Стремление к совершенству

Случаю было угодно, чтобы я познакомился с художником Михаилом Звягиным. Он живет одиноко в своей двухбедрумной квартире, зал которой превращен в мастерскую. Все комнаты увешаны и заставлены картинами неутомимого труженика, который несмотря на свой солидный возраст работает у мольберта ежедневно по несколько часов.

Во время моего первого визита к Михаилу я был принят очень любезно и доброжелательно. Для меня была устроена настоящая экскурсия по квартире хозяина и тем самым были заложены те теплые отношения между нами, благодрая которым мы уже неоднократно бывали в гостях друг у друга.
Меня привлекло тогда разнообразие творческих интересов художника, его «метания», как он сам выразился, от одного художественного направления к другому. Его картины поразили меня разнообразием тематики и своим глубинным содережанием, с первого взгляда не всегда различимого. В произведения мастера, члена Союза художников СССР с 1962 года, надо вглядеться.

Показывая свои живописные работы, Михаил сказал мне, что давно уже увлечен городским, в особенности промышленным пейзажем. Он родился в Ленинграде и практически всю свою сознательную жизнь прожил в этом огромном городе. Именно этим в известной степени и объясняется его тяга к промышленному пейзажу. Работая над картинами такого рода, он мог, по его собственным словам, хоть как-то в условиях диктата социалистического реализма удовлетворить свое стремление совместить кубизм с реализмом, потому что промышленные корпуса часто имеют форму кубов и параллелепипедов.

Но главное крылось не в этом. Суть заключалась в характере отображения художником взаимоотношений советской промышленной архитектуры с человеком, работником и обитателем фабричных окраин. В глубинной основе его картин лежат воспоминания о детских годах, проведенных в блокадном Ленинграде. Его отец в самом начале войны погиб на фронте. Маленький Миша остался с матерью и старшей сестрой в Лениграде, где они буквально погибали от голода. В один из дней, когда сестра уже не могла ходить и лежала в кровати, к ним зашла их старая знакомая, которая работала в какой-то конторе, занимавшейся обеспечением продуктами питания партийно-советской верхушки города. У них было все и даже кое-что оставалось. Вот это «кое-что» она стала им изредка приносить, но, естественно, за плату. У матери Михаила была пара золотых колечек и серьги, и она короткое время могла обменивать это на продукты. К счастью, когда уже платить стало нечем, их вывезли из блокадного Ленинграда. Вот тогда впервые у тринадцатилетнего подростка зародилась мысль о несправделивости советской власти, при которой партаппаратчики имели все в то время, когда простые люди умирали от голода. Эти «человечки» были тогда и остались потом ничего не стоящими «винтиками» в монструозной государственной машине. И их задачей было обеспечение ее бесперебойного фунционирования ради удовлетворения тщеславных желаний своры вождей.
Вглядевшись в пейзажи Звягина, непременным атрибутом которых являются дымящиеся трубы мрачных заводских корпусов, рыжие «лисьи хвосты», отравляющие все вокруг, я неожиданно почувствовал себя тем самым «винтиком», безликим маленьким человечком, мурашиком, бредущим в виде маленькой черной запятой, как на картине, по заснеженной дороге вдоль гигантских, бесчеловечных, поставленных на попа или уложенных на бок, фабричных параллелепипедов, освещаемых всполохами адского пламени в раскаленных цехах.

Многие из работ М. Звягина имеют одинаковые названия: «На работу», или «Зимний день», причем большинство его промышленных пейзажей написаны именно зимой. Ранним утром люди бредут на свою фабрику среди сугробов, по заснеженным тропинкам, и глядя на них я явственно ощущал, как мне за ворот лезет мороз ледяными пальцами и сжимает горло тоской, однообразием и серостью повседневной жизни. И старый, впечатанный в память бесконечными повторениями и растиражированный повсюду лозунг «На работу - с радостью, с работы - с гордостью», начинал звучать издевательски и саркастически.

