Пиала и Розовые пальчики

Понедельник, Август 30, 2010

В самом конце апреля - начале мая нынешнего года мне довелось побывать в Калифорнии, в том числе в замечательном Национальном парке секвой. О секвойях слышали все, это совершенно невероятные, поражающие воображение своими размерами деревья, но сейчас я хочу рассказать совсем не о них. Красивейший горный лес, частью которого являются секвойи, дает приют многим другим необычным или оригинальным представителям мира природы.

Внешний вид одного из них меня достаточно сильно удивил. Должен признаться, что когда-то я был заядлым грибником и очень неплохо разбирался в грибах, растущих в лесах по другую сторону Атлантики или Тихого океана, смотря откуда мерить.

Теперь же, бродя по лесу в горах Калифорнии, я по всем признакам чувствовал, что среди окружающих меня шикарных сосен и елей должны прятаться весенние грибы - сморчки. Пришло их время, поэтому я внимательно смотрел себе под ноги. Я вовсе не собирался заниматься сбором грибов в заповедном лесу, просто хотелось найти хотя бы парочку своих старых знакомцев. К сожалению, ни одного из представителей этих своеобразных сумчатых грибов я не нашел, но зато совершенно случайно наткнулся на нечто для меня более интересное.

На боку невысокого земляного бугра, засыпанного бурыми иголками опавшей хвои, я увидел зубчатые края чего-то, прячущегося в земле. Подойдя поближе, я обнаружил некое подобие почти полностью погруженной в почву керамической пиалы с толстыми стенками и неровными, будто обгрызенными краями. Нечто приблизительно похожее по форме и размерам получилось бы, если бы я сложил кисть руки так, чтобы удержать на ладони как можно больше воды. Я хорошо знал о существовании грибов такой оригинальной формы и даже находил нечто похожее, например, бокальчик Олла, но размеры этих грибочков были не больше наперстка.

Здесь же случай помог мне набрести на саркосферу корончатую. Именно случай, потому что этот гриб, несмотря на свои довольно большие размеры, чрезвычайно неприметен. Наружные сероватые стенки моей находки были покрыты частицами окружающий почвы – песчинками, комочками земли, перегнившими остатками трав, а входное отверстие присыпано опавшей хвоей.

Я снял хвою и заглянул внутрь «пиалы». На дне гладкой бледно-лиловой внутренней поверхности чашеобразного гриба, скопились те же частички почвы, что были и снаружи. Споры развиваются именно на этой поверхности, а затем разносятся ветром.

Саркосфера является грибом, развивающимся в основном под землей. Только в зрелом состоянии он образует полую шарообразную структуру, с довольно толстыми и ломкими стенками. Верхний полюс растущей шарообразной саркосферы приподнимается над землей и лопается. Края такого разрыва обычно имеют грубо-зубчатую форму.
Саркосфера - это весенний гриб, который встречается не только в горной местности западной части Соединенных Штатов, но и в некоторых местах России тоже. Мне же довелось впервые его увидеть в Америке.

Глядя на саркосферу, я вспомнил про совсем другой, но тоже весьма необычный гриб, который нашел однажды в бруклинском Проспект парке. Вернее это был не один гриб, а небольшой выводок довольно миниатюрных, но очень ярких грибочков, размером с мизинец. Мне они сначала показались похожими на спрятавшиеся в зеленой траве тонкие розовые женские пальчики, ногти на которых были покрашены зернистым лаком в золотисто-оливковый цвет. Однако у многих людей они вызывают совершенно другие ассоциации.

Об этих грибах давно сложилась не очень хорошая слава, потому, что во-первых они дурно пахнут, а во-вторых часто похожи на половой член человека или некоторых животных, таких, например, как собака. Недаром для родового названия некоторых из этих грибов было выбрано латинское слово Phallus, что в переводе означает мужской детородный орган. По-русски такой гриб называется весёлка или срамотник, потому что с такой находкой можно было «повеселиться», повергая в смущение спутниц.

В Проспект парке я нашел не веселку, а ее близкого родича, называемого Мутинус собачий, копирующего соответствующий псиный орган.

В отличие от других грибов, грибы рода Phallus и их ближайшие родственники распространяют свои споры с помощью насекомых, особенно мух, которых привлекают образующейся на вершине ножки гриба переполненной спорами слизью с запахом гниющего мяса.

В некоторых странах, в частности, в Китае, грибы-фаллосы употребляют в пищу в качестве афродизиака. Там существует поверье, что форма гриба способствует его положительному воздействию на соответствующий человеческий орган.

Сделав несколько снимков ярких «розовых пальчиков», я запомнил полянку, где нашел их выводок, и пришел туда на следующий день, чтобы сделать еще несколько фотографий не так уж часто попадающих на глаза грибочков. Однако, к моему разочарованию, вместо торчащих из земли упругих проростков на земле лежало несколько сморщенных розовых тесемочек. Рассеяв споры, грибы-эфемеры поникли и увяли. Так что мне повезло их увидеть в расцвете сил.

Комментариев (4)

Оставить комментарий

Венецианское дежавю

Вторник, Август 24, 2010

Недавно мне довелось побывать в Венеции. О том, что этот город необыкновенно красив и неповторимо своеобразен, написаны тома, поэтому я повторяться не стану. Расскажу лишь о посещении бывшего венецианского еврейского гетто.

Это старый квартал, застроенный обветшалыми домами, внутри которого имеется небольшая площадь, по которой под присмотром родителей бегают, играют, кругами катаются на велосипедах и скейтбордах дети с прилегающих улиц. Обычные итальянские дети. Евреев там я не видел. Но когда я оказался на этом маленьком клочке суши, затерявшемся среди городских каналов и лагун, то испытал настоящее состояние дежавю.

На старой, облупленной, кирпичной стене, отделяющей гетто от соседней улицы, я увидел семь бронзовых досок с рельефами, изображающими те семь кругов ада, через которые должны были пройти узники фашистских концлагерей перед тем, как погибнуть.

Я стоял около стены, не в силах оторвать взгляда от рельефов и мучительно думал, почему это все мне до боли знакомо. Стоял и вспоминал. И вспомнил! Примерно четыре года назад я впервые увидел точно такие же рельефы на Хаммаршельд-Плаза в Нью-Йорке. Там, недалеко от небоскреба штаб-квартиры Организации Объединенных Наций, стояло относительно небольшое здание, в котором базировался Фонд Люсил и Мартина Кантор. Часть северной гладкой стены этого дома была выложена плитами из серого с розовыми вкраплениями гранита. Вот на ней и располагались точно такие же семь рельефов, являясь одним из нескольких нью-йоркских мемориалов, посвященных памяти жертвам Холокоста. У меня даже сохранилась фотография этого мемориала, сделанная тогда же.

Но теперь я находился за тысячи километров от Нью-Йорка, и на небольшой венецианской площади рассматривал этот же мемориал.

На первом рельефе были изображены события «Кристальной ночи» - еврейского погрома, спровоцированного фашистами на всей территории Германии и Австрии в 1938 году, в результате которого 90 человек было убито, около двухсот синагог осквернено и разрушено, тысячи домов и магазинов разграблено. После убийств и грабежей почти 30 тысяч евреев – женщин, мужчин и детей были согнаны в концентрационные лагеря, якобы, за то, что они сами спровоцировали этот погром.

Второй рельеф показывает депортацию, в процессе которой фашисты использовали все доступные им транспортные средства, чтобы как можно быстрее доставить миллионы евреев в концентрационные лагеря для последующего уничтожения.

Далее изображен карьер, тяжелейшая работа в котором давала людям небольшую отсрочку от исполнения смертного приговора.

На четвертом рельефе показан один из способов наказаний и пыток в гетто, когда люди подвешивались к столбам за вывернутые руки.

На пятом рельефе запечатлен расстрел из пулемета нацистами безоружных людей в гетто.
На шестом изображен один из эпизодов восстания в гетто, когда лишенные даже малейших возможностей и не имеющие никаких шансов на успех, евреи поднялись на борьбу против нацистов, что было актом невероятного мужества и самоутверждения.

На последнем показывается, как осуществлялось немецкими фашистами окончательное решение еврейского вопроса. Не сдерживаемые ничем, они уничтожили миллионы человеческих жизней, стараясь стереть из людской памяти еврейский народ и его культуру.

Воистину не было тех унижений, издевательств и пыток, которых не пришлось бы претерпеть ни в чем не повинным людям.

Автором замечательного произведения, посвященного памяти безвинно погибших, является художник, скульптор и сценограф Арбит Блатас, настоящее имя которого Нехемия Арбитблат. Он родился в 1908 году на территории Российской империи в литовском городе Каунас. Еще будучи 15-летним юношей, Нехемия начал выставлять свои произведения на художественных выставках. В 1928 году он уехал в Париж, где стал самым молодым членом авангардной «Парижской школы», в состав которой входили такие, ставшие всемирно известными, художники, как Пабло Пикассо, Анри Матисс, Жорж Брак, Морис де Вламинк, Жюль Паскин, Морис Утрилло, Хаим Сутин и многие другие. Некоторых из этих своих друзей Блатас запечатлел на холстах и в бронзе. Теперь их портреты экспонируются в посвященном Арбиту Блатасу холле «Парижской школы», при «Музее тридцатых», расположенном в пригороде Парижа Булонь-Бийанкур. Парк около муниципалитета этого города украшает бронзовая скульптура Жака Липшица, созданная Блатасом в честь своего земляка и друга, а в одном из скверов на Монпарнасе в Париже стоит бронзовая статуя другого его знаменитого земляка Хаима Сутина, тоже изваянная Блатасом. Во Франции Арбит Блатас жил и работал вплоть до 1941 года, когда спасясь от нацистов, вынужден был уехать в США, где поселился в Нью-Йорке. Здесь он успешно трудился до самой своей смерти, последовавшей в 1999 году. Его мать погибла в газовой камере, а отец выжил в концлагере Дахау.

Арбит Блатас получил международное признание, благодаря многим своим работам. Сегодня его произведения имеются в коллекциях таких престижных художественных учреждениий, как Смитсониевский институт в Вашингтоне, музеи Метрополитан, Современного искусства и Уитни в Нью-Йорке, Центр Жоржа Помпиду в Париже, музей современного искусства в Венеции и во многих других всемирно известных собраниях произведений искусства. Во Франции Блатас стал кавалером ордена Почетного Легиона, в Италии получил Президентскую медаль, а в Израиле был награжден Медалью Массады.

Одним из самых известных его произведений является «Монумент жертвам Холокоста», созданный им в 1979 году и размещенный на стене внутри еврейского гетто в Венеции, с описания которого я и начал свой рассказ. Рельефы на бронзовых досках посвящены страшной декабрьской ночи 1943 года, когда первые 200 евреев города после облавы были депортированы в лагерь смерти. В 1993 году в память о полувековой годовщине со времени первой депортации, президент Италии Оскар Луиджи Скальфаро открыл в венецианском гетто новое скульптурное произведение Блатаса, названное автором «Последний поезд». Этот рельеф несколько больше предыдущих по размеру, и расположен он на металлической решетке отдельно от них в специальной нише в стене, где фоном для него являются покрашенные в темнокоричневый цвет доски, похожие на те, которыми были обшиты грузовые железнодорожные вагоны. Такое оформление создает эффект страшной тюрьмы на колесах. Этого рельефа в Нью-Йорке нет.

