Кино для индейцев

И не надейтесь, «кина» не будет. Однако, о Кино я все же кое-что расскажу, но чуть позже. А теперь по порядку.

Столица Аризоны город Феникс встретил нас легким дождичком. Однако, небо недолго хмурилось, вскоре выглянуло солнце. Знакомство с городом мы решили начать с его центра и, конечно, с Капитолия. По пути туда мы побродили по улицам столицы. Феникс – большой город, полуторамиллионник, но он уютен, зелен, опрятен и чист. Ранним утром на улицах почти не было людей, впрочем и машины тоже не сновали туда-сюда. Как ни странно, стояла провинциальная тишина, в воздухе были разлиты благостность и умиротворение.

Неспеша гуляя по умытым дождичком городским бульварам, мы набрели на великолепное современное здание нового Сити Холла, около которого на невысокой каменной пирмидальной тумбе была изображена птица Феникс – символ города.

На улицах попадались высокие бутылочные деревья, усыпанные крупными лиловыми цветами, но особенно много было апельсиновых деревьев, ветви которых буквально гнулись под тяжестью созревших плодов. Апельсины-паданцы во множестве валялись на траве газонов. На них мы не позарились, но, сознаюсь во грехе, сорвали парочку этих южных неженок. К сожалению, внешне очень аппетитные золотистые плоды оказались совершенно несъедобными. За проступок мы были наказаны довольно стойким горьким вкусом во рту.

Отплевываясь после отведанных апельсинов, мы вышли на обширную площадь перед Капитолием, которая называется Wesley Bolin Memorial Plaza. По сути она представляет собой городской парк и является местом общественных митингов и встреч. Эта площадь, названная в честь губернатора Аризоны Уэсли Болина, входит в состав большого правительственного молла, на котором размещено около тридцати различных памятников, монументов и мемориалов.

И первое, на что мы обратили внимание, была великолепная бронзовая конная статуя Эусебио Франсиско Кино. Он родился в 1645 году в небольшом итальянском городке, который тогда входил в состав Австрийской империи. Кино получил религиозное образование в Баварии и после возведения в сан католического священника был отправлен в качестве миссионера в Новую Испанию, в те места, где сейчас находится северный мексиканский штат Сонора и южная часть американской Аризоны. Там-то отец Кино и прославился своей миссионерской деятельностью, обратив многие местные племена в христианство.

Однако, он занимался не только распространением христианской религии. Кино был также астрономом, математиком, высококвалифицированным картографом и неутомимым путешественником. Верхом на лошади он объездил территорию в 130 тысяч квадратных километров, постоянно проводя картографические съемки. Этот священник, а по совместительству ученый, первым создал достоверную карту Калифорнийского залива и доказал, что Нижняя Калифорния является не островом, как полагали ранее, а участком суши, соединенным с северо-американским материком. Во время многочисленных экспедиций, пользуясь талантом ладить с местными племенами, он обучил индейцев приемам земледелия, одновременно раздавая им семена и скот. В итоге из 20 голов крупного рогатого скота, привезенного из Европы, за годы его жизни общая численность поговловья достигла семидесяти тысяч. Недаром его называли первым ковбоем. В этом смысле Эусебио Кино сделал очень много для местных индейских племен. Он выступал также против принудительного труда коренных жителей на испанских серебряных рудниках, из-за чего у него возникали конфликты с колониальными властями.

В августе 1967 года мекскиканским штатом Сонора соседнему американскому штату Аризона была подарена, изваянная мексиканским скульптором Хулианом Мартинецом, конная статуя Эусебио Франсиско Кино в память о его цивилизаторской деятельности в этих местах. С тех пор она и стоит на главной площади Феникса.

Написать обо всех памятниках и монументах, расположенных на площади, в короткой статье нет никакой возможности. Но еще о двух скульптурных композициях я не могу не упомянуть.

