Что новенького в Гиббсвилле?

Среда, Октябрь 19, 2011

Все началось с того, что я случайно наткнулся в интернете на информацию об известном американском писателе Джоне О’Хара, который сочинил свой первый роман «Свидание в Самарре», живя в скромном номере нью-йоркского Pickwick Arms Hotel. Это было в 1934 году. И я решил проверить, сохранился ли отель, где было создано произведение, принесшее известность тогда еще молодому начинающему литератору.

Отправившись в Манхэттен, я обнаружил, что эта гостиница существует по сей день. Старое, кирпичное, ничем не примечательное двенадцатиэтажное здание сохранило свой прежний адрес: 230 East 51 street. В очень скромном, тесном вестибюльчике, где регистрируют постояльцев, томился от безделья администратор. Про писателя Джона О’Хара он ничего не слышал.

Никакой мемориальной таблички к входа в Pickwick Arms Hotel нет. Это не то, что, например, отель «Chelsea», как гирляндами увешанный табличками с именами известных деятелей культуры, проживавших в разное время в его апартаментах.

Наверное в Pickwick Arms Hotel плохой управляющий, потому что мемориальную табличку стоило бы прикрепить, хотя бы в целях саморекламы. Я думаю, это могло бы польстить самолюбию хотя бы некоторых его потенциальных постояльцев. Ведь наверняка, если не все, то некоторые из них могли оказаться поклонниками этого писателя.

Себя я к их числу отнести не могу, но когда-то давно читал некоторые вещи О’Хары, в том числе и роман «Свидание в Самарре», хотя и основательно подзабыл, о чем там повествуется. В памяти сохранилось только название городишки Гиббсвилль, да пара имен.

Посещение отеля пробудило во мне желание перечитать этот роман. Но ехать в Центральную Бруклинскую библиотеку, чтобы разыскать его там, мне не хотелось, да и уверенности не было, что я там его найду. Вместо поездки в библиотеку я отправился в путешествие по всемирной сети. И нашел роман «Свидание в Самарре», опубликованный по-русски! Великая все-таки вещь – Интернет. Так я впервые в жизни прочитал целый роман c дисплея своего компьютера. Читать было не очень удобно, мне все же больше нравится держать в руках бумажную книгу, поэтому и киндл я пока еще себе не купил.

Роману предпослан очень интересный эпиграф из Сомерсета Моэма. Это замечательная притча, и, думаю, стоит привести ее здесь целиком, хотя может она и чуть длинновата. «Смерть рассказывает: Жил в Багдаде купец. Послал он слугу на базар за товаром, но тот прибежал назад, бледный и дрожащий и сказал: «Господин, на базаре в толпе меня толкнула какая-то старуха; я оглянулся и увидел, что это была сама смерть. Она посмотрела на меня и погрозила мне. Господин, дай мне коня, я уеду из этого города, скроюсь от своей судьбы. Поеду в Самарру, там смерть не найдет меня».

Дал купец слуге коня, сел слуга на коня, вонзил шпоры ему в бока, и помчался конь со всех ног. А купец пошел на базар, увидел меня в толпе, подошел и спросил: «Почему ты погрозила моему слуге, когда увидала его нынче утром?» - «Я не грозила ему, - ответила я. - У меня лишь вырвался жест удивления. Я не ожидала увидеть его в Багдаде, потому что сегодня вечером у нас с ним свидание в Самарре».

На протяжении всего романа только в этом эпиграфе говорится о свидании в Самарре – столице древнего халифата Аббасидов. Далее во всем повествовании нет ни единого упоминания об этом городе, но мысль о том, что от судьбы не уйдешь, остается в подсознании все время, пока читаешь роман. Чувствуется склонность автора верить в фатализм.

Повторное чтение романа поначалу показалось мне не очень захватывающим, но потом я увлекся, стало интересно следить за жизнью обитателей маленького пенсильванского городишки Гиббсвилла в 30-х годах прошлого века.
Так совпало, что на чтение романа наслоились два события, которые достаточно широко освещались в прессе и на телевидении: 70 лет c начала расстрелов евреев в Бабьем Яре и присуждение Нобелевских премий, среди лауреатов которой, как почти и всегда прежде, оказались евреи: медики Ральф Штайнман и Брюс Бетлер, физики Сол Перлмуттер и Адам Райес, и химик израильтянин Даниэль Шехтман.