Во второй раз семь бронзовых рельефов были отлиты в 1981 году и установлены в парижской Усыпальнице Неизвестных Еврейских Мучеников. В третий раз они были размещены Артидиффамационной Лигой на площади Дага Хаммаршельда в Нью-Йорке. Наконец, в 2003 году еще один набор рельефов Блатаса был передан вдовой скульптора в дар Каунасскому мемориальному комплексу Девятого форта, ибо память о Холокосте люди должны сохранить навеки, чтобы не допустить ничего подобного в будущем.

В заключение хочу заметить, что после приезда домой, я отправился на Площадь Дага Хаммаршельда в Манхэттене, чтобы еще раз посмотреть на монумент жертвам Холокоста, созданный Арбитом Блатасом. Но не увидел его. Дело в том, что здание, к стене которого были прикреплены рельефы, снесено, и освободившееся место огорожено высоким синим забором для новостройки.

Рельефы, естественно, куда-то убрали. Где они теперь мне неизвестно. Надеюсь, что после завершения стройки из разместят на прежнем месте.

Комментариев (1)

Оставить комментарий

Размышления у арки Тита в Риме

Понедельник, Август 23, 2010

Бродя теплым сентябрьским днем среди поражающих воображение развалин Древнего Рима, я не мог не посмотреть вблизи на Триумфальную арку Тита. Об этом римском императоре я слышал еще в детстве от своего отца, когда он рассказывал мне о том, как под предводительством этого человека после долгих, жестоких и страшных битв в 70-м году нашей эры была покорена Древняя Иудея и разрушен Иерусалимский храм. По этой причине я с младых ногтей не любил римского императора Тита. Но что было, то было, историю не изменишь. Огромная империя с большим трудом покорила маленькую Иудею и с великой помпой отпраздновла свою победу, воздвигнув Триумфальную арку в честь победителей.

Это солидное сооружение, высотою в 15 с половиной метров, облицованное мрамором и украшенное четырьмя полуколоннами с каждой стороны, стоит на главной, соединявшей Палатинский холм с Капитолием, дороге Римского форума. Внутри пролета Арки находятся два барельефа. Я долго разглядывал тот, на котором римляне изобразили шествие с трофеями, захваченными в Иерусалиме. Первой бросалась в глаза большая менора, но я смотрел не столько на нее, сколько всматривался в печальные лица иудеев, угнанных в рабство. Черты их были полустерты временем, но в одном из них я узнал своего прадеда. Да, бородатое каменное лицо иудея на древней римской арке очень походило на лицо моего прадеда Аврума со старой семейной фотографии. Может мне это казалось, но в тот момент я в это верил, и от этого становилось горько на душе.

Я долго стоял на одном месте и неотрывно смотрел на барельеф и вдруг вспомнил, что уже видел эту, запечатленную в камне, сцену много раз давным-давно, хотя в Риме оказался впервые.

Мне вспомнились мои школьные годы, которые пришлись на послевоенное время. В тогдашнем учебнике истории Древнего мира была глава, посвященная Израильскому и Иудейскому царствам. Правда, напечатана она была мелким шрифтом, и на уроках в классе мы ее не проходили, но именно эту главу я прочитал несколько раз. Так вот там была иллюстрация с изображением именно того барельефа с арки Тита, на котором было запечатлено шествие плененных иудеев, несущих менору, захваченную в Иерусалимском храме. Другой картинки, хотя бы с видом самого Иерусалима, для главы учебника, посвященной истории Израиля и Иудеи, авторы советского учебного пособия отыскать не смогли.

Повспоминав прошлое, я вернулся в настоящее и обратился к противоположной стене Арки, где располагался барельеф с изображением Тита, управляющего двухколёсной колесницей с четырьмя запряжёнными в нее конями. От головы грозного императора время отхватило солидный кусок.

От Арки я ушел с тяжелым сердцем. Так она на меня подействовала, хотя события, которым она была посвящена, произошли две тысячи лет назад, и все давным-давно быльем поросло.

Отойдя совсем недалеко от Форума, я, на стене примыкающей к нему, увидел большие рельефные географические карты Древнего Рима, запечатлевшие границы этого государства в разные исторические эпохи: от первых завоеваний до времени его полного расцвета и величия. Эти карты были сделаны во времена Муссолини. Мне захотелось повнимательней посмотреть, как расползалась вокруг Средиземноморья Римская держава. И тут я с удивлением обнаружил одно, показавшееся мне поначалу очень странным, обстоятельство. В том месте восточного Средиземноморья, где располагалась Иудея, с которой так долго и упорно воевал Рим, на муссолиниевских картах были указаны Сирия и Арабия. И никаких следов Иудеи. Но вспомнив о том, в какие времена эти карты делались, я удивляться перестал. Любовь к истории у итальянского дуче оказалась весьма избирательной. Однако, нелепо, конечно, предположить, что Муссолини совсем уж не знал исторических фактов. Тем более невероятно полагать, что живя во дворце, находящемся на площади Венеции буквально в двух шагах от Форума и Арки Тита, он никогда эту арку не видел. Я думаю, она хорошо была видна из окон его апартаментов. Тем не менее, Иудею он не узрел. Очень характерный дефект зрения.

То, что Муссолини фашист и преступник, никому объяснять не надо. Но карты на стене около римского Форума моментально вернули меня из прошлого века в сегодняшний день, когда нынешние правительства арабских стран никак не могут разглядеть Израиль на своих картах, изображая там все что угодно, но только не то, что есть на самом деле. Старая истина подтверждается: история происходившая как трегедия повторяется в виде фарса.

Комментариев (0)

Оставить комментарий

Путешествие в прошлое

Воскресенье, Август 22, 2010

Мой прадед Аврум Ланис жил в Красноярске и имел большую семью. У него было три дочери и четверо сыновей. Человеком он был небедным, но в 1916 году двое его младших сыновей Моисей и Яков уехали в Америку на поиски счастья. В путь они отправились через Харбин и Шанхай, а оттуда на корабле приплыли в Сиэтл. Чем они там занимались история умалчивает, но через несколько лет к ним присоединился и третий сын Аврума Соломон. К тому времени братья перебрались в Сан-Франциско. В этом городе они и обосновались.

У всех троих дела на новом месте шли совсем неплохо, и в 1924 году Соломон решил поехать в Советскую Россию, чтобы забрать всех оставшихся в Красноярске членов семьи и перевезти их в Америку. В России это было время НЭП’а. И хотя к этому времени Аврум Ланис уже умер, его сын Хонон и все три дочери, остававшиеся в России, жили в достатке. Самая старшая из них моя бабушка Хава-Мэра Ланис вышла замуж за Арона Рубина, который согласно «Красноярскому справочнику» 1913 года издания, владел лавкой «Бакалейных, колониальных и гастрономических товаров», располагавшейся в Архиерейском переулке. Во время НЭП’а мой дедушка торговал обувью.

Несмотря на определенное материальное благополучие, все согласились на переезд в Америку. Решили только немного подзаработать перед отъездом, пока была такая возможность. «Зарабатывали» до тех пор, пока в 1927 году границу не закрыли. В результате их всех ожидала судьба нэпманов, лишенцев и врагов народа. А несчастный дядя Моня, проживший в Сан-Франциско три года, всю оставшуюся жизнь вынужден был скрывать это страшное и «позорное» пятно в своей биографии.

Связь с братьями, оставшимися в Америке, вскоре прервалась, так как была опасной для жизни тех, кто застрял в СССР.

Мой отец, родившийся в Красноярске и проведший там свои детские и юношеские годы, много рассказывал мне о семье своего деда Аврума и часто вспоминал о своих двух родных дядях, которые растворились где-то на просторах Америки. В периоды кратких оттепелей, он мечтал получить от них весточку, порывался написать им сам, но отправлять письма «на деревню дедушке» было бессмысленно, и от этой затеи приходилось каждый раз отказываться.

Попытка найти свою американскую родню была предпринята нами вскоре после приезда в США, когда отца уже не было с нами. Однако все было безуспешно, и мы отказались от дальнейших поисков.

Прошло почти четырнадцать лет. За эти годы я успел сменить здесь 12 профессий, заработал небольшую пенсию и ушел на заслуженный отдых. Однако одним своим делом, которое мне всегда нравилось, я продолжал заниматься. Я сотрудничал со многими русскоязычными изданиями, и за прошедшие годы опубликовал здесь более шестисот статей на различные темы, в том числе о своем отце и истрии нашей семьи. Одну из таких статей я разместил на своем блоге.
Через несколько месяцев после этого я неожиданно получил комментарий на эту статью, в котором некий Charlie Lewis говорил, что мы, вероятно, являемся родственниками. Я, естественно, ответил и рассказал об этом своему сыну. Вобщем слово за слово, послание за посланием и выяснилось, что мы переписываемся с внуком Якова. Он переадресовал нас к своему брату Марку, который очень интересуется генеалогией своего рода, но почти ничего не знает о тех, кто остался в России. Даже на старых фотографиях, сохранившихся у него от деда, он не знал всех, изображенных на них. А я не только знал, но и неплохо помнил своих двоюродных дедушек и бабушек – родных сестер и братьев его деда.

Выснилось, что у Якова было двое сыновей – Альберт и Эммануил. У Альберта было семеро детей, и вот с двоими из них мы и переписывались. При натурализации Яков Ланис стал Джейкобом Льюисом, о чем мы конечно же не знали. Нам и в голову не приходило искать вместо Ланисов Льюисов.

Тем не менее, к началу прошлого года у меня обнаружилось семь троюродных братьев и сестер, которые живут буквально во всех частях Америки. Трое из них – врачи, одна – известный ученый-геолог, другая профессор в колледже, один - адвокат, а Марк – программист.

Одна из сестер, которую зовут Клэр, живет в Сакраменто, где в одном из колледжей преподает физиотерапию, а Марк живет и работает в маленьком городке под Сан-Франциско, то есть в Силиконовой Долине.

Весной этого года мы собирались в поездку по национальным парками Калифорнии и намеревались заехать в оба названных выше города. Клэр и Марк выразили желание встретиться с нами. Мы, конечно, согласились.
Встречи были хоть и недолгими, но приятными. И вот от Марка мы узнали историю, о которой я и хочу рассказать после такого длинного вступления.

Встретились мы с ним по его предложению в Golden Gate Park, расположенном на берегу Тихого океана в Сан-Франциско, и провели вместе весь день.