Сначала о Мемориале в честь индейцев из племени навахо, участвовавших во Второй мировой войне в составе американской армии на основе программы «The Navajo Code Talkers». На постаменте из черного гранита в бронзе запечатлен индеец в полной боевой выкладке военнослужащего американской армии, передающий в момент сражения оперативную информацию с поля боя.
Программа, название которой можно перевести, как «Секретные переговорщики навахо», была принята к реализации в сентябре 1942 года по предложению Филипа Джонсона. Он был сыном миссионера, жившего среди индейцев племени навахо. Филип, проведший детство и юность в резервации, бегло говорил на языке навахо. Он считал, что использование этого языка для переговоров по радио или телеграфу может гарантировать их секретность. Дело в том, что язык индейцев навахо был в то время бесписьменным, на нем не существовало ни одного документа, и для постороннего уха он был совершенно неразборчив и непонятен. В то же время он был достаточно богат, хотя и требовал изобретения новых слов или использования старых для обозначения военных терминов. Например, при упоминании о танках использовалось навахское слово «черепаха».
Идея была опробована в военно-морских силах США, когда на одном конце провода индеец передавал сведения о боевых действиях, переведенные им с английского на язык навахо, а его соплеменник, находящийся на другом конце линии, тут же переводил информацию обратно на английский язык. При этом было доказано, что получение информации таким способом занимает значительно меньше времени, чем ее кодирование, а затем раскодирование с помощью общепринятых криптографических средств.

После успешных испытаний решено было призвать в американскую армию до двух сотен носителей языка навахо для участия в секретной программе.
Индейцы были посланы на тихоокеанский театр военных действий, где блестяще справились со своей задачей. Не было установлено ни одного случая, когда переданная ими информация была бы расшифрована. Достижения индейцев навахо были отмечены специальным Сертификатом Президента Соединенных Штатов, а сами они, благодря своему партиотизму и мужеству, завоевали признание и уважение всего американского народа.

И, наконец, коротко о Мемориале, посвященном линкору «Аризона» военно-морского флота США, затонувшему 7 декабря 1941 года в Пёрл-Харбор на Гавайях после японской атаки.
Мемориал представляет собой композицию из мачты военного корабля с американским флагом наверху и одного из его громадных якорей, установленных на высоком круглом основании. По обе стороны от мачты на флагштоках развевеются флаги штата Аризона и города Феникса.
Во время нападения японцев на Пёрл-Харбор, в «Аризону» попали четыре мощные авиабомбы, которые пробили несколько палуб и носовые отсеки, где хранились запасы снарядов и горючего. Из-за этого произошел страшный взрыв, расколовший корабль на две части. Линкор затонул в считаные минуты. Погибли более тысячи ста моряков, находившихся на его борту.

В 60-х годах прошлого века на Гавайях в память о трагических событиях декабря 1941 года был сооружен большой мемориальный комплекс, центральное место в котором занимает линкор «Аризона». По установившейся традиции туда приезжает каждый вновь избранный призидент США, чтобы почтить память погибших американских моряков, летчиков и гражданских лиц.

Всем посетителям Мемориала рассказывают легенду, которую называют «Слёзы линкора „Аризона“». По странному стечению обстоятельств из машинного отделения затонувшего корабля на протяжении многих лет по капле просачивается масло, расплываясь по воде радужным пятном. Считается, что так линкор плачет по своему экипажу.

В Фениксе памятник погибшему боевому кораблю, носившему имя штата Аризона, достаточно скромен, но его нахождение здесь мне представляется вполне естественным и оправданным.

Ну, а теперь можно сказать несколько слов и о Капитолии штата Аризона. Я недаром оставил это на самый конец своего повествования, потому что и сказать-то особенно нечего. Я бывал во многих столицах американских штатов, в том числе, например, в городе Манпильер – столице Вермонта, где проживает чуть более восьми тысяч человек, но даже там Капитолий произвел на меня большее впечатление.

