Через призму простого флакона

Однажды, давно уже, я прикупил на блошином рынке несколько старых стеклянных флакончиков, в которых местные аптекари продавали лекарства. На каждой из этих бутылочек имелось выступающее рельефное название препарата или фирмы, его выпускавшей. Бумажных этикеток на них не сохранилось.

Начну с небольшого флакончика из бесцветного, прозрачного стекла, имевшего оригинальную трехгранную форму. На каждой из его граней выступало слово Norwich. Оказалось, что в такие емкости фармацевтическая компания Norwich разливала препарат под названием Pepto-Bismol.

Это лекарственное средство было впервые предложено в 1901 году каким-то нью-йоркским педиатром для лечения поноса у детей и продавалось под названием «Bismosal: Mixture Cholera Infantum». Через 18 лет оно было переименовано в Pepto-Bismol и благополучно дожило до наших дней. Только стало применяться при лечении расстройства желудка у взрослых. Особенно хорошим пепто-бисмол оказался в случаях так называемой диареи путешественников, которая часто наблюдается в странах третьего мира, а также в отдаленных уголках России и некоторых районах новых государств Средней Азии. Хорошо помню, как во время моих частых командировок куда-нибудь в Каракалпакию на второй-третий день, несмотря на все предосторожности, начинались мои мучения с желудком. Местные жители могли только сочувствовать моим страданиям. У них-то еще с детства выработался иммунитет к «родным» бактериям и микробам, а также к своеобразным представлениям о гигиене и санитарии.

Однако вернемся к пепто-бисмолу, который иногда называют еще розовым висмутом. Главным его действующим началом был субсалицилат висмута. Благодаря изобретательной рекламе и, главное, эффективности препарата, он стал в США национально признанным и широко известным продуктом, который можно купить практически в любой аптеке страны без рецепта врача.

В далеком 1955 году на продаже этого лекарства фармацевтическая компания Norwich заработала более семи с половиной миллионов долларов, что составило почти треть от всей ее выручки за тот год.

Сейчас Pepto-Bismol выпускается компанией Procter and Gamble, которая приобрела Norwich Eaton Pharmaceuticals в 1982 году.

Розовый висмут в оригинальных флакончиках с троекратно отлитым на их гранях названием фирмы Norwich, с одного из которых я начал свой рассказ, впервые поступили в продажу в 1925 году. Когда появился на свет мой флакончик, я не знаю. Думаю давно. В худшем случае не позже 1982 года, но и тогда ему уже больше тридцати лет.

Вторая бутылочка в виде небольшой стеклянной фляжки из синего цвета стекла имела четко выступающую надпись на лицевой стороне – Genuine Phillips Milk of Magnesia с лого компании в центре текста.

Этот препарат, представляющий собой гидроксид магния, был предложен в качестве слабительного средства английским фармакологом Чарльзом Генри Филипсом в 1873 году. Свое название новое лекарство получило благодаря своему внешнему сходству с молоком. После переезда в Америку, Филипс построил фабрику в 1880 году в Стэмфорде, штат Коннектикут для производства и выпуска своего изобретения. В 1819 году уже его сыновьями там была основана Chas. H. Phillips Chemical Company. На фабрике выпускались и другие медицинские препараты, но главным было «Магнезиальное молочко». Это лекарственное средство оказывает комбинированное воздействие на кишечник, обладая одновременно свойствами осмотического и стимулирующего слабительного без серьезных побочных эффектов, что и способствовало его широкой популярности и сохранению на аптечных полках до наших дней.

Компания просуществовала до 1923 года, когда была перекуплена крупнейшей американской фармацевтической компанией Sterling Drug. В последний раз, ставший привычным для американцев, синий флакончик был заполнен магнезиальным молочком на стэмфордской фабрике в 1976 году. Сейчас она принадлежит немецкому фармацевтическому гиганту Bayer.