Марк показал нам город и рассказал историю своего деда Джейкоба. Через несколько лет после приезда из Красноярска в Америку братья Яков и Моисей вполне освоились в новой стране. У Якова-Джейкоба поначалу не все шло гладко, однако у него в Сан-Фрациско был магазин, в котором он торговал орехами. Скопив денег, Джейкоб приобрел шахту, якобы доверху набитую золотоносной рудой. Но, видимо, этот драгоценный металл вычерпали из шахты еще до него, и Джейкоб, забросив это дело, занялся скупкой и перепродажей недвижимости. И вот на этом поприще его ждал успех. Он стал владельцем немалого числа домов и земельных участков в различных районах Сан-Франциско. И вот к одному из них, следуя за машиной Марка, мы приехали к концу того воскресного дня.
Мы оказались на Quintara street в Sunset Disrtict Сан-Франциско. Там, занимая практически целый блок, стояло солидное здание синагоги, принадлежащей конгрегации Ner Tamid, основанной здесь в 1943 году. Земля, на которой стоит здание синагоги, была подарена еврейской общине дедом Марка Джейкобом в память о своем отце Авруме Ланисе. Об этом, по словам Марка, свидетельствовала мемориальная бронзовая табличка, прикрепленная к стене перед входом в синагогу.

Мы огорченно стояли у запертых, ведущих во двор синагоги голубых металлических ворот, украшенных могендовидами. Внутри никого не было. А так хотелось сфотографировать эту табличку на память! Ведь Аврум Ланис является прадедом не только Марку, но и мне тоже. Мы в растерянности топтались у запертых ворот. И тогда Марк предложил моему сыну перелезть через забор, чтобы сфотографировать мемориальную табличку.

Заговорщицки оглядевшись по сторонам и не обнаружив камер наружного наблюдения, я взял грех на душу и отправил своего Дэниела перебираться через забор, благо сделать это было нетрудно. У нас просто не было выбора. Подъехать сюда в другой день мы не могли, так как завтра должны были возвращаться из Калифорнии домой в Нью-Йорк. Сын сделал несколько снимков таблички, сфотографировал внутренний двор синагоги и багополучно перелез через забор в обратном направлении. Полиция нас пока не беспокоит.

Я же испытываю чувство гордости оттого, что имя моего прадеда увековечено в одной из синагог Сан-Франциско.

Комментариев (0)

Оставить комментарий

Кто-кто в теремочке живет?

Суббота, Август 21, 2010

Молодые бруклинские скульпторы Дженифер Вонг и Дэниэл Гоерс, работающие вместе, часто называют себя одним именем Вонгоэрс.

Эта симпатичная парочка в мае нынешнего года устроила своеобразную выставку оригинальных скворечников, синичников, дуплянок, кормушек и поилок для птиц на улицах, прилегающих к северной части бруклинского Форт Грин Парка.

Одна часть экспозиции размещена у его северо-западного края в небольшом треугольничке между Myrtle Avenue и St.Edwards Street, а другая с его северо-восточной стороны в маленьком Person Square.

В планах Гоэрса и Вонг было создать, используя утильсырье и свои профессиональные навыки, в частности, столярное искусство, некий микрогородок, а точнее гнездовье для птиц. С этой целью они развесили на деревьях почти полсотни разнообразных птичьих домиков собственной конструкции и изготовления. При этом они стремились к тому, чтобы их творения были построены по-новому и выглядели не теми примитивными, прямоугольными, сколоченными из дощечек, коробками, какими мы привыкли их видеть.

Коллекция модерновых скворечников, для создания которых использовались как натуральные, так и переработанные для вторичного использования материалы, по замыслу авторов должна была стать сценой для грядущего представления из жизни природы. В этом спектакле, где все главные роли отводились птицам, они должны были продемонстрировать нам свои гнездовые предпочтения, обустройство жилищ, выкармливание птенцов и подготовку их к самостоятельной жизни.

Вонгоэрс хотели привлечь внимание людей к наблюдению за своими пернатыми соседями и за взаимоотношениями между птицами и городской средой обитания.

Вобщем набор из почти пятидесяти никем до времени не занятых «квартир» должен был привлечь не только скворцов, но и разных синичек, горихвосток, воробьев и прочих любителей гнездиться в дуплах.

Я набрел на птичий городок в самом начале августа. Сразу обратил внимание на то, что все скворечники, дуплянки, кормушки и поилки были укреплены не непосредственно на деревьях, а на специальных, затянутых вокруг стволов, поясах, сделанных из мешковины, чтобы не повредить кору.

Первым привлек мое внимание домик, сделанный из старого, подобранного на какой-то мусорке, пустотелого глобуса. Если в нем живет какая-нибудь перелетная птичка, то она может каждый день изучать свой осенний маршрут по карте, изображенной на наружной стороне ее дома. Будь я скворцои или синичкой, непременно выбрал бы именно это гнездо.

Там же висит еще один пустотелый шар яркого апельсинового цвета с торчащим из его макушки горлышком бутылки и красиво оформленным голубой пластмассой боковым летком. Два отверстия в таком гнезде возможно были задуманы для создания внутри него особого микроклимата, создаваемого с помощью сквозняка.

Потом я заметил гнездо, похожее на флейту Пана, укрепленную на стволе с помощью плетеного кронштейна. Это гнездо хорошо подошло бы для какого-нибудь миниатюрного петуха, который кроме ку-ка-реку ничего спеть не может, но воспользовавшись флейтой будет способен исполнить для своей курицы что-нибудь новенькое и не менее привлекательное.

Красиво смотрелось гнездо похожее на мининебоскреб, каждая отдельная деревянная планочка в котором как бы соответствовала одному этажу. Поблизости от «небоскреба» находилась «двухсемейная дача» и дуплянка, похожая на белый цилиндр.

Наконец, не могу не упомянуть о трех симпатичных, скрепленных вместе, роялях, но без ножек. В таком гнезде должна была бы поселиться какая-нибудь особенно музыкальная птичка, американская певчая славка, например.

Вобщем разнообразие гнездовий было потрясающим, но, к сожалению, ни одной птички в этом замечательном городе я не увидел, хотя ходил там довольно долго. Или период гнездования давно закончился, и все птенцы улетели, или там изначально никто не поселился, несмотря на благие намерения устроителей. Может птицы не позарились на дармовщину и решили построить гнезда себе сами. Может они оказались очень консервативными, и их не привлекли модернистские тенденции в гнездостроении. А может я оказался в «Птичьем городе» в неудачное время, когда все его обитатели разлетелись по своим делам и еще не вернулись, и поэтому я их не застал. Не знаю. Так что ответа на вопрос: «Кто-кто в теремочке живет?» у меня не имеется.

Похоже, что этот минигородок больше предназначен для людей. Но так или иначе, а гнездиться в домиках, созданных Вонгоерс, можно будет до середины декабря нынешнего года. Сообщите об этом, пожалуйста, всем своим знакомым птицам.

Комментариев (0)

Оставить комментарий

Водная Трилогия

Пятница, Август 20, 2010

Улицы Нью-Йорка украшены многочисленными памятниками и скульпутрными композициями. Большинство из них расположены на видных местах, очень хорошо заметны, часто являясь центральным элементом, украшающщим тот или иной уголок города.

Другие же упрятаны на маленьких площадях, скрыты в проходах между небоскребами или скромно жмутся к фасаду какого-нибудь здания, и поэтому далеко не всем попадаются на глаза. Однако это не делает их менее интересными и привлекательными.

Одной из таких скульптурных композиций является «Водная Трилогия» Рона Мелмана. Она установлена в 1986 году на небольшой площади у стены небоскреба, расположенного по адресу 40 East 51st Street в Манхэттене.

Этот своеобразный фонтан, состоящий из трех частей – одной центральной и двух боковых, создан из светло- и темносерого гранита, разделенного в некоторых местах прослойками стекла. Главным визуальным акцентом абстрактной композиции являются высокие узкие, установленные вертикально, каменные желоба, которые по бокам ограничены серыми гранитными плитами и ниспадающими каскадом кубами. Водные струи стекают по скульптуре в разных направлениях, попадая в небольшой бассейн, в котором собственно и размещена вся композиция. Особенно эффектно «Водная Трилогия» смотрится при ночном освещении, что является характерной особенностью произведений Мелмана, которые оставляют наиболее глубокое впечатление у зрителей при ярком и правильно установленном свете. Происходит это потому, что свет некоторым образом тоже является частью его скульптур.

Обычно Рон Мелман в своих работах использует сочетание камня и современных промышленных материалов, в частности, стекла и стали. Такой прием позволяет ему с одной стороны привносить в свои вещи определенные дизайнерские решения, рассекая камень прямыми линиями под заранее рассчитанными углами, а с другой выявлять внутреннюю структуру природных материалов, подчеркивать работу природы, выставляя на предний план естественную замысловатую кривизну камней, их фактуру или трещины в них. Одним из его излюбленных приемов является также рассечение сплошного каменного блока слоями стекла или стальными полосами, в результате чего чередующиеся полированные и нетронутые поверхности гранита, мрамора или другого природного материала приобретают новые характеристики и неожиданные формы.

О своем методе Рон Мелман говорит: «Я сопоставляю теплую полупрозрачность камня и холодную, как глубокая вода, просвечиваемость слоев стекла. Текстурированные края, строгие вертикали и сохраненные в естественном виде поверхности создают картину, напоминающую работы абстрактных экспрессионистов».

Рон Мелман приобрел международную известность в семидесятых годах прошлого столетия. Сольные выставки его произведений проходили в Италии, Швейцарии, Франции и неоднократно в Нью-Йорке. Он поочередно работает в двух, принадлежащих ему студиях, одна из которых находится в итальянском городке Пьетрасанта, где сосредоточено много мастерских известных скульпторов, а другая в Бруклине в районе канала Гаванус. Его произведения приобретены многими общественными организациями и частными коллекционерами.
Что касается «Водной Трилогии», то она была заказана Рону Мелману Джеком и Льюисом Рудиными – представителями известнейшей нью-йоркской династии строителей и владельцев недвижимости.

Думаю будет кстати сказать несколько слов об этом семействе, ибо его история, на мой взгляд, очень показательна и интересна.

Все началось в Воложине - маленьком городишке Ошмянского уезда Виленской губернии России. Фактически в конце позапрошлого - начале прошлого века это был штетл, большинство населения которого составляли евреи. В 80-х годах XIX века оттуда, как впрочем и из других местечек черты оседлости Российской империи, потянулись в Америку, спасаясь от погромов, евреи.

Воложинские Рудины появились в Нью-Йорке в 1888 году. Поселились они в манхэттенском районе Нижний Ист-Сайд, как и подавляющее большинство еврейских иммигрантов того времени из России и стран Восточной Европы.

Сделать свое первое серьезное приобретение Рудины смогли в 1902 году, когда отец Сэмюэла Рудина – основателя династии выдающихся предпринимателей, купил дом в районе Ист 54-й улицы. Много позже Сэмюэл спросил своего отца, почему он купил дом так далеко от того места, где они все тогда жили и получил простой ответ: «Если это хорошо для Рокфеллера, то неплохо и для меня!» И он наказал сыну никогда этот дом не продавать, а напротив стремиться приобретать недвижимость вокруг него. В течение последующих ста лет сыновья и внуки Сэмюэла следовали его наказу, став одними из крупнейших собственников недвижимости в Манхэттене. Первый шаг к финансовому успеху был сделан тогда, когда заняв деньги у родственников, Сэмюэл купил лесопилку в Вестчестере, а затем построил шестиэтажный жилой дом на Бенсон стрит в Манхэттене. Это был один из первых домов в Нью-Йорке, в котором имелся лифт. Через некоторое время он построил еще два жилых дома в районе Вест 86-й улицы, где выросли его сыновья Льюис и Джек, к которым по наследству перешла компания.