Аризонский Капитолий представляет собой скромное трехэтажное, не очень большое здание, украшенное покрытым медными листами ребристым куполом, на самом верху которого установлена женская фигура, образцом для которой послужила знаменитая древнегреческая скульптура крылатой богини Победы – Ники Самофракийской.

Само здание было построено, в основном из местных материалов – песчаника и гранита, в 1901 году про проекту архитектора Джеймса Гордона для территориальной легислатуры. Когда в 1912 году Аризона получила статус штата, это здание стало Капитолием. По первоначальному проекту оно дожно было выглядеть значительно более массивным и внушительным, однако из-за нехватки денежных средств проект пришлось сильно урезать.

Справедливости ради надо отметить, что еще в 1960 году и Сенат, и Палата Представителей штата переехали во вновь построенные по соседству здания, а освободившиеся помещения в собственно Капитолии были отданы музею истории Аризоны.
Вобщем получается, что Капитолия, как такового, в Аризоне нет. Имеется лишь зарегистрированное, как Национальный памятник, здание, которое в течение почти полувека служило аризонским Капитолием. Вопрос о возведении нового здания до сих пор не решен.

Несмотря на такое несколько разочаровывающее открытие, с чистой совестью могу сказать, что зеленый город Феникс, возникший среди песков одной из самых крупных и жарких пустынь Северной Америки - Соноры, оставил в моей душе самые приятные и теплые во всех отношениях воспоминания.

Канкун - Канкан - Капкан

Всемирно известный, расположенный на северо-восточной оконечности полуострова Юкатан, мексиканский город-курорт Канкун относительно молод – ему лишь чуть-чуть перевалило за сорок лет. До завоевания испанцами этих земель полуостров был густо заселен индейцами-майя. С приходом европейцев большинство коренных жителей вымерло из-за болезней, голода и притеснений. Остались лишь редкие маленькие рыбацкие поселки. Только в 1967 году правительство Мексики обратило внимание на туристические и рекреационные возможности морского побережья в северной части Юкатана, способные стать надежным источником финасовой прибыли. С тех пор вложенные в развитие курортной инфраструктуры деньги многократно окупились, а на месте бывшей жалкой деревушки возник крупный город с шестисоттысячным населением.

Вообще-то Канкунов по моему личному опыту существует два: один парадный, яркий, нарядный, ухоженный - для гостей, а другой серый, небогатый, даже затрапезный - для местных жителей. Первый – это так называемая Зона отелей (Zona Hotelera), расположенная, на соединенном с сушей мостом, узком и длинном острове, по обе стороны от которого раскинулось приветливое море с водой, переливающейся на солнце всеми оттенками от небесно-голубого до синего цвета. Вдоль морского побережья, отделенные друг от друга центральной транспортной артерией, выстроились оригинальные по архитектуре, модерновые, высокие здания резортов и отелей, окруженные пальмами, цветущими тропическими деревьями, кустарниками и яркими клумбами.

Между отелями густо вкраплены торговые центры, клубы, бары, рестораны и кафе. Все это сооружено и предназначено для туристов, и это далеко не весь Канкун.

Описывать Zona Hotelera я не стану, так как уверен, что очень многие из наших читателей видели все это своими глазами. Но вот непарадную часть города, те улицы и кварталы, где живут мексиканцы, занятые в туристическом бизнесе, (а другого в Канкуне практически нет), я думаю, посетили немногие. Сужу об этом по реакции ресепшенистов, когда спросил у них на front-desk нашего отеля, как можно попасть в административный центр Канкуна, чтобы заглянуть в какой-нибудь городской музей. Ресепшенисты к такому простому вопросу оказались совершенно неготовыми. Все они были прекрасно осведомлены о том, как проехать на автобусе к shopping malls, но где расположен офис мэра, а тем более музеи, они не знали. Стали озадаченно переспрашивать друг у друга, где у нас музей и есть ли он, но никто ничего припомнить не смог.