Ну, и, наконец, третья, из бесцветного прозрачного стекла, пузатенькая, с узким горлышком бутылочка. Самая непрезентабельная из всех. В верхней ее части по окружности выступают буквы, образующие название препарата, когда-то в ней хранившегося – Neurosine.

Если про пепто-бисмол и магнезиальное молочко я был достаточно осведомлен и до того, как приобрел свои бутылочки, то про невросин я не знал ничего.

Пришлось побродить по Интренету, и мне удалось выяснить, что невросин применялся при бессонице, истерии, неврастении, мигрени, невралгиии и даже при белой горячке.

Но вот когда я разыскал состав этого препарата, меня ожидал некоторый сюрприз. Оказалось, что невросин содержал в себе много компонентов, в числе которых были бромиды натрия, калия, цинка и аммония, а также экстракты таких растений, как хмель, белладонна, крушина, белена и… конопля.

Невросин, считавшийся многоцелевым лекарственным средством (shotgun drug), выпускался Dios Chemical Co., находящейся в Сент-Луисе. Такие сложносоставные препараты выписывались как одно целое в тех случаях, когда врачу не была ясна причина заболевания, и он не имел возможности провести соответствующие тесты. Фактически это была как бы стрельба на авось из дробовика в надежде, что одна из дробин попадет в цель. Мало того. Компания Dios Chemical рекомендовала врачам назначать невросин в сочетании с другими лекарствами. В настоящее время этот препарат не выпускается. Использование конопли было запрещено конвенцией ООН в 1961 году, а в США еще раньше.

Однако, по словам друга моего сына, профессионального фармаколога Ильи Вольфсона, в наши дни имеется, правда очень небольшое количество разрешенных лекарственных средств, в состав которых входят синтетические каннабиоиды. Одним из них является, например, Marinol, который относят к препаратам Третьей группы. Кстати, в эту же группу входит тайленол с кодеином. Всего групп – пять. Первую составляют тяжелые наркотики, а далее идут группы препаратов с уменьшающейся степенью привыкания к ним пациентов.

Marinol назначают людям, страдающим отсутствием аппетита после химиотерапии, больным СПИД’ом и некоторыми формами раковых заболеваний.

Интресно, что в тридцатых годах прошлого века один из американских исследователей насчитал 27 использовавшихся в США лекарственных средств, содержавших канннабис. И большинство из них можно было купить в аптеке без рецепта.

В связи с этим я решил поинтересоваться тем, как обстояло дело с коноплей на нашей бывшей родине.
Первым пришло в голову выражение «Русь посконная», а посконь – это ткань из конопли. Во времена Петра I Россия была ведущим мировым экспортером пеньки, то есть конопляного волокна, чрезвычайно устойчивого к морской соленой воде. Из пеньки делали канаты и паруса для своих кораблей не только в России, но и в Англии и Голландии.

Традиция выращивать коноплю сохранилась и после революции. В 1926 году Государственным книжным издательством была выпущена для детей младшего возраста книжка стихов Ивана Новикова под названием «Конопель-Конопелька». В 1936 году под коноплю, являвшуюся важной сельскохозяйственной культурой, было отдано почти 700 тысяч гектаров земель, выпускались плакаты, призывавшие увеличивать производство конопли и равняться на знатного коноплевода Александра Хрипунова. Труд коноплеводов прославлялся, был даже значок «Мастеру коноплеводства». А еще я наткнулся на YouTube на ролик, показывающий уборку конопли в совхозе «Красный коноплевод» в Мордовии где-то в тридцатых годах прошлого века.

С 1961 года после присоединения СССР к конвенции ООН, быть знатным коноплеводом стало опасно. Вместо значка «Мастеру коноплеводства» могут вручить повестку в суд. Вот такая история с «Конопель-Конопелькой».

Шуфити

Как у наших у ворот
Чудо-дерево растёт.
Чудо, чудо, чудо, чудо
Расчудесное!