После Второй мировой войны они начали активно строить на Манхэттене, и уже в середине 50-х годов возвели свой первый офисный билдинг на Мэдисон авеню. К настоящему времени они построили более двадцати больших жилых домов и полтора десятка офисных зданий, в том числе и 44-этажный небоскреб на углу Ист 51-й улицы и Парк авеню, где находится один из филиалов компании, которой руководил Льюис Рудин вплоть до своей смерти, последовавшей в 2001 году. Сейчас компанией управляет сын Льюиса Уильям Рудин.

В заключение следует сказать, что «Водная Трилогия» является всего лишь одним из многих, украшающих улицы Нью-Йорка, скульптурных призведений, выполненных по заказу разных представителей семьи Рудиных.

Комментариев (7)

Яков Цукерман says: Subscribed

Сентябрь 11, 2010 @ 07:49

Уважаемый Борис,
с удовольствием прочитал несколько Ваших материалов в Евр. НЙ. Они написаны со знанием дела и хорошим языком, что в наше время и в нашем месте бывает не часто.
Одна поправка - фамилия скульптора, создавшего Иммигрантов, - Сангвино, а не Сангвини (в газете, а не на этом сайте). Возможно, Вам будет интересно заглянуть на мой сайт http://nyjewishimprints.info
Успехов. Я.Ц.

Борис says: Subscribed

Сентябрь 11, 2010 @ 21:07

Уважаемый Яков! Спасибо за добрые слова по поводу моих публикаций. Что касается фамилии скульптора, изваявшего “Иммигрантов”, то это просто опечатка. Но ваше замечание вполне справедливо. Теперь по поводу вашего сайта. По моему он совершенно замечательный! Спасибо вам за ваш огромный труд по его созданию.Он очень интересен и полезен, являясь настоящей энциклопедией еврейской истории Нью-Йорка. Я надеюсь, вы проджите работу над его дельнейшим пополнением и расширением. Желаю вам удачи в этом замечательном и нужном деле. Со своей стороны предлагаю дополнить ваш список двумя именами: Сары Бернар и Хаима Житловского. Дело в том, что интерьер станции метро в Манхэттене “23 street” украшен керамическими многоцветными изображениями головных уборов известных жителей Нью-Йорка и его гостей. Так вот там изображены головные уборы Сары Бернар и Хаима Житловского. Я опубликовал об этом статью в газете “Форум”(Январь 21 - 27, 2010). Вы ее можете посмотреть также на моем блоге. Еще раз с пожеланием успехов Борис Рубин

Яков Цукерман says: Subscribed

Сентябрь 14, 2010 @ 19:58

Уважаемый Борис, благодарю вас а) за греющий душу отзыв о моём сайте, б) вдвойне - за то, что продублировали ваш отзыв на моей Гостевой (не смог пока ответить там же из-за minor technical problem), в) втройне - за ценную подсказку, которую обязательно и вскорости использую.
(Кстати, в этом посте я поставил мой личный, а не сайтовский, адрес - just in case).
Всего доброго. Я.Ц.

Борис says: Subscribed

Ноябрь 17, 2010 @ 11:13

Дорогой Яков, приношу извинения за то, что отвечаю не сразу. Я уезжал из города и не имел возможности “общаться” с компьютером. В свое время я потратил много времени, чтобы найти хоть какие-нибудь биографические данные о Роне Мелмане. К сожалению, я почти ничего не нашел. Узнал только, что его жену зовут Janice, и что она является профессиональным фотографом. Ее фото можно увидеть на сайте http://webcache.googleusercontent.com/search?q=cache:g7hT1uqoPzQJ:janicemehlman.com/print_bio.php+Ron+Mehlman&cd=13&hl=en&ct=clnk&gl=us&client=firefox-a. Я находил и фото самого Мелмана, но сейчас не смог этого сделать. Однако на фото он выглядит, как типичный немолодой еврей. Впрочем как и его жена. Однако это шаткое и ненадежное свидетельство. Ничего другого у меня нет.

Оставить комментарий

Солонка дьявола

Четверг, Август 19, 2010

Килбэйкер Роад, по которой мы ехали из маленького калифорнийского городка Yucca Valley через Mojave National Preserve в Долину Смерти, струилась и колебалась в горячем воздухе пустыни. Вокруг расстилалась плоская, однообразная и унылая местность, утыканная зелеными кочками креозотового кустарника, низкорослым можжевельником, разнообразными колючками и лепешками кактусов-опунций.

Дорожные указатели попадались редко - вокруг ничего не было. Единственным населенным пунктом, оказавшемся на нашем пути, была железнодорожная станция Келсо, где была только одна достопримечательность - вокзал, построенный в испанском стиле в 1923 году. В период расцвета, когда поблизости в шахтах еще не истощились запасы железной и борной руды, в городке скопилось около двух тысяч жителей. Сейчас – это город-призрак, в котором и сотни насельников не насчитать, но в кафе внутри станционного здания мы неплохо перекусили.

Примерно через полсотни километров после Келсо, Килбэйкер Роад перешла в 127-ю дорогу. Вокруг попрежнему ничего не было, только местность стала более холмистой, а на горизонте показались горы. Но вот промелькнул указатель - Dumont Dunes, и вскоре вместо дюн на приличном расстоянии от дороги в чистом поле неожиданно нарисовался небольшой домик с трубой. Прямо как в сказке «Теремок»: «Стоит в поле теремок, он не низок, не высок». Издали он казался размером со спичечный коробок, и я захотел узнать «кто-кто в теремочке живет». Мы остановились, и мне пришлось изрядно протопать по нехоженому песку пустыни, чтобы с более близкого расстояния заснять это архитектурное чудо, оказавшееся туалетом. Это сооружение напомнило мне мое послевоенное, неотягощенное излишними церемониями детство, пионерский лагерь в лесу, где нравы были очень просты. Наша досчатая, водруженная над выгребной ямой, уборная на три очка, не отделенных друг от друга никакими загородками, располагалась далеко от палат, в которых мы жили и спали. В том лагере, как сказано в басне И.А. Крылова «Стрекоза и Муравей», «и под каждым ей кустом был готов и стол, и дом»… и туалет, конечно. Ну, и, наконец, при выборе кадра с американским туалетом посреди пустыни мне пришло на ум старое правило всех путешествовавших на автобусах по бескрайним просторам бывшего СССР: «Мальчики направо, девочки налево».

Здесь же все не так. Отягощенные своими пуританскими обычаями американцы воздвигли туалет in the middle of nowhere. Пока, в случае необходимости, добежишь до него от дороги, можно, извините, и обделаться на полпути. Хотя в принципе это не страшно – пустыня кругом, никто ничего и не заметит, кроме самого пострадавшего. Вобщем лишний пример того, что у разных народов своя психология, свои традиции и культура.

Мы ехали не спеша, часто останавливались, чтобы приехать в Долину Смерти ближе к вечеру. По прогнозу погоды дневная темепература там зашкаливала за 100 градусов по Фаренгейту или 40 градусов по Цельсию. Это, в конце апреля и конечно же в тени. А так как в этой долине практически ничего не растет, то и тень там найти невозможно. Недаром Death Valley является самым жарким местом в Соединенных Штатах, где 13 июля 1913 года была зарегистрирована рекордная для всей территории страны температура – 57 градусов по Цельсию.

По мере приближения к первому, заранее намеченному нами пункту в Долине Смерти, пейзаж начал меняться. Вокруг раскинулась выжженная солнцем пустынная местность, окруженная со всех сторон скалистыми, высокими рыжеватыми горами. Слева от нас на многие километры тянулось плоское дно долины белоснежного цвета. Но снегом и не пахло, напротив, солнце жарило немилосердно.

Окружающий горный пейзаж сбивал с толку, прямо противореча тому факту, что по мере продвижения вперед мы спускались все ниже и ниже.

Но вот, наконец, и цель нашего сегодняшнего путешествия - Badwater Basin, расположенный в самой низкой точке Соединенных Штатов, на 86 метров ниже уровня моря.

Запарковавшись, мы вышли из машины и попали в настоящее пекло. Несмотря на все наши ухищрения и старания приехать попозже, нам все равно пришлось хорошо прожариться в лучах огнедышащего светила, упрятаться от свирепого взгляда которого было решительно негде.

Странно было видеть почти отвесную, нависшую над дорогой, скалистую стену, на которой высоко-высоко была проведена белой краской линия с поясняющей, выведенной крупными белыми же буквами надписью: «Sea Level».

Хотя место, куда мы приехали, называется «Плохая Вода», воды как таковой там практически не было, если не считать двух небольших лужиц у края дороги, отгороженной невысоким и коротким металлическим заборчиком от гигантского, уходящего к подножию далеких гор у горизонта, белого поля. Никаках других сооружений, кроме, конечно, туалета, там не было.

Вокруг пылал совершенно фантастический пейзаж, вызывавший тревожное чувство оторванности от привычного земного мира. Казалось, мы попали на безжизненную, неприветливую планету, одиноко кочующую в далеких глубинах космоса.

Мы осторожно ступили на кажущуюся бескрайней белоснежную равнину, и кристаллики соли захрустели под нашими ногами, как свежевыпавший снег. Я не удержался от соблазна попробовать этот «снег» на вкус. Отломил несколько кристалликов и сунул их себе в рот. Соль! Обыкновенная поваренная соль.

Несколько тысяч лет назад на дне этой ровной, как стол, долины плескалось мелководное соленое озеро. Потом оно испарилось, оставив в своем ложе полутораметровый слой соли. Бродя по странному белому полю, я вскоре обратил внимание на то, что соль кристаллизовалась большими, хотя и не всегда правильными, пятиугольниками-пентаграммами. Вспомнилось, что перевернутая пентаграмма является главным символом сатанизма, и мне стало трудно отделаться от мысли, что мы прогуливаемся по дну настоящей солонки дьявола. Было невыносимо жарко, захотелось поскорее отсюда уехать.
Мы отправились назад, к машине. И тут у самого края солевого поля я увидел небольшую лужицу с прозрачной, бутылочного цвета водой. С удивлением я обнаружил, что в этой пересоленной воде плавают какие-то личинки и мелкие жучки-плавунцы, и судя по всему, очень неплохо себя чувствуют. Это маленькое открытие реабилитировало в моих глазах Badwater Basin, который оказался родным домом для некоторых обитателей матушки Земли.

Заночевали мы в гостинице, расположенной в Furnace Creek Ranch, куда приехали уже затемно. Ранним утром выяснилось, что мы оказались в довольно зеленом для тех мест и уютном поселочке. Буквально в нескольких шагах от нашей гостиницы располагался под открытым небом интересный музей старой техники. На рельсах стоял облезлый паровоз, который с 1916 по 1931 год перевозил борную руду, добываемую на шахтах в здешних краях. Там же стояли вагонетки, неуклюжие кареты, деревянная мельница для перемалывания руды, а также приспособление для перевозки бревен, называемое Loggimg Wheels, похожее на огромную арбу.