В конце концов мне с женой и детьми посоветовали отправиться на автобусе до парка Palapas, дескать, где-то там и должен быть административный центр города. Выбора у нас не было, и мы поехали в указанном направлении.

Проезд в городском автобусе стоил 6,5 песо с человека, что в пересчете на курс доллара (середина марта 2009 года) равнялось примерно 45-ти центам. Ехали мы минут двадцать, потом вышли и разыскали парк, где над растительностью преобладали торговые палатки, между которыми шныряли, играли и катались на велосипедах разновозрастные дети под надзором сидящих на лавочках родителей. Один из них, немного говоривший по-английски, и подсказал нам, где находится городской муниципалитет.

Городская управа оказалась расположенной на довольно шумной и безликой, застроенной 1-2-3-х этажными домами, транспортной магистрали, идущей параллельно одной из сторон парка. Очень скромное двухэтажное здание муниципалитета с арочной галереей вдоль фасада было отодвинуто немного вглубь улицы, так что перед ним образовалась небольшая пустынная площадь. У ее края, примыкающего к правому крылу здания, стоял монументальный, высотою приблизительно метра в три с половиной, памятник национальному герою Мексики Бенито Хуаресу, глядя на который ни за что нельзя было предположить, что этот мужчина в реальной жизни имел рост всего 135 сантиметров. Выходец из бедной индейской семьи, принадлежавшей к племени сапотеков, он сумел получить юридическое образование. С молодых лет Бенито принимал самое активное участие в политической жизни своей страны, отстаивал ее независмость, бывал во власти, занимая высокие посты в правительстве, спасался за границей от преследований своих противников. В 1868 – 1872 годах Хуарес был президентом Мексики. Очень маленький рост не помешал ему войти в число известных мировых лидеров. Более того, в честь мексиканского героя Бенито Хуареса получил свое имя будущий итальянский дуче Муссолини.

Недалеко от здания муниципалитета Канкуна в центре круговой дорожной развязки стоит Монумент истории Мексики. Он представляет собой три больших белых бетонных блока, по форме похожих на мачете, укрепленных стоймя в виде пирамиды, которая окружена такими же, но более низкими треугольными и трапециевидными блоками. Все их наружные поверхности украшены барельефами выдающихся мексиканцев и цитатами из их высказываний.

Больше ничего интересного или запоминающегося ни в центре города, ни на прилегающих улицах мы не увидели. Никакого музея мы не нашли.

На следующий день у нас была запланирована поездка в Чичен-Ицу. Рано утром мы погрузились в ВЭН и под руководством нашего гида Луиса Ортица - пожилого мужчины с чисто европейской внешностью отправились в путь. За рулем сидел индеец-майя Педро. Оказалось, что майя – это не самоназвание народа. Сами себя они называют словом, напоминающим по звучанию что-то вроде «итца». Точно я, к сожалению разобрать не смог.

Ехали мы примерно два часа по новой дороге, которая минует все индейские поселки. Только в городишке Piste она идет по старому «руслу». Это уже совсем рядом с Чичен-Ицей. День выдался жарким, гид был очень скучным и занудливым, полдороги спал, заслоняя мне поникшей набок головой вид из переднего окна.

Пару раз, когда мы ехали через джунгли, он просыпался, чтобы обратить наше внимание на одиночные, совершенно лишенные листьев, деревья, заметно возвышавшиеся над относительно низкорослым лесом. Голые деревья казались иссохшими скелетами на фоне густой зеленой массы молодого подроста, кустов и лиан. По словам мистера Ортица над здешними джунглями несколько лет назад пронесся сильный ураган, и хотя многие высокие деревья устояли, с них была полностью сорвана листва, и они засохли.