Корней Чуковский «Чудо-дерево»

В наш город пришла весна. Вовсю цветут травы, кустарники и деревья. На любой обочине можно увидеть целые россыпи золотистых одуванчиков, сиреневые цветочки яснотки, голубую бирюзу вероники, маленькие белые звездочки мокрицы и пастушьей сумки, синие фиалки. Я уж не говорю о садовых цветах – тюльпанах, гиацинтах, дицентре, анютиных глазках и многих других, а крокусы уже отцвели, да и цветущих нарциссов уже почти не видно.
Кусты форсайтии, еще неделю назад привлекавшие взляд своими многочисленными желтыми цветками, стали зелеными от проклюнувшихся листочков.
Цветут деревца ирги, сакуры, вишни, дикой яблони; магнолии усердно посыпают землю опадаюшими лепестками.
Но на некоторых деревьях обильно «распустились» цветы или плоды совсем иного рода. На одно такое дерево, я наткнулся на Gerritsen Avenue, которая тянется вдоль западной границы Марин-парка в Бруклине.

Я думаю, многие обращали внимание на подобных страдальцев, увешанных разной, связанной шнурками, обувью, в основном почему-то кедами и кроссовками. Мне при виде этих деревьев всегда казалось, что они качают ветками не под порывами ветра, а дрожат от омерзения, пытаясь таким образом сбросить с себя навешанные на них старые, набитые спорами ногтевых грибков, «тапки».
Некоторые горячие головы, готовые любой закидон (в прямом и переносном смысле) считать проявлением искусства, поспешили объявить закинутые на провода башмаки, разновидностью стрит-арта. И даже придумали для него название - shoefiti (шуфити) от английского слова shoe, к которому присобачили окончание «fiti», оттяпав его, как мне кажется, от «graffiti». Причем к этому же виду «искусства», иногда именуемому даже субкультурой, отнесли и обувь, заброшенную на линии электропередач, что, вероятно, должно отражать размах и широту эстетических взглядов закидывающих куда ни попадя свою ароматную обувку уличных «художников».
Примером такой инсталляции на проводах может служить картина, увиденная мною на Linden Boulevard недалеко от того места, где в нее заворачивает дугой Avenue D. Грозди поношенных, и не очень, кроссовок раскачиваются там на проводах под весеннним ветерком.

Меня всегда удивляло, что у кого-то есть желание и терпение насобирать целую кучу кроссовок, связать их попарно шнурками, а потом притащить мешок этого «добра» к выбранному месту, улучить момент, когда вокруг никого не будет, чтобы начать забрасывать свою «коллекцию» обуви на ветви дерева или подвешенную высоко в воздухе линию электропередачи.
Казалось бы бессмысленное занятие, годное только для каких-то маргиналов. Однако, покопавшись в Интернете, можно узнать, что это не совсем так. Начнем с того, что словечко shoefiti придумал Эд Колер из Миннеаполиса. Однажды в 2005 году от неча делать он забросил свои шузы высоко на дерево и пришел в полный восторг от результата своего действа. После этого он создал веб-сайт, где стал собирать информацию и помещать картинки, посвященные этой забаве. И тут выяснилось, что он не одинок в своем увлечении. Более того, в одном из эпизодов сатирического фильма «Хвост виляет собакой», снятого в 1997 году режиссером Барри Левинсоном, где заняты такие звезды как Роберт Де Ниро и Джастин Хоффман, герои занимаются именно этим делом. Так что если принять этот фильм за точку отсчета, то шуфити уже существует более четверти века, хотя, наверняка идея закинуть свою надоевшую обувь на дерево, пришла в голову какому-нибудь чудаку гораздо раньше. Не исключено, что в эпоху Возрождения или, страшно подумать, даже в Древнем Риме. Просто в исторических хрониках и летописях рождение этого замечательного вида искусства почему-то нигде не зафиксировано.