Однако в тот момент нас больше всего интересовали магазины, где мы собиралсь купить шляпы. Отправившись в путь, мы опрометчиво не взяли с собой никаких головных уборов, за что были наказаны обгорелыми лбами, носами и шеями, хотя бродили по солевым полям уже в предзакатное время.

Ассортимент шляп в местном магазине был велик. Наш выбор пал на светлосерые Tilley Hat, сделанные из хлопка, пеньки и нейлона. Сработала реклама, в которой рассказывалась замечательная история про эту шляпу. Один из ее владельцев по имени Майкл Хакенбергер, работал в зоопарке со слонами. И вот однажды слон сдернул шляпу с головы Майкла и с аппетитом съел. Мистер Хакенбергер горевал недолго, так как вскоре обнаружил свою Tilley Hat в слоновьем навозе. Он извлек ее оттуда, простирнул и снова водрузил себе на голову. Однако слон не успокоился и еще дважды пытался сжевать и переварить шляпу своего босса. Результат оба раза был неизменным – после очередной стирки она снова оказывалась на голове Майкла. Слон сдался и потерял к Tilley Hat всякий интерес. А мистер Хакенбергер продолжает щеголять в своей шляпе, которая по его словам выглядит, как новенькая, выдержав троекратное испытание зубами слона-гурмана и не поддавшись пищеварительным сокам его желудка.

Мы не собирались подвергать купленные шляпы подобной проверке, но надо отдать им должное – они хорошо защищали лицо и шею от палящих солнечных лучей. В этом мы убедились в тот же день, когда отправились в местечко, которое называется Devil’s Golf Course. Такую площадку для игры в гольф поистине мог соорудить только дьявол. Она была похожа на огромное поле, вспаханное гиганским плугом. Засохшие, вывороченные комья земли там покрыты твердой солевой коркой, изобилующей наростами и впадинами с острыми краями. Ходить по этому полю разрешено, но никаких дорожек там не проложено, поэтому не дай бог там оступиться – в лучшем случае можно сильно израниться и порезаться. Ничего подобного я раньше никогда не видел.

Последний природный аттракцион, который мы видели в Долине Смерти, называется Artist’s Palette. Это очень красивое место, действительно похожее на палитру художника. Выходы горных пород окрашены там в бирюзовые, желтые, голубоватые и розовые пастельные тона, будто кто-то взмахом огромной кисти наложил разноцветные мазки на сухие, голые, слоистые обрывы.

И имено в этом месте мы наткнулись на довольно редкое растение, которое по-английски называется Desert Five-Spot, а по-русски пустынный пятиточечник. Его цветок похож на составленный из пяти нежных полупрозрачных сиреневых лепестков небольшой, примерно в половину мячика для настольного тенниса, полый шарик со срезанной верхушкой. Сквозь отверстие в ней отлично видно, что на дне шарика располагаются кремового цвета тычинки, а основание каждого лепестка украшено очень симпатичной ярко-красной кляксочкой. По моему мнению, Desert Five-Spot является одним из самых замечательных по красоте созданий природы, которое тем более ценно, что растет в почти безжизненной пустыне. На территории Соединенных Штатов это растение встречается только в двух калифорнийских парках: Anza-Borrego Desert State Park и в Death Valley National Park. Найти его нелегко, тем более, что Desert Five-Spot цветет не круглый год, а только весной. Так что нам сильно повезло, когда мы смогли увидеть и сфотографировать этот очень красивый цветок.

Распустившиеся на тонких стебельках под жаркими солнечными лучами, нежно-лиловые красавцы были похожи на ярко светящиеся, разноцветные бумажные китайские фонарики. Недаром по-другому этот цветок называют Lantern Flower – Фонарик.

Вот с этим фонариком в душе мы и уехали из запоминающегося своей необычностью и своеобразной красотой, не очень страшного места, несмотря на его название - Death Valley.

Комментариев (0)

Оставить комментарий

Старожилы Викторианского Флатбуша

Четверг, Август 19, 2010

В Бруклине по сей день сохранилось несколько относительно небольших районов, застроенных домами, возведенными в конце 19-го начале 20-го веков в викторианском стиле.

Один из таких районов называется Beverly Square West. Он имеет форму не совсем правильного прямоугольника, ограниченного с юга и севера соответственно Cortelyou и Beverly Roads, а с востока и запада Coney Island Avenue и 17th Street и расположен в той части Бруклина, которая известна как Викторианский Флатбуш.

Беверли Сквер возник в результате предпринимательской деятельности архитектора Томаса Акерсона, который в 1898 году купил на краю Бруклина большой участок земли, по сути сельскую ферму, которая принадлежала представительнице старинного голландского рода Катерине Лотт.

Акерсон решил создать там, как бы мы сейчас сказали, новый микрорайон, застроенный большими, отдельно стоящими, просторными домами с каминами и приусадебными лужайками. При этом он стремился к тому, чтобы каждый из возводимых двухэтажных особняков не был похож на другой. Архитектор добился своей цели. К нашему времени в Беверли Сквер Вест сохранилось более сотни частных домов, уютно устроившихся в тени столетних деревьев. Они находятся в разной степени ухоженности и сохранности, но в любом случае имеют характерные индивидуальные черты, что превращает улицы, вдоль которых они стоят, в своеобразный архитектурный музей.

В один из жарких июльских дней я отправился с утра пораньше в Викторианский Флатбуш. Я бывал там неоднократно, но в этот раз я поехал туда с конкретной целью: посмотреть на дом, который в 1903 году на Мальборо Роад построил для себя основатель этого замечательного комъюнити Томас Акертон и на так называемый Guggenheim honeymoon cottage, возведенный двумя годами ранее на Рагби Роад.
Обе эти улицы очень тенисты, уютны и замечательно красивы. Бродя по ним легко вообразить, что ты перенесся на волшебной машине времени более чем на столетие назад.

В конце семидесятых годов прошлого века викторианские особняки получили ласкательное название «Painted Ladies», что, по-моему, совершенно оправдано. Вообще-то по-английски painted lady означает бабочка-репейница, но мне кажется, что в данном случае более правильным будет дословный перевод этого выражения - «Разукрашенные Леди». Объясняется это просто: в подавляющем большинстве случаев дома, построенные в викторианском стиле, снаружи красят в три и более цвета, чтобы подчеркнуть их наиболее интересные архитектурные детали и особенности. Этот замечательный обычай придает улице, на которой стоят «разукрашенные леди» праздничный, нарядный, неповторимый облик.
Я быстро нашел на Мальборо Роад дом № 304, в котором когда-то жил архитектор. Он построил для себя красивый особняк с прямоугольными декоративными колоннами, большими фасадными окнами на втором этаже и двумя симпатичными балкончиками по краям. Сегодня дом покрашен в три цвета: основной белый и пастельные оливковый и синий. Смотрится он очень мило, несмотря на некоторые признаки обветшания.

Потом я перешел на соседнюю Рагби Роад, где сначала оказался около дома № 312, в котором жил уроженец Бруклина композитор Артур Шварц перед тем, как переехать в Голливуд, где он написал несколько очень популярных песен. Один из его шлягеров 1931 года «Dancing in the Dark», был несколько раз записан на грампластинки в исполнении таких звезд, как Элла Фитцджеральд, Фрэнк Синатра и Фред Астор.

Недалеко под номером 305 находился и Guggenheim honeymoon cottage, построенный в 1901 году. Этот дом был подарен Гуггенгеймом его дочери в качестве свадебного подарка. Очень симпатичный двухэтажный коттедж с мансардой, колоннами и верандой сегодня покрашен в три цвета: основной серый, дополненный светло-бежевым и темно-серым.

Я принялся фотографировать этот щедрый свадебный подарок, переходя с одного места на другое, и тут заметил, что с веранды дома, расположенного точно напротив объекта моего интереса, какой-то мужчина энергично машет мне рукой, подзывая к себе.

Я перешел на другую сторону улицы и поднялся на веранду. Там в старом ржавом металлическом кресле на протертой подушке, выступающей по краям, сидел сухопарый старикан с широкими, черными, тронутыми сединой, густыми бровями и выдающимся, горбатым носом, который можно было бы охарактеризовать словом «шнобель».

- Вы знаете, что это за дом? – спросил он меня. - Этот дом подарил своей дочери на свадьбу Гуггенгейм! – сообщил он мне, не дожидась моего ответа. - Я живу здесь больше полусотни лет и знаю всех соседей на своем блоке.

- А кто сейчас живет в этом доме?- спросил я.
- Да вы садитесь, - предложил он мне, вроде бы пропустив мой вопрос мимо ушей. Однако стоило мне присесть, как он начал рассказ, что называется от печки, сообщив мне некоторые факты, которые потом при всем своем старании я не смог ни опровергнуть, ни подтвердить старательно пошарившись в Интернете. Так что все дальнейшее лежит на совести моего собеседника, хотя не верить ему у меня нет никаких оснований. Прожив полвека на одном месте можно действительно узнать кое-что о своих бывших и настоящих соседях.

Однако сначала мы представились друг другу. Моего неожиданного визави звали Томом. Он поведал мне, что молодожены проводили в этом доме только летние месяцы, остальное время они жили в собственном браунстоуне на Манхэттене. Так что этот коттедж служил им как бы загородной дачей. Озеленением приусадебного участка занимался специально приглашенный дизайнер, по предложению которого перед фасадом дома были высажены два каких-то редкостных клена - единственные на всем блоке деревья такого рода. Они создали как бы раму для фасадной части особняка.

С высокой веранды Тома дом напротив действительно смотрелся очень хорошо в обрамлении двух высоких стройных деревьев. Воспользовавшись случаем, я сделал еще пару снимков бывшего гуггенгеймовского коттеджа.

А Том между тем продолжил свой рассказ. В 1927 году дом сменил хозяев. Он был продан еврейскому портному, владельцу небольшой швейной фабрики. Через три года в коттедже поселилась пара из Германии. Сейчас в нем живет еврейская семья, глава которой является юристом и служит в криминальном суде. - Вообще на нашем блоке живет много евреев, в том числе десять адвокатов, - завершил он свой рассказ.

- А вы откуда родом, - спросил я Тома, который несмотря на свой выдающийся нос на еврея не походил. Оказалось, что семейство Монтуори прибыло в Америку из Италии, где проживало в Неаполе. Сам Том родился уже в Америке, был шестым ребенком в семье. Сейчас ему 91 год. Нужно признать, что для своего возраста Том выглядел прекрасно, он был бодр, четко излагал свои мысли и его голос не был старческим. Свой дом, построенный в 1905 году, он купил в 1956-м и жил здесь с женой и пятью детьми. Теперь его чада разъехались по разным городам Америки, а жена умерла 10 лет назад, и он остался в этом огромном особняке один.

- А вы откуда приехали? – спросил в свою очередь Том, - из Польши? Я сказал, что из России и до эмиграции работал врачом.

После этого я стал было прощаться, но Том не собирался меня отпускать. - Сейчас я принесу вам воды, - сообщил он мне, поднимаясь с кресла, - на улице очень жарко, надо побольше пить. Он открыл запертую на ключ дверь в дом и вынес мне высокий стеклянный стакан воды со льдом.

