Мое искусство не для слабонервных, а для мыслящих

Слова, вынесенные в заголовок, принадлежат замечательному художнику и чудесному человеку Михаилу Звягину. Мне повезло быть достаточно близко с ним знакомым. Меня всегда поражала его неуёмная энергия. Несмотря на солидный возраст и серьезную болезнь, он постоянно в работе, стоит не побыть у него с неделю, как при следующем посещении обнаруживаешь чуть не десяток новых картин на разной стадии завершения. Если он не стоит у мольберта, то занимается разбором своих рукописей, готовя новую книгу. Он уже издал одну под названием «Тучам нет конца…», в 272-м номере «Нового журнала» за 2013 год был опубликована его небольшая повесть «Глашин хутор». В нынешнем году будут напечатаны два его рассказа в этом престижном, выходящем в Нью-Йорке с 1942 года, толстом журнале, у истоков которого стояли Марк Алданов и Михаил Цетлин. Теперь Михаил планирует подготовить и издать сборник своих стихов.

Я видел множество произведений Михаила Звягина. Тематика его картин очень разнообразна. С однаковым мастерством он пишет замечательные сельские пейзажи и натюрморты, но его коньком по моему мнению, фирменным отличием, где его руку можно распознать с первого взгляда, являются два, а скорее даже три сюжета. Это индустриальный пейзаж, трагедия еврейского народа в годы Второй мировой войны и аллегорическое изображение извращенной советской действительности.

Индустриальные пейзажи художника Михаила Звягина, написанные в реалистической манере, совершенно потрясающи в своей жизненной правдивости и художественной силе. Помню, один из гостей, рассматривая эти его работы у него дома, сказал что сам видел нечто похожее под Ленинградом. Я со своей стороны всегда считал, что его индустриальные пейзажи - это обобщенные образы, то, что можно было наблюдать в любом промышленном центре бывшего СССР, когда не знали или не хотели знать слова экология, не думали о людях, живущих в рабочих поселках вокруг металлургических комбинатов и других предприятий тяжелой промышленности, когда все было брошено на индустриализацию страны любой ценой. Я видел такое в своем родном Новосибирске, и еще более наглядно в Нижнем Тагиле, где небо было изукрашено разноцветными ядовитыми дымами, исходящми их высоченных труб многочисленных заводов. На его холстах мы видим унылую, мрачную, дымную промзону, куда стекаются люди на очередную рабочую смену. Глядя на такие полотна, поражаешься жестокости власти, не думающей о «винтиках», на которых она держалась, но в то же время индустриальные пейзажи художника можно расценивать, как гимн человеку-труженику, который в тяжелейших условиях мог творить с верой, хоть и напрасной, в светлое будущее.

Художественные интересы Михаила Звягина не ограничиваются только живописью. Он является еще и замечательным скульптором. Его последнее произведение – бронзовыый скульптурный портрет А. Пушкина, где мастер изобразил страдающего поэта после дуэли, был установлен и торжественно открыт в прошлом году около Русского дома «Родина», расположенного в нью-джерсийском городе Хауэлл. В настоящее время решено перенести бюст Пушкина в Нью-Йорк, где весной он будет установлен или около Российского консульства, или на территории Колумбийского университета.

Сейчас мастер работает над скульптурным портретом Ф.Шаляпина. Его произведения такого рода имеются в Эрмитаже (модель монумента в память о блокаде Ленинграда) и в музее обороны Ленинграда (бронзовая скульптура «Блокадная мадонна»), а живописные работы выставлены в Русском музее, в областных музеях Воронежа, Тулы, Смоленска и Омска. Картины М.Звягина есть в одном из Берлинских музеев и у нас в Принстонском университете, не говоря уже о многих частных коллекциях.