Как ни странно на мой взгляд, но имеется еще несколько фильмов, в которых тоже показаны «шуфитисты», избавляющиеся от своей обуви столь нелепым способом. Например, снятая в 2003 году режиссером Тимом Бёртоном фантастическая трагикомедия «Крупная рыба».
Самым поразительным для меня является тот факт, что еще в далеком 1926 году Корней Чуковский написал стихотворение «Чудо-дерево»:

Не листочки на нём,
Не цветочки на нём,
А чулки да башмаки,
Словно яблоки!

Настоящий провидец! Я уверен на все сто процентов, что в те далекие времена в Москве на деревья не закидывали даже стоптанные лапти. В них вплетали новое лыко и продолжали носить. Это сейчас шуфитисты водятся чуть не во всех крупных гордах мира.
Существует целый ряд объяснений смысла развешивания обуви высоко на деревьях, столбах и проводах. Не знаю, где тут правда, а где вымысел, судите сами.
Так, один из героев только что упомянутого мною фильма «Крупная рыба», подвесив свои башмаки над дорогой, ведущей в город, выразил таким образом свое желание навсегда в нем остаться.
По другой версии, касающейся больших городов, свисающая с ветвей дерева или проводов обувь означает, что где-то поблизости торгуют наркотиками. Причем драгдилеры, якобы, додумались до того, что стали использовать характер и цвет обуви для обозначения разных видов наркотиков, которые можно у них приобрести. Например, если висят кеды, значить тут можно раздобыть марихуану, а если в воздухе болтаются кроссовки, то можно найти и что-то покруче.
Иногда висящие ботинки служат меткой границы, отделяющей территрию одной уличной банды от другой. Заодно они могут служить и неким знаком презрения к местным полицейским.
Есть и фантастические, на мой взгляд, теории. Согласно одной из них, после смерти человека его дух оживет, и он снова будет ходить, но уже где-то в горних высотах. И вот тут-то ему и понадобится его старая обувка, которую он предусмотрительно забросил на провода.
Можно найти еще кучу объяснений этого феномена. Я решил дать свое. Дело было так. Однажды на ночь глядя муж разругался со своей женой. Напялив на босы ноги первые попавшиеся под руку туфли, он выскочил на улицу. Уже через сотню метров он обнаружил, что в пятку ему стал впиваться острый камешек, случайно попавший внутрь. В сердцах он снял туфли, связал их шнурками и забросил на первое подвернувшееся дерево. А потом весь несчастный, озябший и босой явился домой. Жена его пожалела, и они помирились. Поэтому болтающиеся на проводах или висящие на деревьях ботинки означают, по моему мнению, желание мужчины помириться со своей настоящей или будущей женой. Недаром столько обуви болтается над нашими головами. Причем именно мужской.

У подножия вулкана Ареналь

Ранним солнечным и теплым утром девятого марта нынешнего года мы отправились из резорта «Hilton Papagayo», расположенного на тихоокеанском побережье Коста-Рики, на арендованной машине в Национальный парк «Вулкан Ареналь». Этот самый известный коста-риканский вулкан имеет правильную коническую форму и возвышается над уровнем моря на 1670 метров. Ареналь считался недействующим до 1968 года, когда произошло сильное извержение после четырехсот лет «спячки». Тогда погибли около ста человек и была уничтожена небольшая деревня, расположенная у его подножия. С тех пор вулкан периодически напоминает о себе небольшими извержениями и дымовыми завесами.

Несмотря на беспокойный характер Ареналя, его окрестности заросли почти непроходимыми тропическими джунглями.

Нам хотелось посмотреть на это чудо и окружающую его природу, хотя нас ожидало довольно далекое путешествие - более полутора сотен километров в один конец. Вскоре после того, как мы миновали город Либерия, перед нами появилось озеро Ареналь - крупнейшее в Коста-Рике. Большая часть нашего пути пролегала вдоль его берегов. По мере продвижения в горы погода стала портиться. Сначала на лобовое стекло начала оседать мелкая морось, а потом пошел дождь. Дорога между тем разматывалась вслед за извилистым берегом и, несмотря на туман и дождь, была очень красива. Нас окружали настоящие джунгли, что и не удивительно: ведь мы ехали в тропический дождевой лес. Погода соответствовала названию леса как нельзя лучше.