На нашем блоке и врачи живут, - продолжил он, уютно устроившись в своем просиженном кресле. Все они на пенсии, хотя могли бы еще работать, но их достают адвокаты. И он пустился в рассуждения о том, что человеческий организм устроен очень сложно, поэтому врач может иногда ошибиться при постановке диагноза или при выборе лечения, а адвокаты тут как тут. По этой причине врачи должны платить сумасшедшие деньги за страховки, что вынуждает их, пока их не засудили, уходить на пенсию. Да и услуги врачей стоят поэтому дорого. Вот, например, в том доме, и он ткнул рукой наискосок через улицу, совсем недавно родила молодая женщина. Она не захотела ехать в госпиталь, муж просто пригласил опытную акушерку домой. – Вобщем адвокаты – скверные люди, - заключил мистер Монтуори.

- А вы кем работали? – спросил я Тома, заподозрив, что он и сам был врачом. Но ошибся.
Я был литографом, – сказал Том, - переносил фотографические снимки на литографский камень, с которого потом делали черно-белые или цветные отпечатки для книг и плакатов.

Выслушав все это, я сказал Тому, что собирался написать небольшую статью в русскоязычную газету о некоторых особняках в районе Викторианского Флатбуша, но теперь я хотел бы упомянуть и о нем. Том не возражал и с удовольствием позировал мне, когда я фотографировал его в профиль и анфас. В тот момент мне казалось, что мистер Монтуори и сам является реликтом викторианской эпохи, таким же старожилом здешних мест, как и дома вокруг.

Как-то незаметно вода в моем стакане иссякла, и я понял, что пришла пора откланяться. Мы расстались друзьями.

Комментариев (0)

Оставить комментарий

Юкковые пальмы и колючие медвежата

Четверг, Август 19, 2010

Маленький городок Yucca Valley примостился у подножия гор Сан Бернардино в пустыне Мохаве на юге Калифорнии. В середине третьей декады апреля мы приехали туда из Лос-Анжелеса на взятой в аренду машине, чтобы совершить путешествие с юга на север этого самого густонаселенного штата Америки. Yucca Valley был первым пунктом, где мы должны были переночевать после долгого перелета из Нью-Йорка перед тем как отправиться дальше.

Маленький сонный городок произвел на меня приятное впечатление своим спокойствием, своеобразным уютом, множеством цветов на улицах и рощицами странноватых на вид деревьев Джошуа. Но о них рассказ еще впереди, а сейчас мне хочется упомянуть об одной весьма неожиданной встрече. Когда мы устроились в гостинице, уже вечерело. Я вышел на улицу, чтобы чуть-чуть пройтись. Вокруг гостиницы было высажено много разных цветущих трав и невысоких кустов. Я шел, разглядывая цветущие растения, и у задней стены гостиницы вдруг увидел колибри. Крошечная птичка была похожа размером на ночную бабочку-бражника. Но отливающая металлическим синим и зеленым блеском в лучах закатного солнца, она казалась сделанной из сапфиров и изумрудов. Непрерывно работая крылышками, колибри на лету длинным клювом пила нектар из ярко-красных цветов, распустившихся на невысоком кусте. Я схватился за фотоаппарат, сделал несколько снимков, но достаточно близко подойти не смог – птичка улетела. Тем не менее на одной из фотографий колибри все же можно хорошо разглядеть, хоть она и кажется нарисованной на стене.

Следующим утром мы уехали из уютного, пропахшего запахом свежескошенной травы городка Yucca Valley, по внутриштатной калифорнийской дороге № 62 или Twentynine Palms Highway, пересекающей с востока на запад пустыню Мохаве. Наш путь лежал в Joshua Tree National Park.

И вот где-то на полпути мы увидели совершенно необычный промышленный пейзаж. По обеим сторонам дороги в окрестностях городка Desert Hot Springs, среди унылых, голых, невысоких холмов раскинулся целый лес ветровых турбин. На них невозможно было не обратить внимания, так как их количество казалось просто фантастическим. Я и раньше видел подобные сооружения. Чаще всего это было 2 - 3 ветряка, стоявших чуть в стороне от дороги. Тысячи аэрогенераторов в одном месте - картина пока что необычная, хотя в США есть еще несколько подобных мест. Впрочем их могло бы быть гораздо больше.

Та часть дороги, по которой мы ехали, пролегала в долине Коачелла, ограниченной с запада хребтами Сан Джасинто и Санта Роза, а с востока и севера горами Литл Сан Бернардино. Северо-западный вход в Коачеллу, который называется San Gorgonio Pass, является одним из самых ветреных мест на Земле. Практически постоянный, устойчивый ветер, возникающий в результате смешения потоков холодного воздуха, рождающихся над океанским побережьем, с горячим воздухом пустыни, делает эту долину идеальным местом для размещения аэрогенераторов, производящих электроэнергию.

Американцы не преминули этим воспользоваться и построили здесь огромное количество ветровых турбин, придавших очень необычный вид этой пустынной местности. Это была San Gorgonio Pass Wind Farm.

Тысячи винтов, похожих на самолетные, непрерывно крутились, причем некоторые в разные стороны. Видимо, угол атаки лопастей пропеллеров у них был выставлен по-разному. Временами казалось, что еще один порыв ветра посильнее, и долина воспарит на своих многочисленных пропеллерах над окружающими горами. Но сколько ни тужился ветер, он мог только переметать с места на место серый песок, пригибать к земле унылые колючки, да неустанно крутить винты турбин.

Аэрогенераторы в долине Коачелла стоят на пустынных, безводных, бросовых землях и вырабатывают экологически чистую электроэнергию. А в это время как раз пришли сообщения о рукотворной катастрофе, устроенной British Petroleum в Мексиканском заливе, где сгорела и упала в море нефтедобывающая платформа. Альтернатива нефти была у нас перед глазами.

Издали ветровые турбины казались беспорядочным фантастическим лесом, но вблизи четко было видно, что они стоят ровными шеренгами. Некоторые из них вознеслись к воздушным струям на бетонных подставках, а другие на металлических мачтах, похожих на те, что испольуются в качестве опор на линиях высоковольных передач.

В аэрогенераторном хозяйстве San Gorgonio Pass установлено более трех тысяч двухсот ветровых турбин, а их суммарная мощность составляет 615 мегаватт. Для сравнения хочу заметить, что американские ядерные электростанции имеют мощность от 500 до 1300 мегаватт, то есть эти величины вполне сопоставимы.

Когда железобетонный лес ветряков остался позади, мы смогли оглядеться по сторонам, хотя особенно смотреть было не на что. Вокруг расстилалась пустынная, слегка холмистая местность, на которой отдельными кочками зеленели пучки травы и редкие кусты. Обращали на себя внимание только яркие рыжие пятна на некоторых из них, которые издали казались выгоревшими, засохшими частями растений. Однако, когда по моей просьбе мы съехали на обочину, и я прошел с десяток метров в сторону от дороги, то увидел, что это пустынная повилика таким своеобразным способом раскрасила сероватую пустыню. Безлистные, ярко окрашенные стебли, похожие на конский волос, плотно окутывали свои жертвы, из которых растение-паразит высасывало соки. Зеленая листва пораженных повиликой трав и кустов с трудом пробивалась сквозь сочные переплетения ее рыжих, нитевидных стеблей.

По мере приближения к Joshua Tree National Park пейзаж стал меняться: местность стала более зеленой, появились высокие кусты и, наконец, мы въехали в лес, состявший из настоящих живых деревьев. Правда, это был совсем не тот лес, образ которого возникает в сознании у человека, выросшего в средней полосе России.

У подножия пустынных холмов толпились странные деревья с причудливо изогнутыми ветвями, усаженными жесткими и острыми, как кинжалы, листьями. Первопроходццы этих мест – мормоны, углядели в облике этих пустынных растений молитвенно воздетые к небу руки библейского Джошуа, который во времена исхода евреев из Египта стал их предводителем после смерти Моисея. Согласно древнему преданию Джошуа своей молитвой смог упросить Б-га остановить Солнце. Вот в честь этого легендарного героя и было названо дерево, хотя на самом деле это крупное, способное достигнуть десятиметровой высоты при довольно толстом стволе, растение с ботанической точки зрения не является настоящим деревом. Оно принадлежит в трибе юкковых, широко распространенных на юге США и в Мексике. Недаром дерево Джошуа называют еще юкковой пальмой. У юкковых нет годовых колец, что очень затрудняет определение возраста старых растений, но ботаники считают, что некоторые из них могут прожить не одну сотню лет.

Мы побродили по не очень-то густому юкковому лесу, в котором практически не было тени. В качестве подлеска здесь росли низенькие кусты можжевельника, длинные, похожие на палки, покрытые мелкой листвой, стволики окотилло и сплошь зеленые, начиная от коры стволов и кончая самыми тонкими веточками, деревца Palo Verde.

Многие Joshua Trees стояли в цвету. Кремовые, с восковидными толстыми лепестками, цветы юкковой пальмы собраны в большие скопления-кластеры. Опыляются они мелкими ночными бабочками. Самка моли скатывает пыльцу одного цветка в шарик, а затем перетаскивает его на пестик другого цветка, и откладывает в его основание яички. Молодые гусеницы питаются зреющими семенами юкки, но они не успевают съесть их все, и этот остаток обеспечивает размножение растений. Ни моли, ни юкки не могут существовать друг без друга, являя собой интересный пример взаимосвязи двух различных организмов в природе.

Уже будучи в парке, мы выснили, что деревья Джошуа являются не единственной его достопримечательностью. В этом уникальном природном заповеднике имеются и очень интересные геологические образования из монзогранита. Они находятся в месте, которое называется Jumbo Rocks.

«Огромные Скалы» оказались странным нагромождением гигантских булыжников светло-охряного цвета. Они возникли в результате древней вулканической деятельности, когда расплавленная магма, состоящая из особого вида гранита, начала выдавливаться наверх сквозь покрывающие ее горные породы. Еще под землей магма начала остывать и трескаться в вертикальном и горизонтальном направлениях, образуя прямоугольные гранитные блоки. Уже на поверхности все их острые углы были обточены и закруглены, благодаря неустанной работе ветра и воды. В результате и возник фантастический пейзаж из громадных булыжников, как бы сваленных в полном беспорядке в отдельные высоченные кучи.

В узких, извилистых проходах между ними можно было почувствовать себя маленькой букашкой, зажатой в пятерню каменного великана.

И еще об одном интересном месте Национального парка деревьев Джошуа я хочу упомянуть. Это Cholla Cactus Garden – место, где густо разрослись кактусы чойи того вида, который называют Jumping Cholla, то есть прыгающая, или еще Teddy Bear Cholla – медвежонок Тедди. Хочу заметить, что слово Cholla произносится на испанский манер, где двойное «ll» иногда читается как «й», и в результате получается не чолла, а чойя. Дольчатые веточки этого кактуса настолько густо покрыты колючками, что действительно похожи на мохнатых медвежат. Но этот кактус вовсе не является «добреньким» растением, как можно было бы судить по его названию. Отдельные веточки его легко обламываются, и горе тому пешеходу, на которого этот обломок «прыгнет». Каждая иголка этой чойи покрыта микроскопическими шипами, направленными в противоположную сторону от острия. Если такая миниострога вопьется в кожу, то вытащить ее очень трудно. Говорю это с полной ответственностью, как жертва, испытавшая это все на себе. Я ходил по Cholla Cactus Garden в джинсах и кроссовках, поэтому считал себя достаточно защищенным от наскоков коварной чойи и не очень внимательно смотрел себе под ноги. Это было ошибкой. Я спохватился только тогда, когда почувствовал довольно сильную боль чуть выше щиколотки. Колючка, похожая на маленького ежа, прицепившись к моей штанине, легко проколола джинсовую ткань, и с десяток иголок впились мне в ногу. Некоторые из них я смог выдернуть рукой, хотя при их извлечении вслед за вытягиваемой иглой приподнималась кожа, что служило источником дополнительных «приятных» ощущений. Другие же иголки были настолько хрупкими, что ломались под пальцами, и я смог их вытащить только потому, что на мое счастье в сумочке у жены оказался пинцет для выщипывания бровей.