Вот такие два события: одно про ненависть, а другое про уважение и признание. И тут я обратил внимание на то, как описывает О’Хара отношение к евреям в зачуханном Гиббсвилле. Хочу привести всего лишь три цитаты, сопроводив их своими замечаниями.

Вот, например, глава, где речь идет о девицах – «клушах», как их называет сам автор, которые из-за своей внешней и внутренней серости не пользовались успехом у мужчин, но стремились выйти замуж, чтобы занять какое-то место в гибсвиллском обществе. «Но для этого нужен был брак, а не просто помолвка, и мужчина мог быть мерзавец из мерзавцев, глупым, дурно одетым, каким угодно, только не евреем. Да ни одна из гиббсвиллских девиц, принадлежавших к загородному клубу и Лантененго-стрит, и не могла бы выйти за еврея. Она бы не осмелилась».

В то же время походя он упоминает об одной такой «клуше» по имени Констанс, которая поступила учиться в колледж Смита. «Совсем простушка, она поступила в Смит и рискнула соперничать со способными еврейками за честь вступить в сообщество лучших студентов».

В дремучем Гиббсвилле было несколько врачей и в их числе каким-то образом оказался еврей Московиц. И вот местный доктор Инглиш, называя про себя Московица «шарлатаном-еврейчиком», не сомневался, что тот ищет любую возможность его унизить, о которой Московиц мечтал с тех пор, «как доктор Инглиш, устраивая обед в честь окружного общества медиков, не пригласил Московица. Доктор Инглиш полагал, что для этого была весьма веская причина: обед состоялся в загородном клубе, куда евреев не пускали, а он вовсе не имел намерения нарушать правила клуба».

С одной стороны презрение, отторжение и скрытая зависть, а с другой невозможность непризнания, хотя бы вскользь, способностей, достижений и заслуг.

Поневоле я подумал о том, изменилось ли что-нибудь в наши дни. Не исключено ведь, что в американской глубинке и по сей день существуют подобные настроения. Ну, в общем, старый вопрос об антисемитизме. И так как я сам ничего не знаю об этом, мне пришлось обратиться к Джефу Кацу - своему знакомому молодому выпускнику Корнеллского университета и американцу в третьем поколении, отец которого живет в маленьком городке штата Огайо. Я попросил Джефа спросить своего отца, что он знает об отношении жителей городка к евреям. И вот что ответил Кац старший. В глубинке, куда он затесался неведомым мне образом, и не видели евреев, мнение о них складывается из слухов, домыслов и телевидения. Но если вдруг там и оказывается еврей, то в подавляющем большинстве случаев это обязательно состоятельный человек - или врач, или адвокат. А богатых и успешных, как известно, не очень-то любят и особо не жалуют. Отсюда и отношение – смешанное и чаще всего сдержанное.

Совсем другое дело в больших городах. Там можно встретить людей вроде патологического антисемита Мэла Гибсона, папаша которого публично отрицал Холокост. Легко представить, какие речи он произносил у себя дома за обеденным столом. Вот яблоко и упало недалеко от яблони. И когда это «яблочко» заявило, что евреи были причиной всех войн в истории, ему пришлось публично извиняться, и даже заявить, что это случилось в состоянии «временной потери рассудка». Думаю, Гибсон сделал это единственно из-за боязни лишиться работы в Голливуде. Говорят же, что черного кобеля не отмоешь добела.

У меня есть пример и посвежее. Главный дизайнер Дома моды Christian Dior Джон Гальяно 1-го марта нынешнего года был уволен со своего поста, поводом для чего стали его антисемитские высказывания в состоянии алкогольного опьянения в одном из баров французской столицы накануне недели моды в Париже. Как говорится, что у пьяного на языке, то у трезвого на уме. Позднее, в сентябре того же года, французский трибунал признал Гальяно виновным в антисемитском поведении, и за это правонарушение приговорил его к штрафу в сумме 6 тысяч евро с испытательным сроком.

Я понимаю, конечно, что ничего нового не открыл. Мир не меняется. И хотя в Америке и Европе, как известно, есть все, хорошо уже то, что такие типы, как Гибсон и Гальяно вынуждены прилюдно каяться.

Комментариев (2)