно выросли цены на продукты питания. Это отразилось и на цене почтовых отправлений. Так открытка, которая стоила ранее 2 копейки, стала стоить три.

Затем после двадцатилетнего перерыва новая волна провизориев поднялась в Советском Союзе в 1983 году после унификации простого (4 копейки) и авиапочтового (6 копеек) тарифа. С этого времени отправка любого письма стала стоить 5 копеек.

Ну, и нельзя не вспомнить о конфискационной денежной реформе, объявленной 22 января 1991 года и проведенной по предложению тогдашнего министра финансов, а затем и премьер-министра СССР В.Павлова. А затем было осуществлено резкое, почти в три раза, повышение цен со 2-го апреля того же года. Это привело к гиперинфляции в стране и очередному повышению почтовых тарифов, что вызвало нехватку почтовых марок и расцвету всякого рода надпечаток, как на конвертах, так и на марках. Ныне почтовые конверты тех времен являются документальными свидетелями эпохи ограбления народа собственным государством во главе с КПСС.

И в заключение - несколько слов о почтовых картах, впервые появившихся в 1869 году в Австрии. Благодря простоте и дешевизне они вскоре получили мировое признание и стали служить своеобразным Интернетом того времени. Однако, несмотря на дешевизну, некоторые умельцы нашли способ еще больше снизить для себя расходы по отправке почтовой карточки. Дело в том, что отправка обычной открытки с написанным на ней от руки текстом в Российской империи стоила 3 копейки, а отправка чистой карты, но с напечатанной на ней иллюстрацией к какому-либо празднику, когда и так было ясно что к чему, стоила на копейку меньше. На такую почтовую карту ставился штамп “Печатное произведение”, и она благополучно проходила почту. Так вот отправитель изготовлял из резинки штампик с текстом, например, “Я тебя люблю”, делал оттиск на открытке, и этот номер тоже проходил под маркой “Печатное произведение”. Позже, правда, текст в пять слов, написанный от руки, тоже стали пропускать.

Копейка в те времена имела определенную покупательную способность, так как существовали монетки и в четверть. и в полкопейки, так что какая-то выгода от экономии копейки была.

Иногда химичили с марками. Для этого наклеивали марку с наклоном в ту или иную сторону или просто вверх ногами, а еще могли прилепить ее не справа вверху, а слева или вообще внизу. Все эти нюансы способны были нести определенную, заранее оговоренную информацию, а почта обычно пропускала подобные открытки с нестандартным расположением марки.

В качестве примера могу привести, не российскую правда, открытку, отправленную в Канаде 26 сентября 1926 года с 2-центовой маркой, приклееной так, что изображенный на ней король Великобритании Георг V оказался вниз головой.

Вобщем терпеливому читателю, я надеюсь, стало ясно, что тема эта необычайно широка и глубока, хранит много интресных фактов и даже тайн. А какой-нибудь никому ненужный, оборванный конверт со странными штемпелями и надпечатками может оказаться для любителей и профессиональных ученых настящим кладезем разнообразных сведений по истории почты, а также документальным подтверждением важных моментов в истории, экономике и политике разных стран и народов.