В Чичен-Ице я уже бывал раньше. Но по-прежнему сооружения этого одного из главных церемониальных, культовых, религиозных и коммерческих центров государства майя впечатляют – и высоченная ступенчатая, посвященная верховному божеству майя пернатому змею Кукулькану, пирамида, на которую теперь запретили туристам взбираться, так как 3 года назад с нее сорвалась и разбилась какая-то женщина, развалины храмов, дворцов и стадион для ритуальной игры в мяч. Обо все этом я уже писал раньше и не хочу повторяться.

Сейчас же мне хочется рассказать об особых колодцах, называемых здесь словом cenote, происходящим от майянского понятия, означающего «дыра в земле». Известковые породы, их которых сложен Юкатан, легко поддаются эрозионному воздействию воды, в результате чего такие «дыры», заполненные пресной водой, тысячами встречаются на территории полуострова. Многие из них соединены между собой системой подземных рек. Культура майя накрепко связана с сенотэ. Коренные жители использовали их в качестве источников пресной воды, так как обычных рек на полуострове практически нет. Естественные колодцы были также местами религиозных церемоний. Многие из них считались священными, как, например, сенотэ около Чичен-Ицы. На дне этого естественного колодца диаметром в 65 метров находили ювелирные изделия и человеческие кости.

Некоторые колодцы, как, например, находящийся на дороге между Чичен-Ицей и городком Вальядолид, Ик Кил, используются в качестве прекрасных мест для купания, другие хороши для ныряния и плавания с трубкой и маской, а третьи доступны только для спелеологов.
Сенотэ Ик Кил, куда мы заехали на обратном пути, оказался очень глубоким круглым провалом в земле, на дне которого плескалась бутылочного цвета, местами заросшая пленкой водорослей, вода. Сверху в колодец свешивались длиннющие, похожие на толстые канаты, воздушные корни деревьев, плотной зеленой стеной окружившие гулкую земную впадину. Когда я, стоя у загородки, заглядывал в ее полумрак, разрезаемый редкими вспышками отраженных от воды солнечных бликов, у меня возникло впечатление, что я вижу перед собой след деятельности доисторических космических пришельцев, которые просверлили огромным буром дырку в земле, забрали керн с собой, а оставшаяся очень глубокая, идеально круглая, вертикальная скважина с течением времени наполовину заполнилась водой.
Из всей нашей компании только я решился искупаться в этом колодце, где расстояние до воды было меньшим, чем от ее поверхности до дна. Мне пришлось довольно долго спускаться по вырубленным в известковой скале каменным ступенькам, и по дороге я внутренне поёживался от предстоящей необходимости окунуться в ледяную воду. Однако отступать было поздно, и я решительно вцепился в перекладины короткого трапа, грубо сколоченного из толстых, скользких от воды и времени, жердей.
В воде была лишь одна ступенька, так что на раздумывание времени не было: или прыгай, или вылезай, так как трап все время был занят спускающимися и поднимающимися из воды людьми.
Вода оказалась на удивление приятной, не ледяной, как я ожидал, очень чистой, прозрачной и пресной. Вокруг, не обращая внимания на людей, сновали довольно крупные пестрые рыбины, в том числе ярко-красного цвета. Экзотики добавляли серо-коричневые, веревкоподобные воздушные корни деревьев, концы которых уходили в воду. Было шумно и гулко, как в пустой бочке. Для меня купание в сенотэ стало запоминающимся приключением.
На обратном пути наш гид Ортиц пожаловался, что весь остров около Канкуна, превращенный в Zona Hotelera, сплошь застроен, и теперь простым мексиканцам нет возможности попасть на пляж, так как им запрещен проход через отели. В ответ я поинтересовался у него, сколько местных жителей занято на работе в туристическом бизнесе. Луис ответил, что, например, практически все население города Piste занято именно этим. Я хотел было напомнить старому брюзге, что и он, благодаря туристам имеет работу, но не стал этого делать. Около Канкуна еще много свободных пляжей, но Луису хочется поплавать именно там, где построены резорты. Всегда находятся люди, видяшие во всем только минусы и готовые забыть о том, что десятки, а то и сотни тысяч сограждан нашли работу и возможность нормального существования, отдав частичку пустовавших до этого земель во временное пользование туристам.
А пляжи вокруг отелей, как и все другие в этих местах, действительно хороши. На следующее утро после поездки в Чичен-Ицу я пришел на песчаный берег, выбрал лежак и улегся на спину. По голубому небу плыли белые облачка, постоянно меняя свою форму. Получилось так, что сбоку в поле моего зрения оказался угол нашего девятиэтижного отеля, завершающийся закругленными балконами. И мне казалось, что я лежу на острове, и слева от меня раскинулся песчаный пляж, а справа в небесную даль среди белых бурунов медленно плывет белоснежный лайнер. Странное чувство.
Ах, праздничный, парадный, распрекрасный, развеселый Канкун-канкан! В резорте, где мы жили, каждый вечер выступали с концертами разные артистические группы: инструментальные ансамбли, исполнявшие мексиканские песни, и танцевальные коллективы. Два представления мне понравились больше всего. Первой была группа, показавшая танцы индейцев майя. У танцоров обоего пола были красивые фигуры и очень привлекательные наряды, особенно головные уборы. Танцы были своеобразны, вроде миниспектакля «Охота на оленя», в конце которого я испытал чувство жалости к несчастному животному, а не порадовался за успех охотников. Потом была показана сцена человеческого жертвоприношения, когда ударом каменного ножа в сердце была убита девушка. На меня это эмоционально сильно подействовало. Необычна была и музыка - флейты и ударные с трещотками. Вообще все представление было немного потусторонним и мистическим.
Вторым был концерт группы артистов, исполнявших танцы разных народов и эпох. Начали они свое выступление с рок-н-ролла, а закончили разудалым канканом. Канкун- канкан- капкан. Капкан потому, что хотя бы единожды побывав в этом городе, попадаешь в капкан его обаяния, и в этот курортный рай хочется возвращаться снова и снова.