Когда мы собирались в поездку, я предложил всем захватить с собой плавки и купальники, наивно полагая, что может быть нам удастся искупаться в озере. Однако выяснилось, что почти вся его береговая линия отгорожена от дороги колючей проволокой, указывая, что за ней находится частная собственность. Но самое главное заключалось даже не в этом. Все дни, что мы находились в резорте, лежащем почти на уровне моря, стояла жаркая погода. Лишь изредка по небу проплывали полупрозрачные облачка. Здесь же, в горах, все небо было обложено серыми тучами, которые с небольшими перерывами поливали нас дождичком. Когда мы первый раз остановились, чтобы рассмотреть и заснять парочку обезьян, справляющих трапезу на высоком дереве, за бортом машины оказалось так холодно, что я с удовольствием поменял бы свои плавки на какую-нибудь куртку. Но меняться было не с кем.

Обезьяны лакомились среди ветвей дерева, называемого по-латински Stemmadenia obovata. Его название я узнал с помощью все той же Мелиссы, о которой писал в предыдущем очерке. Коренные жители присвоили этому дереву довольно грубое название. В одних местах в переводе с испанского на русский оно звучит, как конские яйца, а в других – ослиные, из-за формы его плодов. Надкусанные «яйца» стеммадении валялись вокруг ее ствола на земле. Они были размером со среднее яблоко с темно-зеленой, бархатистой кожурой, под которой скрывалась белая мякоть с ярко оранжевой серединкой, заполненной семенами.

Между прочим, оказывается некоторые низкорослые деревца из рода Stemmadenia используются в декоративном цветоводстве, благодрая своим белосенжным и ароматным цветам.

Сфотографировав обезьян, не обративших на нас никакого внимания, мы продолжили свой путь.
Сначала мы ехали вдоль южного берега озера, а затем, миновав дамбу, ограничивающую его с запада, довольно долго следовали за всеми извилинами дороги, змеившейся вдоль его северной стороны.
Озеро Ареналь увеличило свою площадь в три раза после строительства на нем плотины и гидроэлектростанции. Сейчас при длине около тридцати километров оно в самой широкой своей части достигает почти пяти километров. На Аренальской ГЭС вырабатывается до 12 процентов электроэнергии, потребляемой в стране.

Между тем дорога попрежнему оставалась очень красивой, окруженная непроходимыми джунглями, прорезанными маленькими речками и ручьями. Особенно необычной показалась нам горная речка с почти оранжевого цвета водой, пропилившей свое каменистое русло в сплошных и высоких зеленых зарослях тропического леса.

В одном месте мы притормозили, увидев на обочине серо-черного забавного длиннохвостого, с сильно вытянутой мордочкой зверька, называемого коати или носуха. Не успели мы остановиться, как на дорогу из высокой и густой травы выбежала целая стая его сородичей с задранными вверх хвостами, шерсть на которых была окрашена в виде светлых и темных колец.

Они окружили машину, некоторые вставали на задние лапки, явно выпрашивая подачку. Мы выбросили им из окон пару разломанных на кусочки бананов и разделенный на дольки апельсин. За каждым куском они бросались с громким писком, образуя кучу малу. Людей коати совсем не боялись. К тому времени, как у нас уже нечего было им бросать, за нами остановилась другая машина, и носухи, моментально забыв про нас, дружно ринулись к ней. Эти дикие зверьки уже были испорчены человеческой цивилизацией.

По дороге мы миновали маленькие городишки Тиларан и Нуэво Ареналь. Проезжая по главной, а может и единственной, улице Тиларана, мы увидели в одном месте с десяток припаркованных машин и небольшую толпу людей, что-то рассматривающих на стоящем у края дороги дереве. Остановились и мы. Оказалось, что в широкой кроне дерева разместилось десятка два обезьян-капуцинов которые сидели на ветках, а иногда просто на них висели, зацепившись одной рукой, и с не меньшим интересом, чем мы их, рассматривали нас.