Изрядно пощипанный «плюшевым медвежонком Тэдди», но в очень хорошем настроении от всего увиденного, я погрузился в машину, чтобы ехать навстречу новым приключениям. Наш путь лежал через Mojave National Preserve – пустынную местность, где не было ничего примечательного, если не считать периодически попадавшихся нам на глаза целых батарей почтовых ящиков у обочины дороги в казалось бы совершенно безлюдных местах. И только хорошенько приглядевшись, можно было увидеть где-то у горизонта редкие белые домики обитателей этих пустынных мест. Ясно было, что если подвозить почту к каждому такому дому, то нужно содержать целую армию почтальонов. А здесь хватало и одного, который ездил вдоль дороги и закладывал коррреспоненцию в ящики, вынесенные на километры от дома адресата.

Комментариев (0)

Оставить комментарий

Мы из Джаза

Четверг, Август 19, 2010

Такая коварная барышня - Мода. Она расставляет свои сети, затягивая в них практически все сферы нашей, и без того бурлящей, жизни. Мода на одежду и машины, на танцы и музыку, на интерьер и многое, многое другое… Все эти грани переплетаются, создавая именно то, что мы и называем духом эпохи.

Хочу еще раз вернуться к книге «Красота в изгнании» известного историка моды и телеведущего Александра Васильева. Толстый том посвящен главным образом создателям Домов моды в городах мира с наиболее компактным проживанием эмигрантов из России в период после Гражданской войны. В наиболее успешных Домах создавались образцы одежды, которые легко могли конкурировать с моделями самых известных французских, английских и других законодателей высокой моды. Эти изделия формировали вкусы и приорететы местного населения, способствуя, например, широкому распространению вышивки в качестве украшения женских нарядов.

Однако в этой книге я нашел примеры влияния заграничных модных стилей 20-30-х годов прошлого века и, как это ни покажется странным, на моду в напрочь закрытом от иностранных, особенно белоэмигрантских влияний, Советском Союзе. Причем не только на одежду, но и на некоторые другие стороны жизни советских людей, например, на тогдашние музыкальные пристрастия, в частности на распространение «буржуазной» джазовой музыки и оформление сценических площадок, в первую очередь в ресторанах, где в те времена выступало подавляющее большинство эстрадных оркестров.
На одном из снимков, богато иллюстрированной «Красоты в изгнании», в главе «Русский Харбин» засняты музыканты русского джаза, работавшего в Шанхае в конце 20-х годов прошлого века. Интерьер и костюмы с бабочками, вид сцены с полукруглым задником, выставленные напоказ музыкальные инструменты - все это сразу же напомнило мне фотографии джаза Георгия Коморского, в котором в довоенные годы играл мой отец в Новосибирске.

Оформление эстрады для оркестра Коморского явно было сделано по образцам, существовавшим в Шанхае и Харбине. А объясняется все очень просто. В середине 30-х годов в сибирских городах осело много российских граждан, вернувшихся на родину из Китая после того, как вокруг Китайско-Восточной железной дороги начались вооруженные конфликты. В числе вновь прибывших были пионеры джазовой музыки Страны Советов, знавшие о джазе не понаслышке, а исполнявшие эту музыку в оркестрах китайских городов, руководители первых новосибирских джаз-оркестров - Георгий Коморский и Григорий Хазанкин.

Несмотря на то, что дальнейшая судьба большинства тогдашних репатриантов сложилась весьма трагично, они успели оставить яркий след в музыкальной моде своего времени.

О том, как мультиинструменталист Григорий Хазанкин попал в эстрадный оркестр Георгия Коморского я узнал из книги С.Беличенко и В.Котельникова «Синкопы на Оби» с подзаголовком «Очерки истрии джаза в Новосибирске», опубликованной Сибирским университетским издательством в серии «Золотая библиотека джаза» в 2005 году.

В СССР Хазанкин приехал в 1931 году из Китая и остановился почему-то, именно в Новосибирске. Здесь музыкант разыскал местных маэстро, пытавшихся играть джаз и познакомил их с чудным инструментом – саксофоном. Прежде, этот диковинный инструмент им довелось видеть лишь раз в оркестре негритянской певицы Арле-Тиц, жившей с 1913 года в России и гастролировавшей по городам Сибири. Кроме того, Хазанкин привез почти раритеты - настоящие ноты джазовых произведений Пола Уайтмена, Джорджа Гершвина и Ирвинга Берлина, которых местные музыканты и в глаза не видели. Несомненно, это сыграло свою позитивную роль - и исполнительское мастерство местных джазовых музыкантов пошло вверх.

Достаточно интересна сама по себе история появления у меня книги «Синкопы на Оби». В начале 2003 года в Интернете совершенно случайно я наткнулся на неполную электронную версию этого издания. Она меня очень заинтересовала, так как там упоминалось имя моего отца и даже мое собственное. Но вот что интересно: в качестве иллюстраций к тексту было приложено несколько старых фотографий, одна из которых имелась и в нашем семейном альбоме. В то время джазовый музыкант С.Беличенко вместе с журналистом В.Котельниковым активно работали над книгой и просили всех, кому что-либо известно о становлении джаза в Новосибирске, помочь любой информацией и иллюстративными материалами.

Я отправил Беличенко электронное письмо, в котором, основываясь на воспоминаниях отца, кое-что рассказал о музыкальной жизни Новосибирска того времени, а также сделал и некоторые дополнения о более позднем периоде, когда я сам играл в студенческом оркестре Новосибирского медицинского института - сначала на скрипке, а потом на саксофоне. Эти сведения были частично использованы С.Беличенко в более развернутом печатном издании этой книги.

Через некоторое время совершенно неожиданно я получил письмо от незнакомого мне Григория Хазанкина, который назвался родственником известного новосибирского джазового музыканта. В письме он попросил меня выслать копию фотографии джаз-оркестра с участием Григория Хазанкина, так как у них в семье, не осталось ни одного его фотопортрета. Я отсканировал несколько снимков того времени, хранящихся в нашем семейном архиве, и отослал Григорию в Новосибирск. В благодарность он подарил мне экземпляр книги «Синкопы на Оби».
Приходится только удивляться, как часто внешне совершенно различные события оказываются спаянными между собою глубинными связями. Они выявляются далеко не сразу и становятся для нас полной неожиданностью.

Комментариев (13)

Yury says: Subscribed

Август 1, 2011 @ 11:37

Спасибо за интересную статью и фотографии.
Но считаю необходимым заметить следующее.
В источниках, которыми Вы пользовались допущена неточность относительно участия Зиновия Хазанкина в джазовых оркестрах Новосибирска. Зиновий родился в 1924 году и играл в различных ансамблях и оркестрах в Шанхае с 1940 года. В 1931 году он был 7-летним ребёнком.
На обратной стороне фото джаз- ансамбля к/т “Пролеткино” в Новосибирске 1936 года перечислены его участники. Среди них - Хазанкин Г.А. Это не Зиновий Хазанкин, а другой человек.
Более подробно могу сообщить в письме.

Борис says: Subscribed

Декабрь 5, 2011 @ 15:16

Спасибо, Эллина, за комментарий. Мне было бы очень интересно узнать что-либо новое о вашем прадедушке. Знаете ли вы, как он попал в Китай? Где там жил и работал? Есть ли у вас фотографии тех времен, а также того периода, когда он только приехал в СССР? Буду вам очень признателен, если вы откликнитесь.
С наилучшими пожеланиями, Борис

Grigoriy Khazankin says: Subscribed

Май 3, 2012 @ 12:55

Здравствуйте, Борис!
Рад, что попал в историю Но хотелось бы разобраться-таки. Я знаю, что мой родственник З. Хазанкин. Когда Вы прислали сканы я тоже обратил внимание на то, что на фотографии подписано Г.А. Хазанкин. Известно ли Вам — Г.А. родственник Зиновию, который играл у Лундстрема? Именно тот мой родственник.

PS похоже Беличенко наврал в своей книге…

Grigoriy Khazankin says: Subscribed

Май 4, 2012 @ 05:41

Yury, здравствуйте!
здорово, благодарен за любую информацию! Мой адрес g.khazankin@gmail.com — буду ждать от Вас письма Мой прадед - Н.А. Хазанкин (видимо где-то близко ответ)

Борис, очень рад снова читать Ваши сообщения! Жаль, что мы с Вами потеряли связь. Я очень ценю ту ситуацию, в которой Вы отозвались на мою просьбу! Я в Новосибирске и могу еще что-нибудь прислать из небезразличных Вам мест

Юлия says: Subscribed

Ноябрь 27, 2012 @ 16:22

Здравствуйте, я тоже правнучка Георгия Коморского и по совместительству двоюродная сестра Эллины )
Про проживание прадеда в Китае у нас информации нет, не известно даже бывал он там или нет. Достоверно могу сказать что родился он в Омске, работал он дерижером в театре (годы и в каком не скажу не знаю попросту), но точно знаю что дедушка мой в юном возрасте (5-6-7-8 лет где-то так), “играл” в том театре Черномора (его в какой-то сцене выносили связаным ) ) и сестра его тоже там кого-то играла, и Папа их был с ними, а это получается начало тридцатых годов, вот.

Борис says: Subscribed

Ноябрь 28, 2012 @ 15:39

Здравствуйте, Юлия!
Большое спасибо вам за информацию о вашем прадеде. Я много хорошего слышал о нем от моего отца, который в свои молодые годы играл в оркестре у вашего прадеда. Не сохранилось ли у вас каких-нибудь его фотографий, особенно снимков его оркестра? В случае положительного ответа я был бы вам чрезвычайно признателен, если бы вы их отсканировали и прислали мне.
С наилучшими пожеланиями, Борис

Юлия says: Subscribed

Ноябрь 28, 2012 @ 16:22

Борис, к сожалению, у нас есть немного фото и те только из семейного архива, если вдруг вас заинтересует портретное фото, то с удовольствием поделюсь. “На работе”, так сказать, нет У меня есть одна маленькая, когда-то скачаная с какого-то ресурса в инете пару лет назад, но думаю вы ее видели.
Буду Вам очень благодарна, если вы сможете поделиться тем что рассказывал Ваш отец о моем прадеде, т.к. я и мой отец знаем не так уж много, а я очень люблю собирать истории в семейный архив

Борис says: Subscribed

Декабрь 2, 2012 @ 22:06

Юлия! Я могу сказать вам только то, что фамилию Коморский я слышал дома много раз, начиная со своего шестилетнего возраста, когда папа вернулся в фронта домой. Он часто его вспоминал, говоря, что он был профессионалом высокого класса и отличным руководителем. Ничего более конкретного я вспомнить не могу.
С наилучшими пожеланиями, Борис

Оставить комментарий

Вышивка чувств

Среда, Август 18, 2010

Стежок к стежку, игла рисует
Сложнейший колорит шитья.
И вышивальщица рискует
Уйти за грани бытия...
Но нити крепко держат сердце,
Гармонии рождая лад,
И как сиреневое скерцо
Те нити радостно звучат.

