Стальные собачки и бронзовые деревья

В начале ноября прошлого года я оказался около здания аукциона Christie’s в Манхэттене. На небольшом открытом пространстве перед ним стояла там примерно трехметровая, блестящая на солнце полированными боками, оранжевая скульптура собачки, сделанная будто из продолговатых воздушных шариков. Таких собачек, зайчиков и прочих зверушек делают на глазах у детей уличные клоуны.
Собачка же перед Christie’s была творением известного американского скульптора Джеффа Кунса.

Хочу признаться, что когда, довольно давно, я впервые увидел, не помню теперь в каком месте Нью-Йорка, такую же собачку, но только красного цвета, я обманулся и всерьез подумал, что она сделана из специально заказанных надувных шариков из толстой резины. В этот раз я уже точно знал, что Кунс делает своих собачек (а он соорудил их пять штук разного цвета) из нержавеющий стали, отполированной до блеска и покрытой прозрачной краской.

Собачка продавалась. Ее можно было купить всего за каких-то три-пять десятков миллионов долларов. Я решил пока собачку не покупать, а только ее сфотографировать.

В холле здания на продажу стояли еще две скультуры. Одна из из них яркожелтая, с серебристыми включениями изображала два французских рожка. Причудливо переплели между собой эти музыкальные инстурменты скульпторы Клас Ольденбург и его жена Косье ван Брюгген. Вторая скульптура, работы Томаса Хаусэго изображала странного «Лунного человека». Эти две стоили подешевле. Не знаю, за сколько они были проданы, но по результатам акуциона, проведенного 12 ноября прошлого года «Собачка» Кунса установила новый рекорд цены за работу ныне живущего мастера и ушла с молотка за 58,4 миллиона долларов. Умопомрачительно, по-моему, но я хотя бы успел ее потрогать. Правда, не сомневаюсь в том, что новый хозяин скульптуры, из скромности пожелавший остаться неизвестным, уже давно стер отпечатки моих пальцев со своего нового приобретения.

Через некоторое время я решил успокоить свое сердце посещением Мэдисон-сквер парка. На его центральной поляне стойко переносят капризы нынешней нью-йоркской зимы три девятиметровых бронзовых дерева, взращенных там в конце осени прошлого года стараниями известного итальянского скульптора Джузеппе Пеноне. Но эти подобия живых произведений великого мастера - Матери-природы только и можно, по-моему, выставлять зимой, когда вокруг стоят голые деревья, что делает бронзовые творения Пеноне почти неотличимыми от своих живых собратьев. Трудно представить себе, чтобы скульптор мог изваять дерево в натуральную величину с густой кроной. Каждый бронзовый листик по-отдельности не прицепишь к каждой веточке.

Сейчас же, в разгар зимы, металлическим притворщикам легко прикинуться своими прототипами - такими же голыми и лишенными листвы. И это им удается без особого труда. Правда, у дерева, названного Triple и расположенного в самом центре поляны, являющегося по всей видимости «гвоздем» композиции, почему-то выворочены корни. Хотя не исключено, что это произошло в тот момент, когда один из его трех стволов, был согнут до самой земли под тяжестью обрушившейся на него большой каменной глыбы.

Джузеппе Пеноне оказался большим умельцем по части воспроизведения подобий разных древесных пород. Однако отличия все же есть: меж ветвей бронзовых деревьев, прижавшись к их стволам, застряли большущие валуны, неведомым образом туда попавшие. Особенно не повезло дереву, расположенному в южной части поляны - среди его голых ветвей застряло аж пять валунов, поднятых по словам автора со дна реки Орко, протекающей рядом с его родным городом Турином.

Вся инсталляция, созданная Джузеппе Пеноне, называется «Ideas of Stone». По мысли автора она должна на фоне паркового пейзажа показывать взаимодействие между человеком, скульптурой и природой.

