Военно-полевой роман или письма с фронта

Так повелось в нашей семье: желая сделать что-нибудь приятное, мы всегда заранее готовились к папиному дню рождения. Но, вот уже много лет, к глубочайшему сожалению, папы с нами нет…

В этот раз, вспоминая об отце, мне неудержимо захотелось перечитать, бережно сохраненные мамой, письма с фронта. И не потому, что именно в этом году папе исполнилось бы 100 лет. Дело совсем не в дате – в сердце и памяти отец живет всегда. Просто для меня - это возможность снова поговорить с родным человеком. А для тех, кто после 65-ти лет Победы над фашистской Германией читает эти строки, особенно кому посчастливилось родиться в мирные годы, думается, будет интересно прикоснуться к искренним, настоящим, без приукрас чувствам и мыслям простого солдата, сугубо мирного, штатского человека, от начала до конца прошедшего тот страшный путь…

До войны папа получил профессиональное музыкальное образование и работал скрипачом на радио, а позже стал руководителем эстрадного оркестра. Был он, что называется «до мозга костей» интеллигентом, прекрасным музыкантом и педагогом, а еще очень родным и нежно заботящимся о семье человеком.

Вот такое краткое вступление, после чего предоставляю слово своему отцу - Леониду Ароновичу Рубину. Все, что вы прочтете, взято из писем, дошедших до нас с фронтовых дорог. Я лишь позволю себе добавить некоторые комментарии…

Когда началась война, мы жили в Новосибирске. Папу призвали в армию уже на третий день - 25 июня 1941 года. Сразу после мобилизации отец попал на подготовку в военный лагерь, расположенный около небольшого городка Бердск под Новосибирском, откуда он напишет:
… Нахожусь я во 2-й пулеметной роте 1-й взвод. Это, Любочка (моя мама – Рубина Любовь Наумовна), через 2 землянки, где я был раньше… Вобщем я не имею свободной минуты, даже побриться… Когда взвалят на плечи пулемет, то это либо 22 кг 400 г или 33 кг 600 г, да плюс лопата и противогаз. При всей этой выкладке мы ходим на стрельбище заниматься. Это 6 км от места. Дорогой то бегом, то форсированным шагом. Вобщем учимся… Я жду скорей момента, когда отправят на фронт…

Долго ждать не пришлось…

На протяжении почти четырех с половиной лет разлуки папа с мамой писали друг другу по два письма в неделю, а нередко и того чаще. К сожалению, из маминых писем на фронт, сохранилось всего лишь одно - солдат, понятное дело, не мог их сберечь. А у мамы осталось больше сотни, правда, в основном датированных 1943-45 годами. Наверное, в начале войны она, как и многие, даже не предполагала, что весь этот ужас продлится так долго. Ведь советская пропаганда уверяла, что мы будем воевать на чужой территории, и добьемся быстрой победы. Вот она поначалу и не сохраняла письма. Только до конца осознав происходящее, стала беречь каждую весточку, от простой открытки до 12-страничного письма, написанных когда карандашом, а когда синими или фиолетовыми чернилами или иногда черной тушью, причем на всем, что попадало под руки.

Это могли быть листки из школьных тетрадей, большие страницы из каких-то амбарных книг, обложки блокнотов, зеленоватые, розоватые, желтые и лиловые клочки самой разной формы и качества.

Да… письма с фронта были разными, но в каждом из них чувствовалась твердая уверенность в полной победе над врагом, любовь к семье и детям, беспокойство о здоровье, оставленных в тылу родных и близких. Папа постоянно в подробностях интересовался обо всех житейских делах, начиная от закупки и заготовки продуктов питания, приобретения необходимой одежды на суровую сибирскую зиму и до утепления квартиры…

…Любочка! Хорошо сделала, что продала мой синий костюм. Что нужно, продавайте еще и обеспечивайте себя на зиму, а когда я вернусь домой, то сумею завести себе новые вещи. Нужно пережить как-то эту зиму. Дальше должно быть легче. Любочка, дорогая, смотри за нашими маленькими детками, воспитывай их так, чтобы они не чувствовали всех тягот войны сколько хватит у тебя сил и возможностей. Теперь задача у тебя двойная – заменить меня на время моего отсутствия… Вот все это учитывая, я тебе рекомендую продавать мои вещи, исходя из хозяйственных соображений… 8 сентября 1942 года.