Вдоволь налюбовавшись на резвящихся в ветвях дерева капуцинов, мы поехали дальше. Дождь то почти совсем затихал, то начинал лить с новой силой.

На территорию парка мы въехали бесплатно, потому что в этот день денег с туристов не брали из-за каких-то административных пертурбаций, как гласило объявление. И это было справедливо хотя бы по той причине, что надежды увидеть вулкан у нас не было никакой из-за обложивших все небо туч.

Оставив машину на парковочной площадке, мы двинулись навстречу вулкану по извилистой тропке, проложенной сначала среди зарослей бамбука, а затем углубившейся в густой тропический лес.

Было не очень холодно, но почти постоянно моросило, и я решил накинуть на себя пляжное полотенце, чтобы согреться и не промокнуть совсем. Так и путешествовал по парку в этом подобии пончо, вызывая улыбки у немногочисленных туристов.

Увидел и заснял забавное дерево с воздушными корнями, которое изгибом ствола походило на многоногого динозавра. А еще попадались очень красивые орхидеи. Фотография одной такой голубой красавицы, со спрятавшимся от дождя меж ее лепестками жуком, мне особенно удалась.

Вокруг было очень необычно и красиво, но вулкана мы так и не увидели, хотя он был где-то рядом.

На обратном пути мы заехали перекусить в один из многочисленных, разбросанных вдоль дороги, ресторанчиков. Наш выбор пал на German bakery. Не успев занять столик, я к своему удивлению услышал, что большинство из немногочисленных посетителей заведения говорит между собой по-немецки, включая хозяйку - молодую блондинку, одетую в голубое платьице с белым передником.

Вскоре к нам подошел официант, который не говорил ни на немецком, ни на английском, а только на испанском. С грехом пополам мы объяснили ему чего хотим, тыкая пальцем в меню. И все равно он все перепутал. Но это не так уж важно.

В меню, напечатанном на трех языках, конечно же были сосиски и тушеная капуста, но я заказал гуляш с домашней лапшой, который оказался очень вкусным. Во время трапезы на колени моей жены заскочил небольшой рыжий кот, до этого умывавшийся на соседнем стуле. Уютно утроившись на новом месте, как у себя дома, он начал мурлыкать. Тут к нам подошел один из явных завсегдатаев этой пекарни, извинился за бесцеремонного кота и его забрал. При этом он сообщил нам, что кота зовут Леонардо да Винчи, потому что он очень умен. Умеет, например, ложиться и вставать по команде, что и было тут же нам продемонстрировано к вящему удовольствию моего двух с половиной-летнего внука.

Воспользовавшись случаем, я спросил нашего общительного незнакомца, всегда ли у них идут такие затяжные дожди, как сегодня. На это он мне ответил с заметным немецким акцентом, что такая погода у них стоит только три последних дня, а до этого было солнечно, тепло и приятно.

Уже отъезжая от пекарни, я подумал, что в этой коста-риканской глуши живут, вероятно, потомки тех немцев, которые сбежали сюда после Второй мировой войны. Они сохранили свой язык, некоторые обычаи и кухню. Я не ожидал встретить их здесь, и у меня осталось двоякое чувство.

Потом на окраине городишки Тиларан я увидел дом, вдоль одной из стен которого было развешано белье после стирки для просушки. Мне сразу вспомнилось мое послевоенное детство, когда у нас во дворе часто висело белье на растянутых между сараями веревках, подпираемых пальками с рогульками на конце. Палки нужны были для того, чтобы, например, тяжелые сырые простыни не провисали слишком низко и не касались краями земли. Мама вот так вывешивала наше белье после ручной стирки в цинковой ванне на стиральной доске.

А за окном продолжал моросить дождик. И я подумал, что бельишко, увиденное мною из окна машины, будет «сохнуть» еще очень долго.