Царство яйцеголовых

В этот день целью нашего путешествия был Saguaro National Park, который в виде двух отдельных частей – восточной и западной - расположен вокруг второго по величине города Аризоны Тусона. Но до него надо было еще доехать из Лас-Крусеса, а это почти триста миль практически по пустыне.
Путь наш пролегал по желтоватой равнине с редкими зелеными кустами и кочками травы. Вокруг ничего не было, ни поселка, ни домика, только вдали виднелись фиолетовые горы с зубчатыми вершинами. И вдоль этой дороги, фактически in the middle of nowhere, как здесь говорят, длинными рядами стояли большие рекламные щиты, расхваливающие какие-то магазинчики, гостиницы, рестораны, плантации и тому подобное. Эти многоцветные плакаты казались нелепыми миражами, фантомами пустыни, способными увлечь поддавшихся на их призывы путников в Царство Кривых Зеркал, откуда нет возврата.

По пути попадались и другие удивительные информационные транспаранты, которых я раньше нигде не встречал. Например, большие прямоугольники с надписью «Zero visibility possible», несколько раз предупредили нас о том, что в этих местах можно попасть в такую песчаную бурю, при которой видимость будет равна нулю. Но на наше счастье погода стояла хорошая, ветра почти не было, по голубому небу плыли легкие облачка, воздух был прозрачен и чист, и вокруг до самого горизонта расстилалась необъятная ширь.

Через час езды по безлюдной пустыне, мы добрались до городка Деминг, в котором, к нашему удивлению, обнаружился маленький музейчик. Он примостился у самой дороги, где за сетчатой металлической загородкой стояли паровоз и два вагона, с выведенной на них белой краской названием железной дороги, по которой они курсировали в тридцатых годах прошлого столетия: «Southern Pacific». Музейный экспонат своими формами и размерами напомнил мне советский пассажирский паровоз «Иосиф Сталин», который я много раз видел в юности, так как жил близко от железной дороги. На меня нахлынули ностальгические воспоминания, и мы остановились.