…Для меня очень печально, что с дровами у вас обстоит дело скверно (В нашем коммунальном доме было печное отопление). Я думал, что моя справка из полка с фронта вам поможет достать дрова. Но оказалось, как ты пишешь, пустые хлопоты. Неужели военкоматы содействуют только начсоставу и кроме этого (ему) предоставляются закрытые магазины.

А в самом конце письма отец с гордостью сообщит: «Да, я скоро буду гвардейцем, нашей части присваивают гвардейское звание». 16 октября 1942 года.

Папа никого из нас не забывал и поочередно писал всем членам семьи. Чаще всего письма отправлялись маме, пореже бабушке или дедушке, а иногда на конвертах появлялись наши с младшей сестрой Лилей имена, хотя мы еще и буквы-то не знали. В любом случае письма с фронта читали все взрослые, а наши имена, имена своих детей, папе, видимо, было приятно вписывать, подчеркивая свою любовь и внимание к нам.

В конце 1942 года отца направили в музыкальный ансамбль, который давал концерты перед солдатами прямо на передовых.

21 ноября 1942 года в дивизионной газете «За Сталина» напишут:

…Под артиллерийским и минометным огнем противника, концертная группа лощинами, траншеями, нередко ползком по-пластунски, пробирается на передовую линию нашей обороны. Сколько радости и смеха приносит для бойцов эта веселая и жизнерадостная группа! Баянист Еремин, скрипач Рубин и солист Злочевский замечательно исполняют «Песни рыбака» из 9-го киносборника. Бойцы просят повторить ее по несколько раз. Тт. Колтуков и Пресняков хорошо исполняют веселые фронтовые частушки. За веселый досуг концертной группе большое красноармейское спасибо!
По поручению красноармейцев и командиров капитан Н. Диденко.

Подлинник газеты папа подарил Историческому музею в городе Фрунзе, где формировалась его дивизия, а в нашем семейном архиве сохранилась копия статьи.

Папины письма всегда были бесконечно теплыми и, несмотря на весь его не «военный нрав», по-настоящему мужскими:

…Пишите мне чаще и все подробно. Вот обо мне меньше беспокойтесь, а то ты, Люба, спрашиваешь, не было ли чего страшного. Чего же здесь страшного. Голода нет, кормят нас хорошо. Холода тоже нет. Солнышко светит ярко, да здесь и теплее, чем у нас в Сибири, весна, Орловская область. Ну, немцы, правда, над нами летают, так и наши самолеты над ними летают. Ничего страшного нет, да ты будь уверена, если что будет, я сам напишу, ты не спрашивай. Вот могу тебе написать. Лес здесь замечательный: большой, густой, красивый. 14 февраля 1943 года.

Я не сомневаюсь в том, что он специально переключается с темы войны, на описание красот природы. Мол, все хорошо, кругом тишь да гладь, да божья благодать, волноваться нечего.

А ведь к этому времени отец уже был ранен и, после того, как перевозивший музыкантов грузовик подорвался на мине, успел получить тяжелую, еще много лет после войны напоминавшую о себе, контузию.

Бывали у фронтовиков и свои скромные радости. Они могли быть сугубо личными или связанными с общими для всех праздниками…

…День Красной Армии мы провели хорошо, были подарки. Мне в подарке (от какой-то девушки с Урала) было: ¼ литра водки, немного колбасы для закуски, 2 носовых платка батистовых, 2 воротничка, 1 плитка шоколада, бритва простая, помазок, 5 конвертов с бумагой, карандаш, зубная щеточка, зубной порошок, кусок туалетного мыла 100 г и табаку легкого 100 грамм. Как видишь, подарки были солидные по содержанию и стоимости.
Здесь есть и твоя личная доля вклада, т.к. тыл повседневно проявляет свою теплую заботу о фронте. 11 марта 1943 года.

Папа настойчиво просил присылать ему на фронт наши фотографии – это была единственная возможность наблюдать, как растут ЕГО дети. И сам он, всякий раз, старался сфотографироваться, чтобы послать снимок домой.

…Сегодня я получил письмо от фотографа Евсикова, это наш новосибирский, он мне выслал снимки, где я фотографировался, будучи с концертами в бывшей моей части. Одну карточку посылаю тебе. 9 июня 1943 года.