И здесь я обратил внимание на то, что у верхушек деревьев скопились именно валуны, а не какие-то остроугольные обломки скальных пород, как можно было бы ожидать. Чтобы застрять в древесной кроне, камень должен был бы свалиться с соседней скалы, под которой выросло дерево. Валун же - это окатанная глыба, сглаженность и закругленность краев которой может быть вызвана разными процессами, но всегда требующими достаточно долгого времени, тем более, что этот камень, как мы знаем, был обтесан водами реки. Вероятно в силу некоторой въедливости своего характера, а также неравнодушного отношения к природе я не смог пройти мимо этого не соответсвующего действительности факта.

Дело в том, что живые деревья в случае соприкосновения с предметами неживой природы, чаще всего камнями, но иногда и, например, металлической оградой, обычно инкорпорируют, включают в себя эти инородные тела. Примеры того, как деревья своим боком словно амебы наплывают на железные загородки вокруг себя так, что их невозможно отделить друг от друга, серьезно не повредив страдальца, можно легко найти на улицах нашего города.

Я хорошо также помню карагачи и ивы, росшие по краям лотков водовода под Ташкентом. Стволы деревьев вплотную прижимались там к бетонным стенкам, растекаясь в местах соприкосновения толстыми наплывами. Казалось, что губастыми ртами они припали к лотку, чтобы утолить свою жажду, но не могли дотянуться до хилого потока, размазанного по дну.
Другие деревья свесили через край широкие носы-наплывы, принюхиваясь к сырым испарениям, а третьи отрастили слоновьи уши, выступающие с обеих сторон за диаметр ствола, и ловили последние новости, которые приносила болтливая вода.
Так или иначе деревья вбирали в себя край лотка, срастались с ним накрепко, деформируясь и страдая.

Но металлические загородки и бетонные лотки - это произведения человеческих рук. В дикой природе происходит то же самое. Есть у меня знакомый мастер, который создает замечательные поделки из корней и причудливых веток деревьев. Так вот я не раз находил для его лесных скульптур на берегах горных речек обломки корней с намертво включенными в них камешками разной величины.

Я прошу прощения у уважаемых читателей за длинноватое отступление, но меня огорчило, что в парке я увидел деревья, меж ветвей которых были просто уложены обкатанные камни. Они казались мне там противоестественными, ненатуральными, хотя сами-то бронзовые деревья выглядели очень правдоподобно.

Я ни в коем случае не настаиваю на том, что художник должен слепо следовать примерам из живой природы, но коль скоро, он создал, практически неотличимые от настоящих, бронзовые деревья, то надо было оставаться последовательным до конца. Иначе большие камни у верхушки дерева выглядят нелепо. У меня они вызвали ассоциации с несчастным Сизифом, занятого бесконечным подъемом камня на вершину горы. И я представил себе потного и измученного скульптора, затаскивающего тяжеленные валуны со дна реки на свои деревья.

На протяжении своей сорокалетней карьеры Пеноне широко использовал натуральные материалы и формы в исследовании контрастов и фундаментальных отношений между человеком и природой. Принадлежа к итальянскому художественному движению Arte Povera (Концептуализм или дословно Бедное искусство), он пытался сгладить различия между искусством и жизнью, используя природные материалы для своих работ. Деревья, как живые скульптуры - частая тема в произведениях Пеноне. Он умело и с большой выдумкой манипулирует с их естественными формами, скручивая, разрывая, обнажая и выкорчевывая их из земли. На его бронзовых деревьях можно обнаружить, вбитые в них гвозди, вырезанные на коре надписи, следы от опутывавшей их проволоки. Ну, и, конечно, камни. И все это в качестве свидетельств человеческого воздействия на природу.

Я полагаю, что в любом случае, оказавшись рядом с Мэдисон-сквер парком, стоит туда зайти, чтобы посмотреть на скромную рощицу из трех бронзовых деревьев.

Их выкорчуют девятого февраля и отправят на лесопилку. Хотя нет. Скорее всего их перевезут в какой-нибудь новый парк, где они опять своими высоко поднятыми над землей валунами будут озадачивать прохожих.