В музее скучали три женщины. Одна из них вручила нам брошюрку о своем городе и стала рассказывать про главные экспонаты, особо подчеркнув легким выпучиванием глаз то невероятное обстоятельство, что в пассажирских вагонах того времени в туалете была простая дырка в полу, прикрытая крышкой. Когда нужно было воспользоваться этим туалетом, крышку просто сдвигали в сторону, и люди справляли малую и большую нужду прямо на железнодорожные пути. – Вы можете в это поверить!? - патетически воскликнула она. Я сделал понимающее лицо, но подумал, что легко могу в это поверить, так как сам уже будучи достаточно взрослым человеком пользовался таким туалетом в советских поездах. Но говорить об этом я ей не стал.

Еще примерно через три часа езды по пустыне Сонора мы достигли восточной части Saguaro National Park.

Сначала несколько слов о том, что такое сагуаро. Так называют древовидные кактусы, которые способны вырастать до восемнадцати-двадцати метров в высоту, что при отсутствии боковых выростов у экземпляров моложе 65-75 лет делает их похожими при рассматривании издали на телеграфные столбы. После этого возраста на сагуаро появляются боковые выросты, превращающие их в громадные живые канделябры. Крупные белые цветы, распускающиеся ночью на этих «канделябрах», опыляются в основном летучими мышами, которые питаются их нектаром. Живут сагуаро в среднем 150-175 лет, а иногда и дольше. Плоды их съедобны. Эти уникальные растения встречаются в достаточно ограниченной зоне, являясь эндемиками пустыни Сонора. Кактусы строго запрещено вырубать и даже строительные работы и прокладка дорог проводятся с таким расчетом, чтобы не повредить эти зеленые столбы.

До посещения парка я думал, что эти столбо-деревья, как я бы их назвал, растут далеко одно от другого, являясь некими одиночками среди окружающих их зеленых собратьев. На самом же деле это оказалось совсем не так. Древовидные кактусы сагуаро могут расти очень густо, образуя своеобразный, ни на что другое непохожий лес, в котором нет тени. У меня даже мелькнула мысль, что если вместо сагуаровых столбов поставить по сосне, получился бы хороший сосновый бор.
Однако, между сагуаро и соснами есть только то общее, что и те и другие обладают иголками, имеющими листовое происхождение, но выполняющими разные функции. Стволы и все ветви древовидных кактусов продольно гофрированы. Своей правильной ребристостью они похожи на слегка расправленные меха аккордеона. В сухое время года усаженные ровными рядами колючек ребра на кактусах особенно хорошо выражены – «меха» почти сжаты, хоть и не до конца. В сезон дождей сагуаро усиленно впитывают воду, их «меха» раздвигаются, и ребра сглаживаются. Такие «разжиревшие» на воде кактусы легко переносят долгое отсутствие дождей в засушливом климате пустыни Сонора, где они прекрасно себя чувствуют. На многих кактусах были видны дупла в виде небольших округлых черных отверстий, иногда по нескольку штук на одном растении.

В любом случае кактусовый лес выглядит, по моему мнению, фантастически. Временами мне казалось, что я брожу не среди кактусов, а меж яйцеголовых космических пришельцев из одноименной американской кинокомедии. Их огромный десант по ошибке или недоразумению случайно высадился когда-то в пустыне на юге Аризоны. Новоприбывшие разбрелись в разные стороны и осознав, наконец, случившееся, застыли на какое-то время на месте. Упираясь своими длинными нелепыми головами в небо и глядя вокруг черными дырочками глаз, они сосредоточенно раздумывали над тем, как им выбраться отсюда и вернуться на родную планету. Их короткие боковые отпочкования были воздеты к небу, словно руки в молчаливой мольбе. А один «яйцеголовый» был особенно выразителен: у него два отростка были, как обычно, направлены вверх, а третий, похожий на загнутый крючком нос, уныло свешивался вниз. Вообще же этот народец отличается той особенностью, что у наждого из его представителей может вырасти разное количество «рук», кому как повезет. Кто дольше проживет, у того и «рук» будет больше.