Сколько красивых и всегда очень целомудренных чувств было в письмах к маме:
…Наше все еще впереди, нашему старшему сыну 4 ½ года, а доченьке – 3 годика… Я о них страшно соскучился, ведь через 10 дней будет ровно 2 года, как я мобилизован и оторван от вас всех. Это 2/3 нашей совместной жизни. Цифры просто жуткие. Эти жертвы вынуждает нас приносить гад Гитлер (и все на «Г»). У нас отняты годы жизни, а у других вся жизнь, у всего человечества он отнял сотни миллионов лет жизни. Так какую же кару ему можно придумать? 15 июня 1943 года.

На что я обратил внимание - все сохранившиеся конверты с фронтовыми письмами, имеют с одной стороны неровный оторванный край. У меня сложилось совершенно четкое впечатление, что они открывались в нетерпеливом волнении, в спешке, с острым желанием скорее впиться глазами в родной почерк, узнать, как там дела: не ранен ли, здоров ли, что думает, помнит ли…

Спасибо тебе за расчесочку, она мне очень понравилась, а главное скоро не сломается, очень эластичная. Мне даже некоторые позавидовали, что в письме пришла расческа из дома…
4 января 1944 года.

А четыре дня спустя он с огорчением сообщит:

…у меня под влиянием сырой погоды расклеилась скрипка, как раз в тех местах, где была сломана (я вам тогда писал). Сегодня будем заклеивать, но мастера музыкального здесь нет. Будет делать столяр. Конечно, звук она потеряла еще раньше, а что получится сейчас, не знаю, наверно еще хуже будет. Я думаю достать здесь какую-нибудь другую скрипку. Моя уже действительно отдала свою жизнь фронту и людям фронта.

А вот это письмо, отправленное в день моего рождения 18 ноября 1944 года, в отличие от подавляющего большинства, немного грустное:

…С тех пор, как я в армии у меня не было ничего хорошего, одни трудности… С первых дней войны меня нет дома, и я уверен, что Боря меня не помнит, хотя ему было почти 2 ½ года, не говоря уже о Лиличке, ей был годик. До чего все это обидно. Родная Любочка, …теперь ты воспитываешь сына и дочь – этому тебя заставила и научила война. Так воспитай и сохрани детей до моего возвращения. Я постараюсь за это тебя вознаградить всем, чем только буду располагать, в долгу не останусь перед тобой и деточками.

Как вы питаетесь? Мне думается, что с питанием у вас не все благополучно. Ведь картофеля не хватило на зиму. Вобщем напиши обо всем обязательно.

Любочка! Я сейчас работаю в качестве завмуза (заведующий музыкальной частью) и играю 1-ю скрипку во фронтовом ансамбле. . Я был в свое время на передовой в первые годы войны…. А теперь вот видишь во фронтовом ансамбле в качестве завмуза…

И боль, и слезы и любовь, теплые воспоминания о тех счастливых днях, когда они с мамой только поженились, о свадебном вечере, а еще скорбь о безвозвратно потерянных друзьях звучат в каждой строчке, написанной 3 февраля 1945 года:

…с тех пор прошло 7 лет из коих я почти 4 года без 3-х с половиной месяцев в армии, если подумать, так просто ужасно, самые молодые, лучшие годы украдены фашизмом. Но мне жаловаться нельзя еще, я просто счастлив. Вспомни тех ребят, которые были у нас на вечере тогда, их многих не досчитаешь. Аккордеонист Павел Голованов убит, Лева Перельман убит, Леня Волков (тромбонист) убит, пианист Липский Борис остался без глаз. Трубач Вас. Полянский ранен в голову и уволен из армии. Саксофонист В.Ковалев, которого я встретил здесь на фронте 27/XII 44 г., ранен в легкое и руку; теперь ему очень трудно дуть, он сейчас в армейском ансамбле. А о других я не знаю…

Вот так просто и буднично о великом всенародном горе и подвиге… И все же дело шло к победе…

В октябре 1945 года, в звании старшего сержанта, мирный, невероятно далекий от военного дела и самой войны человек и музыкант, но все долгие годы достойно прошедший по пыльным фронтовым дорогам солдат Леонид Аронович Рубин, мой отец, вернулся домой…