                                    Р. Наумова

Недавно я прочёл объемистую, хорошо изданную и богато иллюстрированную книгу известного историка моды и телеведущего Александра Васильева «Красота в изгнании». Она вызвала у меня много ностальгических воспоминаний из далекого прошлого. Однако прежде чем говорить о них, я хочу сказать несколько слов о содержании этого более чем семисотстраничного фолианта. Оно оказалось не совсем таким, как я ожидал. Но перед покупкой книгу невозможно было полистать, так как она продавалась запаянной в полиэтиленовую оболочку. Тем не менее разочарования я не испытал. Скорее напротив. В увесистом томе автор повествует о борьбе за выживание людей, сражавшихся на стороне белых и бежавших из России после поражения в Гражданской войне в европейские страны, Китай и Америку, где в некоторых крупных городах они образовали большие русские колонии. В числе первых таких городов были Константинополь, Харбин, Прага, Берлин и Париж.

Среди беженцев было много представителей российских аристократических семейств и просто хорошо образованных людей. Большинству из них врастать в новую жизнь пришлось достаточно тяжело. Я думаю, что нам, современным эмигрантам, не так уж трудно их понять, хотя существенная разница заключается в том, что они оказались на чужбине вынужденно. Одним из способов выживания вне родины для многих женщин, лишившихся средств к существованию, стало открытие домов моды или работа в них манекенщицами.

А.Васильев, который с 1982 года живет в Париже, имеет богатое собрание старых фотографий русских эмигрантов и особенно эмигранток, в том числе достаточно известных тогда, и, естественно, в нарядах того времени. В дополнение к этому, он является обладателем большой коллекции старой одежды, что само по себе тоже очень интересно. Теперь на основе своих коллекций, а также фотографий из частных архивов и музеев, он издал книгу, в которой иллюстрации занимают, пожалуй, столько же места, сколько и текст.

Описывая и показывая моды 20-30-х годов прошлого века, автор заодно повествует о судьбах оказавшихся не по своей воле на чужбине российских художников и дизайнеров, перечисляя множество домов моды, изделия которых оставили свой след в европейской и мировой моде того времени. Не забыл он и о русских манекенщицах, среди которых было немало аристократок и просто красивых женщин.

Сразу должен признаться, что я решил прочесть книгу А.Васильева для того, чтобы как-то пополнить свои знания в весьма неведомой для меня области, так как раньше никогда модой особенно не интересовался. Вероятно это объясняется тем, что моя юность пришлась на послевоенное время, когда о моде никто не думал, а каждый мечтал только о том, чтобы было хоть что-нибудь надеть. Да и позднее советский ширпотреб не очень-то баловал граждан страны модными изысками, а заказывать одежду в пошивочных ателье, было делом долгим и хлопотным, и заказчик очень часто в итоге получал совсем не то, что хотел. Говорю это по опыту своего отца, который работал на эстраде и был вынужден шить себе одежду на заказ.

В главе «Русский Харбин» А.Васильев пишет: «Вошедшая в европейскую моду в бурные 20-е годы вышивка побудила некоторых эмигранток заняться этим ремеслом». Я думаю, что большинство женщин из аристократических фамилий и дворянских семей, получали хорошее гуманитарное образование, но не имели никакой специальности. Однако их наверняка обучали домоводству, а в свободное время они часто занимались рукоделием. Для себя я именно так объясняю тот факт, что многие из них устремились на то поприще, где они имели некоторые навыки и легче всего могли себя реализовать, чтобы найти средства к существованию.

В главе «Возникновение русских домов моды» А.Васильев сообщает: «В это тяжелое для моды время (начало 20-х годов прошлого века) сказывается явный недостаток нарядных тканей. Этим отчасти объясняется популярность вышивки, которой часто украшали и вечерние, и повседневные туалеты сезонов 1920-1923 годов».

Однако вышивки оставались популярными гораздо дольше указанных временных рамок. В конце уже упоминавшейся мною главы «Русский Харбин» автор приводит выдержку из раздела «Почтовый ящик», издававшегося в 1937 году в Шанхаае журнала «Современная женщина» с вопросом: «Модны ли русские вышивки?» и ответ: «Русские вышивки сейчас очень в моде» и далее «Вышивки делают на холсте или на полотне для летних и домашних платьев».

В главе «Дом вышивки «Китмир», создательницей и владелицей которого была великая княгиня Мария Павловна Романова, Васильев пишет: «Стараясь скрыть свое слишком громкое имя, Мария Павловна поступила под вымышленной фамилией на курсы вышивальщиц-мотористок при машинном заводе, где ее первые неловкие попытки вызывали лишь насмешку и презрение заводских работниц. Наконец работа стала удаваться, и тогда великую княгиню осенил план создания дома вышивок».

Я потому так подробно цитирую эти места из книги, что они напомнили мне о том, как моя, имевшая высшее образование и работавшая жена, пошла на вечерние 3-х годичные курсы кройки и шитья в ташкентский Окружной Дом Офицеров, а затем еще год обучалась там машинной вышивке. Туда, кстати, очень нелегко было попасть, так как курсы были очень популярными в городе.

Объяснялось это просто – молодые женщины хотели красиво одеваться, но купить подходящую вещь в магазине было практически невозможно. Советский ширпотреб гнал такую серость, в прямом и переносном сысле, что в одежде, купленной в отделе готового платья какого-нибудь универмага, просто неудобно было появляться даже на работе, до такой степени она обезличивала человека, лишала его какой-либо индивидуальности. Проще было что-то сшить себе самой, хотя многие, конечно, хотели приобрести новую специальность.

Моя жена не ставила себе задачу научиться шить на кого-то, ей просто хотелось обшивать саму себя, носить красивые, нестандартные вещи, созданные самостоятельно по своему выбору и вкусу.
Что же касается упомянутого Васильевым недостатка красивых, яркой расцветки тканей в разных странах в 20-х годах прошлого столетия, то в Советском Союзе он существовал всегда, и это способствовало сохранению популярности вышивок, украшающих, облагораживающих и придающих неповторимую индивидуальность любому женскому наряду.

Закончив те и другие курсы с отличием, моя жена овладела различными видами машинной вышивки - строчкой (род ажурной вышивки), ришелье (ажурная вышивка, в которой края рисунка обмётаны петельным швом, а просветы заполнены решётчатыми соединениями), филе (вышивка на сетке из ниток) и гладью (вышивка сплошными, плотно прилегающими друг к другу стежками). Курсантки научились также вышивать бисером и стеклярусом, и изучили методы аппликации, для которой использовались бережно собранные и сохраненные тряпицы и обрезки, оставшиеся после раскроя случайных тканей ярких расцветок.

Не могу здесь не вспомнить о том, что занятия по кройке и шитью, а также по машинной вышивке на курсах в ОДО вела замечательная мастерица Лидия Ивановна Денисенко, которая обладала не только прекрасным вкусом, но и богатой художественной фантазией. Умея прекрасно вышивать, она еще хорошо, с выдумкой, шила, делала очень красивые, штучные вещи. Я уверен, что она могла бы стать дизайнером одежды, как какая-нибудь Дана Каран. Просто никаких возможностей тогда для этого не было.

Ежегодно к 8-му марта в окружном Доме офицеров Советской Армии организовывались, привлекавшие большое внимание ташкентских женщин, выставки изделий курсанток.

Лидия Ивановна жила на ташкентском массиве Юнус-Абад, мы с женой неоднократно бывали у нее дома. Помимо прочего она была еще и хорошей хозяйкой, очень вкусно готовила. Я запомнил ее курицу (тоже дефицит того времени) с рисом. В личной жизни, она, к сожалению, была не очень-то счастливой, жила одна, хотя была довольно миловидной женщиной.

У нас в семье сохранились образцы разных типов вышивок, сделанных женой в процессе обучения, а также несколько блузок, летних платьев и сарафанов того времени, собственноручно раскроенных, пошитых и украшенных аппликациями и вышивкой, что было тогда очень модно и просто красиво.
Все образцы выполнены с большим тщанием и выглядят очень привлекательно. В этом отношении моя жена была настоящей перфекционисткой – каждый стежок в ее вышивках выверен и положен на нужное место. Да и подбор цветов ниток очень хорош. В этом есть и некоторая моя заслуга. Во время своих довольно частых командировок по Узбекистану я выискивал для нее во всех сельских магазинах цветные шелковые нитки и мулинэ.

Стоит обратить внимание на тот факт, что все вещи того времени сшиты из белого или черного искусственного, ацетатного шелка. Других тканей и расцветок просто не было. Только пара летних сарафанов сшита из вискозы невнятного голубого цвета. Дело доходило до того, что однажды жена реквизировала у меня подаренную мне новую импортную рубашку цвета яичного желтка, которую она использовала для своего нового летнего платья, скроенного из клиньев ярких разноцветных тканей. Я не был в обиде, но сам этот факт живо свидетельствует о существовавшем тогда тяжелом дефиците тканей чистых, ярких тонов и расцветок.

Возвращаясь к книге «Красота в изгнании», хочу отметить, что заведения, открываемые эмигрантками из России, были не простыми пошивочными ателье, а настоящими домами моды, где придумывали новые модели верхней и нижней одежды и шили «кустарные», как выражается иногда автор, очень дорогие наряды. Клиентками этих русских домов моды были известные актрисы, американские миллионерши и некоторые представительницы французского высшего света.

В текст книги обильно вкраплены краткие биографические сведения о создательницах домов моды и работавших у них манекенщиц, в основном представительниц аристократических родов, к которым Васильев относится с большим сочувствием и пиететом. Недаром по политическим убеждениям он является монархистом.

В заключение хочу вырзить свою личную уверенность в том, что хорошая вышивка никогда не выйдет из моды. Сделанная с любовью, старанием и фантазией она может украсить собою любой наряд и превратиться в настоящую вышивку чувств.

Комментариев (0)

Пиала и Розовые пальчики

Оставить комментарий

Венецианское дежавю

Оставить комментарий

Размышления у арки Тита в Риме

Оставить комментарий

Путешествие в прошлое

Оставить комментарий

Кто-кто в теремочке живет?

Оставить комментарий

Водная Трилогия

Оставить комментарий

Солонка дьявола

Оставить комментарий

Старожилы Викторианского Флатбуша

Оставить комментарий

Юкковые пальмы и колючие медвежата

Оставить комментарий

Мы из Джаза

Оставить комментарий

Вышивка чувств

Оставить комментарий

Найти

Автор

Последние комментарии

Последние записи

Архивы

Syndication