В кактусовом лесу, как и в любом другом, существует подлесок. Здесь он состоит из невысоких деревьев, разнообразных кустарников, трав и, конечно же, многочисленных, непохожих друг на друга по размерам и форме кактусов и кактусят.

Об одном из здешних деревьев надо сказать особо. По-испански его называют Palo verde, а по-английски Green Stick, то есть зеленая палка. И недаром. Гладкая кора на стволе и всех ветках этого дерева из семейства бобовых имеет насыщенный зеленый цвет. Palo verde является деревом штата Аризона. Так вот гигантский кактус сэгуаро в детском и юношеском возрасте очень нуждается в защите этого своего земляка. В его тени молодые проростки кактуса находят защиту от палящих лучей солнца и любителей полакомиться его мякотью, вроде обитателя аризонских пустынь чернохвостого зайца. Недаром Palo verde называют «деревом-няней». Под присмотром этой «няни» растут и некоторые другие кактусы. Коренные жители этих мест - индейцы, издревле перемалывали сушеные семена зеленого дерева в муку и готовили из нее каши и лепешки.

Гуляя меж живых причудливых канделябров и зеленых деревьев, мы остановились в одном особенно привлекательном месте, где росло множество мелких кактусов, похожих на колючие выводки ежей. Но именно там мы наткнулись на табличку с предупреждающей надписью о том, что здесь во множестве летают очень агрессивные африканизированные пчелы. Сообщалось, что у ужаленного человека могут возникать тяжелые аллергические реакции и категорически не рекомендовалось прихлопывать этих насекомых, так как запах раздавленной пчелы привлекает ее соплеменниц, что может только усугубить ситуацию. В случае пчелиной атаки необходимо спрятаться в машине, закрыв все окна и вентиляционные отверстия. К счастью для нас мы оказались в этом месте поздней осенью, когда пчелы попрятались до наступления весны. Ни их, да и других насекомых видно не было, хотя стояла теплая солнечная погода.

«Ежиные выводки» уютно устроились среди зарослей кактуса, называемого чойя. Существует множество видов этого кактуса, но обычно кустики чойи достают по грудь человеку среднего роста, хотя бывают и выше, и похожи на скрепленные концами бугристые, длиною в палец-полтора, густо усаженные тонкими длинными иглами, палочки. Этакие связки колючих сосисок, торчащих в разные стороны. На свободных концах этих «сосисок» вырастают желтые плодики. Зная, что в Мексике местное население использует их в пищу, я захотел сорвать один. Сын взялся мне помогать. Я, из-за невероятной колючести кактуса, бросил это занятие на полпути, а он все-таки открутил. Но оказывается на этой чойе помимо больших колючек есть еще микроколючки, которые впились сыну в пальцы, причиняя саднящую боль. Потом он очень долго их выколупывал, но все так и не извлек. После этого случая мы дали чойе свое собственное название – кактус зловредный.

Но не для всех он таков. На одном из его кустов мы нашли гнездо кактусового крапивника. Эта относительно небольшая птичка с пестрым черно-белым опрением, украшенным ржаво-коричневыми пятнами, является наряду в цветком гигантского кактуса сагуаро одним из символов штата Аризона. Крапивники вьют гнезда между веточек чойи, умело используя невероятную колючесть этого растения себе на пользу. Под защитой его иголок они выводят птенцов, а сами при этом остаются невредимыми.
В Saguaro National Park мы пробыли до наступления сумерек. Зачарованное царство яйцеголовых провожало нас багровым закатом.