А теперь собственно о серии его картин, посвященных трагедии еврейского народа в годы Второй мировой войны. Эта тема очень давно волновала художника, но понимая сложность, важность и трудность этой работы, он, как человек ответственный и серьезный, очень долго к ней подступался. В начале своего творческого пути Михаил считал, что не накопил достаточного мастерства для воплощения задуманного в жизнь, а потом, уже будучи членом Союза художников СССР, еще много лет работал над способами художественного воплощения темы. Постепенно выкристаллизовались образы и композиции картин, отражающих события Холокоста и, в частности, в Бабьем Яре. Тему страдания людей ему не надо было изучать по книгам и воспоминаниям людей, так как он сам, будучи ребенком, пережил блокаду Ленинграда.

Однажды Михаил мне рассказал, что впервые услышал о расстрелах евреев в Киеве, в которых принимали участие украинские полицаи, от своего соседа по казарме русского парня из Киева в 1952 году, когда служил в армии. Он был поражен. До этого его представления об украинцах базировалось на описаниях, почерпнутых в гоголевских «Вечерах на хуторе близ Диканьки».

В связи с этим мне вспомнились слова, сказанные на Западной Украине местным гидом в 1974 году, когда он вел группу по дороге, пробитой в скалистых Карпатских горах: «Эта дорога была построена во время войны евреями. Хоть какая-то польза от них была». Но не будем обобщать.

Тема страданий еврейского народа в годы Второй мировой войны была близка Михаилу уже потому, что его отец, еврей по национальности, ушедший на фронт добровольцем, был тяжело ранен в боях под Ленинградом и умер в военном госпитале в начале 1942 года. Все это еще тогда глубоко отозвалось в его душе. Получив художественное образование, он задумал написать цикл картин на эту тему, начав работать над эскизами в первой половине семидесятых годов. Поначалу хотел писать в реалистической манере, где были бы изображены убийцы в фашистской форме и их невинные жертвы. Но потом справедливо рассудил, что это будет слишком прямолинейно, в лоб. Он решил сопоставить людей и кровожадных зверей, олицетворяющих всемирное зло. В итоге ему удалось создать обобщенно-символические, философской глубины произведения.

Глядя на его картину «Бабий Яр», я не мог остаться равнодушным. В оранжево-красных всполохах, вызывающих чувство тревоги и надвигающейся опасности, злобные, клыкастые твари, подобные исчадиям ада, пожирают и мучают несчастных людей. Вверху на переднем плане стоит виселица с повешенным человеком и по мере того, как я опускал взгляд к середине и нижней части картины, я все глубже погружался в яму, в могилу, в адскую бездну, где страдали и задыхались еще живые люди.

Судьба этого замечательного, масштабного произведения площадью восемь с половиной квадратных метров при советской власти была непростой. История Холокоста тогда всячески замалчивалась. Когда автор принес картину на выставком, где председательствовал обладатель разных званий, наград и премий Е.Моисеенко, ее отвергли, посчитав неактуальной. Только один человек проголосовал за – старый русский интеллигент и потомственный живописец Глеб Александрович Савинов.

Однако через год, в разгар перестройки, картину все же показали зрителям в зале на Охте, где была организована первая выставка без предварительного жюри. Причем это было сделано вопреки страстному желанию «не пущать» одной партийной дамы – инструктора обкома.

Позднее картина «Бабий Яр» была включена автором в его персональную выставку, которая проходила в Москве в 1990 году, где было представлено около полутора сотен его холстов.

Завершая рассказ о незаурядном живописце Михаиле Звягине, хочу упомянуть еще о двух его картинах, посвященных Холокосту. На полотне «Боль - Памяти жертв» в мрачных черных тонах изображена женщина, в ужасе обхватившая голову руками. Вторая называется «Философ». На холсте мы видим старого еврея в талесе. Оба персонажа изображены босыми. Ступни их ног велики, костисты и жилисты. Мастер намеренно использовал прием гипертрофии этих частей тела своих героев, чтобы усилить эмоциональное воздействие на зрителей, подчеркнуть принадлежность своих героев земле, по которой они ступали, прежде чем быть замученными и убитыми.

И это лишь малая часть того, что мне хотелось бы сказать о творчестве замечательного художника и человека Михаила Звягина.