В середине 80-х годов в творчестве художника появились новые темы. Теперь он пишет глубоко философские полотна, наполненные страшными видениями. Его картины заполнили монстры, какие-то исчадия ада. Я спросил Михаила, что заставило его писать свинорылых уродов, гротескных, фантастических обитателей вроде бы инопланетного мира. Ответ был прост и заключался он в констатации того факта, что в то время мы жили в атмосфере тотальной лжи. Двурушничество партийнох бонз становилось все более явным. Говорили одно, а думали другое. На людях были не лица, а маски. Сняв с них эти маски, художник обнажил их подлинные лица.

Однако, художник не зацикливался на социальной тематике. Он умел радоваться жизни, и отражал это в своих живописных работах. У него есть картины в стиле ню или «нюшки», говоря на жаргоне художников, абстрактные работы, произведения, написанные в стиле русского лубка, а также замечательные пейзажи российской природы.

Особняком стоит большой цикл картин, посвященных Холокосту.

Помимо прочего Михаил Звягин создал достаточно много и скульптурных работ. Одно из его последних произведений - оплечный портрет А.С.Пушкина в бронзе будет открыт 26 мая этого года в «Парке Славы» во время торжеств по поводу открытия русского дома «Родина» в нью-джерсийском городе Хоуэлл.

Михаил является прекрасным, интересным собеседником, что и неудивительно. Как любой талантливый человек, он талантлив во всем. В 2007 году в Санкт-Петербурге вышла его небольшая книга повестей и рассказов под названием «Тучам нет конца…», которую я прочитал за один присест. Большинство его рассказов тронули меня своей искренностью и прекрасными описаниями природы, в которых чувствуется глаз художника.

Однажды после завершения очередного чаепития, Михаил выставил передо мной дюжину картин и предложил выбрать любую. От такого подарка я не мог отказаться. Немного поколебавшись, я указал на осенний пейзаж, где был изображен лес с озером.

Глянув на картину придирчивым глазом, Михаил сообщил мне, что по его мнению она нуждается в небольшой доработке. «Буквально пять минут», - словно оправдываясь, сказал он. И хотя мне картина казалась вполне завершенной, спорить я не стал.

Михаил поставил пейзаж на мольберт и принялся за работу, но так увлекся, что его уже невозможно было остановить. Временами мне хотелось посоветовать ему натянуть на подрамник новый холст и начать все сначала.

Однако работа продолжалась, и мне осталось только наблюдать за процессом. Иногда мне казалось, что картина становится только хуже, но через некоторое время штрихи, мазки и тычки кистью в холст приобретали в сочетании друг с другом новые, неожиданные очертания. Через пару часов непрерывной работы на другом берегу озера возникла деревенька с церквушкой и бабой, идущей по тропинке с ребенком. А вода самого озера в глубоком месте оказалась черного цвета. Потом Михаил взялся за лес, вырастил пару елей, несколько берез, а также осину с ярко-красной листвой. Картина заиграла новыми красками, а мне захотелось прогуляться по разросшемуся лесу, и пройтись по улице делёкой деревеньки.

Вобщем забрал я у него картину прямо из-под кисти, так что сохнуть она будет уже у меня дома. Кстати, писал он ее художественными масляными красками. Разноцветные тюбики разных размеров лежали в полном беспорядке в самых неожиданных местах мастерской, но Михаил очень быстро находил нужный. Особенно меня поразило то, как недолго покруживишсь на месте, он отыскал на подставке около незаконченной скульптуры маленький скукоженный тюбик с кармином.

В заключение хочу привести слова Михаила, о том, что «картина, которую мы пишем, не всегда та, что стоит перед нашим внутренним взором – как правило, она бывает намного хуже». Теперь понятно, почему он так долго «подправлял» свое произведение. Как истинный творец, он стремится к совершенству.